Запах атомной бомбы. Воспоминания офицера-атомщика

Домой мы ехали вместе. Лиля рассказала, что живет за вокзалом в Верховском переулке, и я вызвался провести ее к дому. Ни я, ни она не могли тогда себе представить, что мы в недалеком будущем станем мужем и женой.

А пока я охотно и легко флиртовал со всеми подружками Инны. С хохотушкой Эллой посещал кафе, умницей Раей ходил в кино, спортсменкой Лилей катался на коньках, а с красавицей Стеллой чувственно танцевал блюз при свете шкалы радиоприемника «Мир».

Время отпуска стремительно сокращалось, но еще надо было посетить самую близкую мне тетю — Нину Феоктистовну. Жила она в то время с мужем, Алексеем Кирилловичем Тищенко, в селе Веселом за Липцами. У них было три сына: Валик, Вова и Сережа. Все ребята росли на вольных лесных и речных просторах. Учились в сельской школе, не особенно переживая за успеваемость, но умели многое делать по хозяйству. Оно у тети Нины всегда было большим, продуктивным и не раз помогало всем нашим родственникам в трудные послевоенные годы. Помню, всегда на каникулы я приезжал отъедаться: сперва — в Мурафу, потом — в Веселое и Боровую. Побывали там и все мои двоюродные братья и сестры, их школьные и студенческие друзья.

^{Алексей Кириллович и Нина Феоктистовна Тищенко. 1944 г.}

Оттого и росли ребята инициативными, хотя и не всегда удачливыми. Когда Валик и Вова приезжали к нам на Холодную гору, нужно было и ухо и глаз держать востро. Они быстро и незаметно обследовали все комнаты, открывали все шкафчики и ящики, после чего Михаил Иванович долго искал то свою любимую зажигалку, то перочинный ножик.

Однажды случилось, что они надолго остались одни в комнате, где стоял редкий в те годы телевизор «Темп». Внимание мое привлекла подозрительная тишина, которая никак не вязалась с присутствием таких деятельных исследователей. Захожу в комнату и вижу, как один из них откручивает ручку настройки, а второй готовится вытащить из телевизора радиолампу.

— Вы что, разбойники, делаете? Положите сейчас же все на место, — возмутился я.

— Надо же до такого додуматься…

— Ми такi, що й хату можемо спалити, — без тени смущения ответил старший из них — Валик.

Педагогической муштрой этих вольных орлов, в основном, занимались тетя Нина и бабушка Мелаша. Дядя Алеша большую часть времени проводил в колхозе, где работал бухгалтером, в воспитание сыновей вмешивался редко и — в исключительных случаях. Он был инвалидом, ходил на протезе с палочкой и слыл неутомимым и честным тружеником. В той мере, в которой можно было им быть в те непростые времена.

Всю свою долгую жизнь он говорил исключительно по-украински: чисто, если не литературно, выговаривая слова с особым смаком. Ни русскоязычные Веселое и Боровая, ни многочисленные родственники не могли поколебать его преданность к родной речи. Более того, общаясь с ним, собеседники невольно сами переходили на украинский язык и очень удивлялись, когда у них что-то получалось.

В годы моего раннего детства в Одессе Нина жила у нас и была моей нянькой. Только она могла успокоить мою горластую натуру, за что получала в день большой медный пятак. Для этого отец специально бегал по магазинам и выменивал эту достаточно редкую монету.

Позже, когда Нина подросла и стала старшеклассницей, роли наши поменялись. Теперь уже я должен был приглядывать за ней, когда она с одноклассниками выезжала на природу. Я всегда оставался ее компаньоном, которого она с удовольствием брала в свои походы.

Знал наперечет всех ее воздыхателей, ходил вместе с ней на свидания, участвовал в школьных затеях. Так что нас связывали не просто родственные отношения, нас связывала еще и дружба, которая сохранялась всю жизнь.

Вместе с Ниной жила бабушка Мелаша — Мелания Петровна Сосновая, наш патриарх и авторитет. Несмотря на свои преклонные годы, она была человеком беспокойным и легким на подъем.

Подолгу жила то у одной, то у другой из дочерей и везде сразу же пыталась брать бразды правления в свои руки. Это дочерям не нравилось, и они тихо протестовали. Бабушке тоже надоедало жить подолгу в одном и том же месте. Когда разногласия достигали критического уровня, она неожиданно заявляла:

— Завтра поеду до Маруси (или до Жени).

И уже никакая сила не могла поколебать или изменить это решение. Действительно, бабушка утром садилась на электричку и сама, без сопровождения, ехала в Харьков. А ей уже было далеко за семьдесят…

^{Бабушка Мелаша. 1972 г.}

В день моего приезда в Веселое все были в сборе. Бабушка лично зарезала петуха и сварила традиционный борщ. Резать кур она не доверяла никому. Однажды, насмотревшись на то, как умело это делает бабушка, я взялся ей помочь. Быстро наступил обеими ногами курице на крылья, ловко оттянул голову, ощипал на шее перья и решительно полоснул ножом по горлу. Подождал, пока стечет кровь, и небрежно отбросил трепыхающееся тело прочь. Но к моему большому удивлению и не меньшему неудовольствию бабушки, курица, вместо того, чтобы биться в предсмертных корчах, отряхнулась и быстро побежала по двору. Конфуз был необыкновенный, а бабушка с тех пор совершала «смертоубийственную» работу только сама.

Нигде и никогда так обильно и вкусно не кормили, как кормили у тети Нины. Главной особенностью ее застолий было то, что это совершалось, в обоюдное удовольствие хозяйки и гостя.

Неугомонный дядя Алеша следил за тем, чтобы на столе было выставлено все, что есть в доме.

^{Самогон у тети Нины гнали при всех властях. Мурафа, 1953 г.}

— Нiна, а де огiрки?

— Ось вони тут, на цьому краю…

— А — солонi?

— Iди ти пiд три чорти, хiба я без тебе не знаю, що i куди поставити.

— Нiна, чого ти лаешся? Квашеноi капусти так i не принесла… А де сирiвець? Треба внести сирiвцю.

— Хто його, той сирiвець, буде пити, коли е i пиво, i узвар.

— Все одно, внеси сирiвцю. I — мочених яблук.

Особое внимание дядя Алеша уделял самогону, который считал лучшим и полезнейшим горячительным напитком. Всю жизнь по утрам он выпивал большую чарку собственного самогона и отправлялся на работу. То же повторялось вечером, после чего дядя Алеша укладывался очень рано спать. Самогон, сколько я помню, еще с Мурафы, тетя Нина гнала сама. Сохранилась фотография 1953 года, где я сижу возле «аппарата», состоящего из котла с пудовой гирей на крышке и змеевика в бочке с водой, и принимаю участие в этом важном процессе.

Вот и сейчас дядя Алеша сказал свое обычное:

— Ну що, Валя, вип'емо по 50 крапель, — и потянулся к своему любимому графинчику. — Эх, самогоне, самогоне — хто тебе не п'е й не гоне.

Посещение семейства Тищенко затянулось на несколько дней. Неохотно покидал я этот радушный и гостеприимный дом. Но отпуск кончался, и надо было возвращаться в Крым.

В один из зимних морозных вечеров мы снова встретились с Магдой на перроне у Харьковского вокзала. Славика провожала Вита, а меня — друзья и Лиля Колесникова.

Глава V

Второй цикл