Герман Геринг — маршал рейха

Гитлер решился провести открытое разбирательство со Штрассерами. На бурном собрании в мае 1930-го он категорично потребовал от братьев строго придерживаться линии партии. Отто это делать наотрез отказался и обозвал Гитлера лакеем и подхалимом «денежных мешков». После этого Гитлеру оставалось только одно: Отто Штрассер был исключен из партии. Вместе с последовавшими за ним раскольниками из СА он принялся формировать так называемый «Черный фронт» (объединивший членов нацистской партии, которые стояли за социалистический путь развития, «истинных носителей национал-социалистических идеалов», как они себя называли), его же брат принял решение остаться с Гитлером — о чем ему впоследствии пришлось горько пожалеть.

Едва разрешился вопрос со Штрассерами, как возникла новая проблема, на этот раз со значительным контингентом штурмовиков и их командиром, оберфюрером Вальтером Штеннесом, возглавлявшим коричневорубашечные отряды Берлина-Бранденбурга, Померании, Мекленбурга и Силезии. Штеннес, бывший армейский офицер и бывший полицейский, после ухода Штрассера остался в партии, но тоже являлся сторонником активных действий и был убежден, что пистолет в руке — гораздо более убедительное средство, чем бюллетень в избирательной урне. Несмотря на это, он и его люди старательно трудились во время предвыборной кампании — и не на одной лишь рутинной работе, охраняя своих ораторов и мешая выступлениям соперников, и не только участвуя в уличных схватках с коммунистами, которые опять-таки вредили кампании, но и занимаясь делом, которое они считали для себя весьма унизительным: обивали пороги избирателей, агитируя за партийных кандидатов.

Штеннес решил, что за все эти труды его подчиненные заслужили некоторое вознаграждение. Большинство из них были бедными рабочими, чьи низкие заработки (даже вместе с партийными дотациями) с трудом позволяли кормить семьи в условиях инфляции. Между тем среди них начали распространяться слухи о роскошной жизни, которую ведут некоторые партийные вожди. По каким-то причинам Геринг не стал объектом их гнева, этим объектом стал Геббельс, и их негодование подстегивалось историями в оппозиционной прессе — причем отнюдь не все были преувеличены — о его значительных тратах на собственное волокитство и дорогие вечеринки. Когда в мюнхенской штаб-квартире нацистов Штеннесу отказали в немедленном поощрении его людей и значительном увеличении их еженедельных субсидий, он собрал свои части и привел в Берлин, где они явились в недавно построенную нацистскую штаб-квартиру (там председательствовал Геббельс) и принялись ее громить. В это же время часть коричневорубашечников ходила по улицам и раздавала листовки, объявляющие Геббельса растратчиком и присвоителем партийных денег.

Это происходило в последние предвыборные дни, и нацистам было трудно придумать для себя более досадную помеху. Гитлер был вынужден прервать свой агитационный тур и мчаться в Берлин. Оппозиционеры не преминули воспользоваться ситуацией, чтобы поиздеваться над Гитлером за отсутствие дисциплины внутри его партии. Прибыв в столицу, он несколько дней буквально не ел и не спал, переезжая из одного штаба СА в другой, где беседовал со штурмовиками, призывая их к единению и предупреждая об опасности раскола. Фюрер был в пике своего неистового красноречия — и он убедил их. Даже сам Штеннес сдался и обещал впредь подчиняться требованиям, и Гитлер оставил его на должности.

Но требовалось найти «виновного», и начальник штаба СА, капитан Франц Пфеффер фон Заломон, у которого с фюрером были очень натянутые отношения, оказался козлом отпущения. Его не изгнали из партии, но перевели в Мюнхен, где Гитлер мог присматривать за ним.

Кто теперь возьмет в свои руки руководство СА? Когда-то это было делом Геринга, занимавшегося им с полной самоотдачей, и теперь он опять этого страстно жаждал. В национал-социалистической партии, неудержимо шагающей к власти, это была очень сильная должность, ключевая для преобладания в партии. Он ждал, что фюрер вверит ее ему.

