Жизнь без Карло. Музыка для экзальтированных старцев

Потом ничего не помню. Помню, только как проснулся на второй полке: мне мучительно хотелось блевать. В Ярославле купили пива.

В Москве запомнилось безнадёжное лицо сержанта Ефремова: «Пацаны! Я военный билет потерял!» Но закрутило его людской толпой на станции комсомольская, завертело и унесло куда-то, и никто так и не успел ему помочь.

На конечной станции серой ветки (тогда это была станция южная) меня потряс за плечо дежурный: «Молодой человек — приехали».

Я вышел из метро, повернул направо — мимо гастронома «Ташкент» или, может быть, «Узбекистан», потом налево — на улицу днепропетровская, на которой живёт мой отец.

Зашёл в подъезд. В те времена не было не то чтобы домофонов — даже и слова такого не было. Поднялся на второй этаж, сел на пол возле батареи (идти к отцу в таком виде было стыдно), прижался к ней щекой и вдруг бурно разрыдался.

Плакать в армии было равносильно смерти. А тут я понял, что всё: оно кончилось. Теперь можно.

Потом заснул.

Двадцать грамм. всё

Ну вот я уже вроде бы и рассказал, всё что было. Наверное, на этом всё кончилось. Кончились сны про то, что меня опять забрали в армию, и мне уже много лет как категорически нельзя пить чифирь. Киномеханик Андрюха однажды написал мне письмо, но я на него не ответил. Однажды в Алма-Ате я встретил возле пельменной соло-гитариста Вову из ансамбля «Стремление». Похлопали друг друга по плечам, но не нашли чего друг другу сказать.

Забыли. Всё.

Никто

— Ты кто? — спросили его.

— Я — Буратино! — сказал он и ударил железной рукой в деревянную грудь.

Заменили грудь, подобрали с пола глаза, вытерли об штаны нос, поплевали и вставили обратно.

— Ты кто? — спросили снова.

— Я Железный Дровосек! — и ударил себя деревянной рукой в железную грудь.

Починили руку, прибили гвоздями, нарисовали обратно улыбку, научили есть луковицу.

— Ты кто? — спросили в последний раз.

Молчит. Ничего не понимает. «Да и хуй с тобой» — сказали.

Внезапно что-то понял, заворочался: «Я никто, меня нет, можно начинать всё сначала», — сказал он в пустоту.

А потом он подумал о том, что после смерти у него не будет головы и думать будет уже нечем.

Ну и успокоился.

notes

Примечания

1

Ты всё время играешь в их игру. Если она не мешает твоей.