Шарль Перро

Шаплен говорил медленно, с расстановкой. Шарль слушал его внимательно, не пропуская ни одного слова.

— …Увы, монархи привыкли к постоянным изъявлениям напускного восторга перед их особами. Считайте же лесть новым для вас языком, который необходимо освоить. Пусть язык этот доселе был вам чужд, но, поверьте, и на этом языке можно говорить благородно, ему тоже дано выражать возвышенные, безупречные мысли.

Знаете ли вы, чем вы особенно понравились Кольберу? Ему кажется, что ваши взгляды на политику, экономику и культуру совпадают с его взглядами. Так не разочаруйте его! А с творчеством, боюсь, придется повременить… Нам предстоит столько работы, что личное отходит на второй план…

Шарль, полный воодушевления и надежд, кивнул своему наставнику. Увы, никто не может предугадать свое будущее полностью! Шарль не знал, что за те 20 лет, что он проработает при дворе, он почти ничего не напишет.

Через несколько дней состоялось первое заседание Комитета литераторов. Жан Шаплен должен был сидеть во главе стола, но он выбрал место у камина и подремывал, предоставив аббатам Бурсе и Кассаню вволю говорить на любые темы. И они вскоре углубились в такие дебри истории французской литературы, что сами, без Жана Шаплена, не скоро бы нашли выход.

Шарль в тот день больше слушал, почти ничего не говорил. Из бесед с Кольбером и особенно с Шапленом он понимал, чего от них ждет король — лояльности, преданности и внимания к своей особе. Их Комитет должен был определять тематику литературных произведений, их направленность, их тон. В конце концов, Комитет должен был поддерживать тех писателей, которые прославляли короля и его политику, и осуждать тех, кто пытался что-либо критиковать. Такая культурная политика конечно же не нова. Во все времена правящие классы стараются привлечь интеллектуалов на свою сторону и их устами прославлять проводимую в стране политику. Пропаганда — великая сила, значение которой хорошо понимал уже Генрих IV.

Ришелье, настойчиво следуя этой политике, пытался по возможности объединить людей искусства и определить их на службе королевских интересов. В 1635 году он создал Французскую академию, призванную установить по отношению к различным диалектам провинций единый язык, соответствующий идее единого королевства, находящегося под властью абсолютного монарха.

Кольбер продолжил и развил идею привлечения интеллектуалов к прославлению королевской власти. При нем эта идея достигла апогея. Власть особенно ощутила ее необходимость после Фронды, которая вызвала брожение в умах. Теперь необходимо было формировать одно мнение: королевская власть незыблема, она — от Бога. И Кольбер, воплощая эту идею в жизнь, создал Комитет литераторов, который вскоре фактически возглавил молодой Перро, ибо Шаплен был слишком стар и к тому же во всем доверял молодому другу, обласканному Кольбером.

Шарль был молод, крепок, здоров. Работа, которую ему поручили, пришлась ему по душе. Он часто засиживался допоздна, и когда его карета выезжала из Лувра, город, как правило, уже засыпал. Шарль готов был приложить все силы, весь свой ум, волю, чтобы навсегда остаться в Лувре — сердце Франции, месте, где жил обожаемый им король и где могли осуществиться его самые честолюбивые мечты.

…В те ранние годы, когда в человеке закладываются основные черты его характера, когда все его чувства обострены, когда он тонко и болезненно воспринимает каждое слово окружающих, особенно отца и матери, — в эти годы детства и начала юности Шарль, как мы уже говорили, ощущал казалось бы неуловимое чувство неприязни, которое испытывали к нему родители, словно это он был виновен в смерти Франсуа. Травма, полученная в раннем детстве, давала о себе знать в течение всей его жизни. Как замечает профессор Марк Сориано, Шарль вынес из своего детства необычайно стойкое стремление к реваншу, к достижению семейного, материального успеха. Поэтому, получив место при дворе, он приказал себе забыть все услады и утехи и полностью отдался работе.