Но ждал он напрасно. Для Гитлера это было бы слишком простым и слишком опасным решением. Его хитрый и расчетливый ум уже разработал иное решение. Сначала он объявил, что берет управление СА на себя, полагая — так оно и вышло, — что магическое воздействие его личности окончательно успокоит брожение в низах. А потом написал письмо в Боливию капитану Эрнсту Рему, приглашая его немедленно вернуться в Германию.

Эрнст Рем был офицером регулярной армии и одновременно возглавлял праворадикальный боевой Союз имперского военно-морского флага («Рейхскригфлагге»), присоединившийся к национал-социалистам во время Мюнхенского путча в 1923 году. Он был очень способным и бесстрашным солдатом, ярым патриотом, но вместе с тем и непримиримым врагом «старой гвардии» и вообще офицерской касты, которая, как он считал, проиграла для Германии первую мировую войну. Уволенный из армии после Пивного путча, он провел некоторое время в тюрьме, был отпущен под честное слово, и, окончательно разочаровавшись ситуацией в Германии, в 1928 году уехал в Южную Америку, где стал работать инструктором по контракту в боливийской армии.

Рем, как прекрасно знали и Гитлер, и Геринг, и Геббельс, был гомосексуалистом. Обнаружив свои сексуальные предпочтения, когда ему было двадцать четыре года, он никогда на самом деле не делал из них особого секрета. И тут, к ярости Гитлера, едва Рем ответил ему, что он немедленно возвращается в Германию, в оппозиционной прессе стали появляться статьи, направленные против этого «извращенца» и «содомита». Были опубликованы его письма, которые он отправлял из Боливии своим друзьям, жалуясь на свое одиночество и местное непонимание «его типа любви».

Не возникало сомнений, что кто-то, узнав, что Гитлер собирается назначить Эрнста Рема возглавлять СА, устроил утечку его писем в прессу. Этот кто-то мог находиться только внутри самой партии. И имелся лишь один человек, который был серьезно заинтересован в том, чтобы подорвать его шансы и смутить Гитлера, информировав широкую публику о гомосексуальных наклонностях Рема. Этим человеком был Герман Геринг, который сам хотел возглавить СА.

Однако Гитлер отказался смущаться или менять свое решение. Он разразился бранью в адрес «низких очернителей» «честного борца за справедливость» и пообещал, что придет день, когда он получит удовлетворение за это «грязное и отвратительное оскорбление». А пока Рем должен был оставаться «моим верным начальником штаба, теперь и после выборов».

Геринг перенес разочарование с подобающей выдержкой и принял вместо этого должность политического уполномоченного фюрера. Он приветствовал Рема, когда тот прибыл, чтобы принять руководство СА, но продолжал испытывать к нему жгучую зависть.

Как потом оказалось, напрасно.

Смерть Карин

К 30-м годам Берлин превратился в город диких контрастов. В Немецком театре шел один из шедевров десятилетия, новая постановка Максом Рейнхардтом «Сна в летнюю ночь». Молодые актеры труппы как будто витали в воздухе, уносясь в чарующий мир шекспировских фантазий, и искрометная легкость их игры оттенялась послеобеденной отягощенностью публики, сытое самодовольство которой заставило даже социалиста-аристократа графа Гарри Кесслера, в других отношениях бесстрашного антифашиста, проникнуться душком антисемитизма.

«В первом ряду партера, — написал он в своем дневнике, — сидели бывший кронпринц и его жена. Его волосы уже стали совсем пепельными, почти седыми, его жена — полная, пожилая женщина. Тем не менее он сохранил все манеры неизменными со времен своей офицерской молодости, стоя в антрактах среди публики с сигаретой, свешивающейся изо рта, или с надменным видом шествуя взад и вперед, услужливо придерживая двери перед входившими и выходившими толстыми старыми евреями… Передавшееся ему по наследству гогенцоллерновское отсутствие вкуса достигло в нем масштабов поистине монументальных».

А по улицам тем временем маршировали нацисты, и этот спектакль вызвал у Кесслера такой комментарий: «Просто наизнанку выворачивает от такой упрямой тупости и озлобленности».