С каждым днем сильнее (ЛП)

Так мы провели наш первый романтичный год ухаживания, наш конфетно-букетный период.

Когда съемки “Росалинды” закончилась, мы были счастливы оттого, что могли больше времени проводить вместе, наслаждаясь обществом друг друга. Томми пригласил меня провести лето вместе с ним в Хэмптоне, у него дома. Не мешкая, я приехала к нему с дюжиной чемоданов и своей собачкой... Я уподобилась радиостанции, которую слушают в Мексике “Согласившаяся... она пришла, чтобы остаться”, я приехала как гость и больше никогда не вернулась в Мексику. [прим: “Музыка, которая пришла, чтобы остаться” – одна из передач мексиканской радиостанции на волне 6.20AM, на которой звучат лучшие мировые инструментальные композиции, и здесь Талия с юмором обыгрывает ситуацию] На самом деле я нуждалась в длительном отдыхе. Врач говорил, что мне нужно отдохнуть от огромного воза работы, который я тащила на себе последние пятнадцать лет. Самолет за самолетом, сериал за сериалом, концерт за концертом – я работала на износ. Физическая и эмоциональная усталость разрушали тело, и мне нужно было восстановиться. Мне поставили диагноз: сильное переутомление, недостаток солнечного света и крайнее истощение. На основании этого для начала мне посоветовали с годик отдохнуть, хотя, кто знает, восстановлюсь ли я полностью за это время, поскольку была вымотана до предела. Мне выписали рецепт: лето в бикини у бассейна, коктейли “маргарита”, солнцезащитные очки и музычка... Ну как тут не восстановиться!

Так и вышло, что в это лето мы с Томми очень сильно полюбили друг друга. Чем больше времени мы проводили вместе, тем больше нравились друг другу, а чем больше нравились, тем сильнее любили. В конце лета Томми спросил меня: “Почему бы тебе не жить здесь? Почему бы не остаться в моем доме навсегда? Я хочу, чтобы мы жили вместе”. Я объяснила ему, что пообещала маме уйти из моего белого дома только для того, чтобы выйти замуж, как мои остальные сестры... такова традиция мексиканских семей. Я описала Томми все беды, через которые прошла из-за любви, рассказала, что как бы ни возлагала надежды на свои мечты, всякий раз, делая ставку на любовь, я проигрывала. Я раскрыла Томми свой самый глубинный, потаенный страх, и он терпеливо, с большой любовью согрел и поддержал меня, убедив в том, что мысль о свадьбе была замечательной. На самом деле я избегала идей о замужестве, я наслаждалась своей свободой и славой. Для того чтобы сделать этот шаг и согласиться на брак, мне нужна была полная уверенность в том, что я не стану снова сожалеть об этом. Но, Томми знал, что мне сказать для придачи сил, он как будто знал меня всегда и заставил принять решение по этому вопросу.

- Прыгай... я подхвачу тебя. Мои объятия всегда будут открыты, чтобы помочь тебе и поддержать тебя. Я всегда подставлю руки, чтобы поймать тебя. Не бойся... Что бы ни было, я здесь. Откуда бы ты не прыгнула, я удержу тебя... Я не оставлю тебя одну, я всегда буду здесь, чтобы помочь тебе, – сказал он мне, а затем продолжил, – но я хочу того же для себя. Я хочу чувствовать, что могу опереться на тебя... Хочешь прыгнуть со мной?

Я почувствовала его поддержку, его крепкое плечо, силу его любви ко мне. Наконец-то я смогла выбросить свои страхи и ответила: “Почему бы нет?”

Начиная с этого момента, моя жизнь полностью изменилась. Хотя теперь у меня было право въехать в Штаты на законном основании, мне было очень больно оставить свою родную страну позади, полагаю, так же больно, как и любому эмигранту. Я не только начала испытывать на собственной шкуре, что значит жить самостоятельно, без мамы, я стала чувствовать себя ссыльной, находящейся в изгнании. Я уверена, что множество людей согласятся со мной, сказав, что тоска по родине – это самое сильное чувство, которое мы способны испытывать. Ностальгия похожа на то, что из тебя с корнями вырвали часть тебя самого, кусок твоей души, оставив пустоту, которую ничем невозможно заполнить. Это пустота твоей родной земли, видевшей твое появление на свет, земли, которая помогла тебе вырасти и наполнила собой. Это чувство пустоты будет со мной всегда... до конца моей жизни, нравится мне это или нет.