С первых же дней их совместной работы Кольбер сделал его своим личным секретарем. Он поручал Перро самые разные дела, причем не всегда связанные между собой. Полностью преданный своему шефу и долгое время не имевший семьи, Шарль готов был браться за любое поручение и выполнять его со всей тщательностью.

3 февраля Кольбер приказал Шарлю явиться на заседание Совета по делам строительства и вести запись выступлений, а потом оформить их в единую докладную записку.

10 февраля Перро участвует в обсуждении нового регламента по сбору тальи (налога). Разобравшись в сути вопроса, он справедливо выделил ведущую роль интендантов в сборе тальи.

В тот же день, на другом заседании, он записывает мнения разных лиц и отдельно Кольбера по вопросам архитектуры, финансов, объединения и укрупнения откупов, подвода питьевой воды, организации музыки и праздников и других.

Он внимательно следит за работой королевской мануфактуры мебели, основанной Кольбером в прошлом году.

Но больше всего времени Перро отдает работе в созданном Кольбером «Бюро славы короля». Название говорит само за себя! Кольбер искренне был убежден в необходимости изображать короля не просто символом власти, но представителем Бога на Земле, предметом страха, уважения и восхищения.

Позднее «Бюро славы короля» стало называться Малой академией. Фактически ее возглавляет Шарль Перро.

15 февраля приказчик Кольбера принес Шарлю кошелек, в котором находилось его жалованье — 500 экю. Это было больше, чем получали члены Французской академии. Кольбер давал Шарлю аванс, и тот должен был его отработать.

Два раза в неделю, по вторникам и пятницам, у Кольбера собирался Совет по вопросам зданий и строений. Малая академия собиралась в другие дни. Ее работой все чаще интересовался лично король. Все больше значения Кольбер придает Академии надписей: надписи на медалях, памятниках, стелах живут дольше, чем книги и картины. Они должны вечно хранить память о Людовике XIV и его славных деяниях. Шарль участвует в работе и этой Академии — в частности, готовит медаль в честь обновления союза Франции и Швейцарии. Очень важным было решение использовать в надписях и девизах французский, а не латинский язык. Краткие энергичные лозунги, прославляющие короля и его политику, должны были быть понятны всем, а не только образованным слоям населения.

Однажды Кольбер вызвал Перро и поручил ему сочинить девиз для дофина (наследника престола). Ему исполнилось всего три года. В конкурсе, кроме Шарля, приняли участие многие члены Академии надписей. Но победил девиз, сочиненный Шарлем Перро, о чем он сам с гордостью вспоминал впоследствии в «Мемуарах».

Да, Шарль Перро очень быстро стал человеком двора. Этому способствовали не только его незаурядный ум и желание остаться в Лувре, но и умение приспособиться к любым обстоятельствам.

Шарлю пришлось осваивать новый для себя мир — мир придворных. Впрочем, писатель Жан де Лабрюйер в книге «Характеры» заметил, что манеры, принятые при дворе, так же легко перенять, как нормандский акцент в Руане или Фалезе — «взгляните на гоф-фурьеров, мундшенков и камер-лакеев. Эта наука дается так же легко и требует так мало ума, что человеку, обладающему большими способностями, не требуется никаких усилий, чтобы изучить ее и освоить. Он придает ей столь мало значения, что овладевает ею, сам того не замечая, и так же незаметно может ее забыть».

И еще одно замечание Жана де Лабрюйера, помогающее нам понять нашего героя:

«…И ложась в постель, и вставая с нее, придворный печется только о собственной выгоде: мысль о ней не оставляет человека ни утром, ни днем, ни ночью; он руководствуется ею, думая, разговаривая, храня молчание, действуя; повинуясь ей, он раскланивается с одним, не замечает другого, превозносит третьего и хулит четвертого. По этой мерке он отмеряет свое внимание, услужливость, почтительность, равнодушие или презрение. Как бы далеко он ни ушел по стезе умеренности и мудрости, главной пружиной его поступков все равно остается честолюбие, увлекающее его к той же цели, что и самых жадных, неистовых в желаниях и тщеславных царедворцев. Разве можно пребывать в покое там, где все волнуется, все движется? Разве можно не бежать там, где все бегут?..