Кант

Остановим внимание на первой антиномии. Доказательство тезиса и антитезиса ведется «от невозможности обратного». Доказывая тезис, Кант предлагает допустить, что мир не ограничен во времени. Тогда в каждый данный момент бесконечное время оказывается ограниченным (со стороны настоящего), а это противоречит идее бесконечности; бесконечный прошедший, то есть «сосчитанный», ряд невозможен. Рассматривая антитезис, Кант опять-таки начинает с противоположного допущения: мир ограничен во времени, но тогда получается, что было «пустое» время, когда мира не существовало. Опять-таки бессмыслица.

Разум уперся в стенку? Ничего не поделаешь, главное, не старайтесь пробить эту стенку лбом: шишек не будет, но помутнение мозгов не исключено. Ибо стена мнимая.

Если кто-нибудь скажет, что какой-то предмет или пахнет хорошо, или пахнет дурно, то можно сказать и нечто третье, а именно: данный предмет вообще не пахнет, и оба противоположных суждения могут оказаться ложными. Так, по Канту, и в данном случае: при всей видимой обоснованности оба противоположных суждения о конечности или бесконечности мира ложны. Они относятся лишь к миру явлений; в мире вещей самих по себе возможно нечто и третье.

Кант поставил диалектическую проблему. «Здесь мы видим удивительнейшее явление человеческого разума, не имеющее ничего подобного этому ни в каком другом применении разума». Стремясь схватить мир как целое, раскрыть его сущность, разум с необходимостью наталкивается на противоречие. Противоречие – неизбежный момент мышления.Кант совершил великое открытие!

С диалектических и логических высот XX столетия критиковать Канта не составляет труда. Кантовские антиномии породили огромную литературу, разбор которой увел бы нас далеко в сторону. Познакомимся лишь с тем, как Ф. Энгельс разбирает обоснование тезиса о конечности мира. Мысль о «сосчитанном бесконечном ряде» возникает только при допущении начала мира, а это как раз надо еще доказать. «Бесконечность, имеющая конец, но не имеющая начала, не более и не менее бесконечна, чем та, которая имеет начало, но не имеет конца» [7]. Получается, что тезис Канта ложен, антитезис содержит истину, которая в полной мере открывается при условии, если в понятие бесконечного включить его противоположность – конечное. «Бесконечность есть противоречие, и она полна противоречий. Противоречием является уже то, что бесконечность должна слагаться из одних только конечных величин» [8].

Аналогичным образом обстоит дело и с второй антиномией. Здесь также, по мнению Канта, и тезис и антитезис одинаково ложны. Иное дело – третья и четвертая антиномии. В двух последних случаях, по Канту, и тезис и антитезис истинны.

Самая важная для Канта третья антиномия. Свободы нет, все на свете жестко детерминировано. Да, действительно, это так в мире явлений. Но человек наделен свободой воли, и природная детерминация над ним не властна. Тоже верно, соглашается Кант с самим собой и поясняет: так обстоит дело в мире вещей самих по себе.

Человек живет в двух мирах. С одной стороны, он феномен, клеточка чувственного мира, существующая по его законам, порой далеким от человечности. Но, с другой стороны, он ноумен, существо сверхчувственное, подчиненное идеалу. У человека два характера: эмпирический, привитый окружением, и ноуменальный, интеллигибельный, как бы присущий ему изнутри. Связаны ли они между собой? Или интеллигибельный характер есть нечто запредельное, в посюстороннем мире себя не проявляющее? В том-то и дело, что в поведении человека реализуется связь между двумя характерами. На этом основана вменяемость человека, его ответственность.

Кант иллюстрирует свою мысль простым примером. Если человек злостно лжет и его ложь вносит замешательство в общество, кто виноват? Исследуя эмпирический характер, мы можем найти причины данного дурного поступка в плохом воспитании и плохом окружении. Но хотя мы и полагаем, что поступок определялся этими причинами, тем не менее мы упрекаем виновника не за влиявшие на него обстоятельства, мы рассматриваем совершенный проступок сам по себе и указываем на разум как на причину, которая могла и должна была определить поведение человека иначе. «Поступок приписывается интеллигибельному характеру человека; теперь в тот момент, когда он лжет, вина целиком лежит на нем; стало быть, несмотря на все эмпирические условия поступка, разум был совершенно свободен, и поступок должен считаться только следствием упущения со стороны разума».

