Усман Юсупов

То и дело поднимали с места Лебедева, светлоглазого подтянутого белоруса с обветренным лицом степняка — автора проекта. Просили пояснить то, другое. Он отвечал коротко, улыбчиво глядя на спрашивавшего. (Этот похожий на подростка-втузовца веселый инженер был к тому времени составителем первых ирригационных, рельефных карт Ферганской долины, пятнадцать лет строил и конструировал водное хозяйство Узбекистана.)

— …Хорошо. — останавливал нетерпеливо Лебедева Юсупов, — ты нам скажи, Иосиф Дмитриевич, за сколько такой канал построят американцы (к их темпам внимательно тогда присматривались)? Все вместе — проект, канал, сооружения…

Лебедев стоя листал свои тетрадки, находил нужное место, принимался читать… Всеамериканский канал в штате Калифорния — для орошения из реки Колорадо двухсот шестидесяти тысяч гектаров земли в долине Империаль. Протяженность сто двадцать девять километров. Строился новейшей землеройной техникой четыре года… Опыт строительства канала протяженностью в сто десять километров в штате Вайоминг. Проект утвержден в тридцать третьем году. Строительство началось три года спустя — в тридцать шестом на протяжении первых четырех километров. За шесть месяцев тридцать седьмого года вынуто немногим более полутора миллионов кубометров грунта…

— Стоп… — стучал по столу Юсупов. — Когда они закончат с такой производительностью?

— В общей сложности канал может быть построен за пять-шесть лет.

Юсупов громко хмыкал — американцы ему плохо помогали.

— Ладно, — говорил он, — оставим Америку. Им же не строить социализм… Объявляю перекур на пятнадцать минут.

Ферганский эксперимент вошел в историю мировой ирригации как явление уникальное, исключительное. Были сметены, опрокинуты в одночасье веками складывавшиеся параметры водного строительства, поколеблена инженерно-экономическая логика, где-то даже, казалось, здравый смысл. Трехсоткилометровая река — четыре метра глубиной, тридцать вширь — должна была возникнуть в ирреальные сроки — не за годы, не за месяцы даже — за сорок пять дней! Изыскание трассы и проект — за два с половиной месяца!

…На том порешили — уже поутру — в расплывавшемся сизым папиросным дымом угловом кабинете первого секретаря. Иного выхода у них не было. Другого решения они принять не могли.

Юсупов засмеялся хрипло: участники совещания еще собирали со столов, засовывали в портфели бумаги, когда принесли пачку свежих газет. Он увидел мельком заголовок передовой в «Правде»: «Покончить с заседательской суетней».

Лебедев, другие специалисты торопились на ферганский поезд. Уезжал с ними и Тишабай, так и не произнесший за все время ни слова — казалось, дремавший во время споров (те, кто плохо его знал, косились в его сторону: ну и начальничек строительства, нечего сказать!).

Юсупов подозвал помощника, попросил: — Принеси чего-нибудь пожевать… Подожди! (Тот уже был в дверях.) Свяжись с газетами. Пусть завтра дают сообщение.

Оно появилось на следующий день, 10 июня, сообщение: «В ЦК КП(б)Уз и СНК УзССР. О строительстве Большого Ферганского канала» [8].

«Правда Востока», 20 июня:

Что скрывать: не все понимали, сколь важен и этот почин, и будущий канал. Но находились — вот уж истинно, не для смягчения формулировки — отдельные люди, те, кто всему на свете предпочитал спокойное существование — не жизнь, потому, что есть, пить, спать, как известно, еще не означает — жить. Не впадая в крайности, отвечавшие духу времени, был Юсупов по отношению к таким людям — руководителям ли, рядовым ли — весьма и весьма крут. Случались и перегибы: бывало, и несправедливо наказывал того, кто попался под горячую руку, не тратя времени на то, чтобы разобраться в деле. По той же телеграмме Лебедева велел снять с работы за халатность директора Кокандской гостиницы; там даже в единственном на всех рукомойнике воды не было.

Уже на трассе канала обратил как-то внимание на хромого чайханщика; тот опираясь на костыль, тем не менее весьма ловко передвигался от одного огромного самовара к другому, быстро ополаскивая в тазу пиалы, а чай заваривал на удивление вкусный.

Юсупов, отдуваясь и отирая мощную шею платком, поблагодарил его, высказал предположение, что чайханщик унаследовал свою почтенную специальность от деда-прадеда.

Хромой человек улыбнулся, показав редкие зубы.

— Я на руководящей работе был, — сообщил он и добавил не без удовольствия: — Директором гостиницы назначили в городе Коканде. Только три дня директором побыл, сразу сняли. Из самого Ташкента команда пришла. Вот какой я человек видный, оказывается! — Он рассмеялся во весь щербатый рот, уверенный, что большому начальству история эта тоже покажется забавной.

— Это я велел, чтоб тебя сняли, — признался Юсупов. — Ты уж прости, не сердись.

— Спасибо, искренне сказал, прижав руки к груди, чайханщик. — Я же сам не хотел идти на выдвижение. Зачем мне все эти хлопоты? Здесь, на чистом воздухе, в сто раз лучше, ей-богу!

Справедливости ради заметим: на пути у Юсупова встречались не только чайханщики, выдвинутые директорами гостиниц. Но к чести его, он умел вовремя, как говорили об этом, «дать задний ход» и привести извинения несправедливо обиженному человеку. Зато и в благодарности своей был щедр. Талантливых, преданных делу людей поощрял всячески, поднимал, славил. А уж как была богата ими всенародная стройка — большой всеузбекский хашар.

170 тысяч узбекских колхозников строили канал. Более тысячи из них были награждены орденами и медалями.

Вспомним все же, как это начиналось, но прежде перенесемся лет на сто назад, во времена последнего кокандского хана Худояра, и сделаем это не эффектного сопоставления ради, а чтобы глубже заглянуть в суть событий, значение которых далеко не исчерпываются их практическими результатами, хотя они и сыграли жизненно важную роль не только для Узбекистана.

Итак, во времена Худояра пустили воду из Карадарьи во вновь построенный арык Улунгар. Левый берег при этом был мгновенно размыт, и поток ринулся на поля, смывая посевы. Мусульманские шейхи, присутствовавшие при торжественном событии, дали мудрый совет: закрыть разрушенное место телами дехкан, которые носили имя Тохта («Стой!»). Сотню человек связали по двое и закрыли брешь их телами, а сверху засыпали камнями и снопами камыша.

Среди строителей нового канала были и внуки этих несчастных Тохта и Тохтасинов.

А разве не примечательно, что высокая честь вынуть первый ком земли на трассе была оказана сыну другой мученицы — Чинбиби Бадалевой, участницы восстания 1916 года, брошенной царскими властями в тюрьму. Усман, сын Чинбиби, родившийся в тюремной камере, вышел на холм и поклонился народу. Призывно загудели карнаи — огромные, пришедшие из древности трубы. Сотни раз скликали они рать на борьбу с бесконечными вражескими нашествиями. Ревели они и тогда, когда вели на нелепую гибель, отправляли связанных за руки Тохтасинов. Они звали на суд и расправу; на исполнение тяжких повинностей; на поклонение неправедным властителям.