Мексиканка в Нью-Йорке

Самое сложное в желании быть независимой – это начать становиться независимой. В свои двадцать восемь лет, со своей жизнью, уложенной в дюжину чемоданов, с моей мальтийской болонкой, полная грез, страхов и надежд, я оставила Мехико, чтобы отправиться на улицы Манхеттена. Я хотела прожить свою собственную волшебную сказку. Наконец, я встретила мужчину своей мечты, принца на белом коне. Все, что происходило вокруг меня, было прекрасным и безумно романтичным. Наконец-то я стояла на пороге любви. Но, когда я поведала маме о своих чудесных планах, я не рассчитывала, что она так все воспримет. Возможно, именно теперь впервые в своей жизни она испытывала синдром “опустевшего гнезда”. Она не пережила это чувство, когда мои сестры выходили замуж и разъезжались по своим домам, потому что с ней всегда кто-то был, и, конечно, этим кем-то была я. Однако, на этот раз я последней покидала дом, нарушив традиции. Я уехала жить со своим возлюбленным, не выйдя замуж. Мама была потрясена моим поступком. Я на тысячу осколков разбила ее мечту – увидеть, как ее последняя дочка, ее малышка, покидает дом в белом свадебном наряде, как остальные ее сестры.

В своем родном городе я жила в окружении людей, которых любила, а теперь я впервые начала делить свою повседневную жизнь с мужчиной, переехав в большую квартиру на 35-м этаже манхеттенского здания, похожую на парящую в воздухе стеклянную коробку. В ней повсюду были огромные окна, чтобы можно было любоваться потрясающе красивым городом. Но, несмотря на все, что могла предложить мне моя новая жизнь, я очень скучала по своей непринужденной, комфортной жизни в Мексике в сопровождении любящих меня людей. Переселившись в Нью-Йорк, я почувствовала, будто оставила позади себя часть своей души. Мне пришлось уехать из моего Мехико, уютного местечка, где у меня было всё, чтобы прибыть в Нью-Йорк, где я была просто еще одной эмигранткой, живущей вдали от родной земли. Это был поворот на 180 градусов.

Я не в первый раз жила в Соединенных Штатах. Когда мне было только двадцать лет, я купила особняк в Бел-Эйр, районе Лос-Анджелеса, штат Калифорния, и “Роллс-Ройс” с откидным верхом. Я чувствовала, что уже добилась известной американской мечты. Но на деле все оказалось по-другому. В Лос-Анджелесе не имело значения, где я останавливалась, все меня знали. Там я чувствовала себя как дома, начиная от именитых ресторанов Беверли Хиллс и Родео Драйв до самых маленьких мексиканских закусочных, где продавали тако и тамале. Сюда мы с друзьями приходили поесть, и все мексиканцы, мои соотечественники, выходили из кухни поздороваться со мной. Лос-Анджелес не имел ничего общего с Нью-Йорком. Нью-Йорк – это асфальтовые джунгли, где конкуренция огромна. Как сказал Фрэнк Синатра: “Если ты добился чего-то в Нью-Йорке, то добьешься этого, где захочешь”.

Перемены произошли не только в географическом, но и в социальном плане. Так, от жизни Талии я перешла к жизни супруги Томми Моттолы; если раньше все внимание и все взгляды были прикованы только ко мне, теперь мне приходилось делить их вместе с мужем. И более того, в Нью-Йорке Томми был королем, а я стала королевой, не имеющей собственного лица.

Я сопровождала Томми на благотворительные мероприятия, где для всех я была незнакомкой, о которой никто ничего не знал. Я садилась на отведенное нам место за столом, и на меня градом сыпались очевидные вопросы: “¿Как дела? Кто ты? Чем занимаешься?” Тогда мне снова и снова приходилось объяснять, кем я была, чем занималась, откуда приехала... Я никогда не отвечала на подобные вопросы ни в Мексике, ни в других странах, где меня знали, и знали наизусть мою жизнь. Перемена была ужасной, это было безумие. Тот период моей жизни был возбуждающим, но вместе с тем и очень трудным.

Перемена была слишком резкой – от суетливой, беспокойной жизни с расписанием без выходных я перешла к размеренной и одновременно душеспасительной жизни, в которой практически не было контрактов и разъездов. Впервые за многие годы мне было позволено остановиться, прервать бесконечные поездки и обрести отдых и спокойствие, которые я так жаждала в глубине своей души. Они были необходимы и телу моему, и разуму.