Тут мы подошли не только к одной из вершин критической философии, но и к ее первоистокам. На закате дней своих, вспоминая историю возникновения «Критики чистого разума», Кант в одном из писем подчеркивал, что именно антиномии и, в частности, проблема свободы – «Есть свобода в человеке, и напротив: никакой свободы нет, все в нем природная необходимость» – вот что пробудило его от догматического сна и подвигло на критику разума, дабы устранить «скандал противоречия разума с самим собой». За основным вопросом «Критики чистого разума» – как возможны синтетические суждения априори – эхом звучит другой, для Канта более важный – как возможна свобода человека. Свобода есть, но где она? В мире «явлений» мы ее не обнаружим, человек свободен только в мире «вещей самих по себе». Дуализм Канта – это своеобразная попытка оправдать двойственность поведения человека в антагонистическом обществе, где приходится приноравливаться к обстоятельствам, а нравственное поведение требует героизма.

И, между прочим, проблема идеальности времени, столь шокирующая материалистически мыслящий ум, введена Кантом по тем же соображениям – чтобы «спасти свободу». Время – это порядок явлений в природе, над которым никто не властен, это генетическая связь состояний, свобода же требует проявления самовластья человека. Поэтому, если время присуще вещам самим по себе, свобода невозможна. Только потому, что в интеллигибельном мире нет железного сцепления причин и следствий, нет времени, возможна причинность особого рода – «через свободу», которая только и делает человека моральным существом. В природе одни и те же причины с железной необходимостью вызывают одни и те же действия. Человек же может пересмотреть содеянное и, хотя условия не изменились, поступить иначе. Он может «отменить» время, изменить его ход. Из физической реальности в таком понимании время превращается в поэтическую метафору.

Теперь нам станет яснее, почему Блок написал свое стихотворение, посвященное Канту, под влиянием размышлений над трансцендентальной эстетикой, то есть над тем разделом «Критики чистого разума», где речь идет о пространстве и времени. Этот раздел Блок считал главным в учении Канта. «Есть как бы два времени, два пространства, – комментировал русский поэт немецкого философа, – одно – историческое, календарное, другое нечислимое, музыкальное». По Блоку, «музыкальность» означает способность чувствовать мировую гармонию, выйти за пределы исторической детерминации и цивилизации, отрешиться от них. Способным на это представляется ему Кант, каким он видит его в своем стихотворении.

«Что такое время? Время не существует; время есть цифры». Это уже из черновых рукописей «Преступления и наказания». Достоевский был знаком с «Критикой чистого разума». (Еще находясь в Сибири, он просил прислать ему французское издание этой книги.) Лежала ли она перед ним, когда он обдумывал роман о Родионе Раскольникове, преступившем нормы морали и права? Или историю князя Мышкина? Жизнеописание Алексея Федоровича Карамазова? Сказать трудно. Но тема «Кант и Достоевский» имеет право на существование.

Процитированная нами книга Голосовкера носит подзаголовок «Размышление читателя над романом „Братья Карамазовы“ и трактатом Канта „Критика чистого разума“. На страницах романа имя философа и название его труда ни разу не упоминаются. И тем не менее обнаруживается богатейший материал для сопоставлений. „Достоевский, – утверждает Голосовкер, – не только был знаком с антитетикой „Критики чистого разума“, но и продумал ее. Более того, отчасти сообразуясь с ней, он развивал свои доводы в драматических ситуациях романа. Более того, он сделал Канта, или, вернее, антитезис его антиномии, символом всего того, против чего он боролся (и в себе самом, и с противниками) как писатель, публицист, мыслитель“. Речь идет о четвертой кантовской антиномии: есть „некая необходимая сущность“ (так философ выражается о боге), ничего необходимого нет, в мире природы бога обнаружить нельзя. Только в мире свободы, вещей самих по себе Кант полагает его присутствие. Между Кантом и Достоевским, уверяет Голосовкер, возник „смертельный поединок – один из самых гениальных поединков, какие остались запечатленными в истории человеческой мысли“. Сказано красиво, нужна, однако, существенная оговорка: поединок мнимый. Кант и Достоевский не антиподы, они стоят на одной почве, имя которой – свобода личности.