Марина Цветаева. Неправильная любовь

И помчались в угаре взаимного увлечения, в пьянящих парах поэзии, в бесценном величии московских соборов эти чудесные дни с февраля по июнь 1916 года, дни, когда Цветаева «Мандельштаму дарила Москву».

Был ли между ними роман в настоящем смысле слова? Да. К тому же — совсем не тайный. И для Мандельштама эти отношения значили больше, чем для Цветаевой. «Божественный мальчик» и «прекрасный брат» в Мандельштаме были для нее важнее возлюбленного. Пылкая Марина будила в мечтательно-дремлющем философе чувственность и способность к спонтанной и необузданной любви. Но не только способность к любви, а и к стихам о любви. От стихов, написанных Марине, ведет начало любовная лирика Мандельштама. Но тон задавала она:

Моментальной фотографией запечатлена прогулка Цветаевой и Мандельштама по Москве. Балагуря на взлете радости, Марина учила его свободе чувств. Так легко и так пронзительно, оказывается, звучат эти сочиненные мимоходом «пустячки»:

Вместе с собой Цветаева дарила Мандельштаму Москву и Россию. Может быть, с нею он впервые побывал в Кремле.

Не только влюбленность влекла Мандельштама в Москву. Они подпитывались друг другом — у каждого было чем поделиться с собратом по перу. Ко времени их встречи Мандельштам был сложившейся личностью с вполне определенными взглядами не только на поэзию, но и на историю. Нет сомнения, что в обычном житейском плане Цветаева опережала Мандельштама, но в плане духовном и философском заметно отставала — она еще не вникала в такие проблемы, которые занимали Осипа. Дружба с Цветаевой открыла завзятому питерцу Москву, незнакомую еще Россию, перевернула его представление не только о мире, но и о самом себе.

Но и для Цветаевой эта дружба не прошла бесследно. Серьезность и глубина мандельштамовскими размышлений о мире, об истории и культуре и для нее открыли новый простор, и у нее появилось «вольное дыхание». Ее поэзия одновременно стала и шире, и глубже. Как Мандельштам по стихам, обращенным к Цветаевой, перешел в новый этап своего творчества, открыл ими сборник «Tristia», так и она «мандельштамовскими» стихами начала новый этап своей лирики — «Версты». Ими открылась эпоха взрослой Цветаевой. В дни их дружбы ей было 23, ему — 25 лет.

Цветаева возвеличивает Мандельштама. Свой, рожденный из хаоса, вне поэтических школ, «невоспитанный» стих она противопоставляет мандельштамовскому:

Влюбленную Марину все восхищает в Осипе — он так умен и совершеннейший ребенок! Зимой ходил в смешной вязаной шапке с завязанными под подбородком «ушами» — боялся простуды. Весной — опасался луж и промоченных ботинок. Не забывал надеть галош. Прогулки ограничивались походами по городу — лесопарковые зоны, обожаемые Мариной, страшили Осипа разнообразными опасностями — укусами клещей, бандитами, безлюдьем, змеями.

Еще в феврале у Патриарших они подошли к горке, с которой на санях съезжали к замерзшему пруду дети. Хохот, яблочный румянец, искрящийся на солнце снег. Осип хмурился, по его мнению, прогулка затянулась.

— Давайте скатимся с горки, «молодой Державин»! — сверкнула азартно глазами Марина, выпросив у какого-то паренька салазки.

— Вы что, Марина! — испуганный не на шутку Осип оттащил ее за рукав подальше от накатанного края. — Я ни за что не поеду, да и вас не пущу. А вдруг лед провалится? Смотрите, он еле держится! Или ногу сломаете? У меня вообще кости с детства хрупкие.

Марина смеялась — это восхитительно: совершеннейшие нелепости от глубокого философа! Она была счастлива.

Сергей вел себя, как решил — с участливостью и безразличием брата. Но как Же ему плохо! Ведь после Сони, покаяния Марины был такой взрыв сближения! И страсть у них была! Была! И снова он один. Так в чем же дело? Неужели не понятно: он — живой! Ему так нужна близость с Мариной, это блаженное ощущение полного единства… Но она и не собирается вернуть счастливый миг. Она наслаждается близостью с другим. Ладно, это можно вытерпеть. Главное — Алечка здорова, необычайно способна, обожает отца, и в университете он идет первым. Сестра говорит:

— Терпи, милый, ради дочки терпи и ради себя — ведь ты ж ее больше жизни любишь.

Весной Марина объявила:

— Сергей, я вас поздравляю! На лето вы останетесь в Москве совсем один! Можете заниматься целыми днями. Сестра уезжает, а мне надо в доме Иловайских в Александрове ее Андрюшку пасти. Аля и няня едут со мной. Ну и Осип — на парное молочко. Мне кажется, у него слабое здоровье.

Раньше считалось, что парное молоко необходимо исключительно Сергею.

Городок Александров Владимирской губернии. Черемуха, рыжие коровы на косогорах, земляника в траве у железнодорожного перегона…

Лето 1916-го — мимо мчатся на поля сражений эшелоны с солдатами. Проносятся, бедолаги, с песнями, заглядываясь на мимолетных девчат. Марина, вместе с деревенскими бабами, машет им платочком, потом пишет пронзительные стихи.

Она неутомимый пешеход, часами с детьми гуляет по окрестностям. Чуть позади, косясь опасливо на пасущихся бычков, плетется, спотыкаясь, Мандельштам.

— Жителю города такие марш-броски противопоказаны. Я искусан комарами, натер ногу. Носки не штопаны, ботинки трут! — Бурчит он.

— Главное — сердце без дыр и нагрузку выдерживает. Я-то ходок знаменитый. — Быстроногая Марина чуть сбавила темп. — Сердце у меня из этих мест — крестьянское — сплошной мускул, несущий меня вскачь. Сердце не поэта, а пешехода. Пешее сердце от всех моих предков. Вы думаете, я пользуюсь лифтами? Нет! Я их бегом по лестнице обскакиваю.

…Наискось от дома старое кладбище — любимое место прогулки детей и явная мука Мандельштама. Он побаивается проваленного склепа, возле которого непременно возятся дети, опасливо обходит могилы.

— Зачем вы меня сюда привели? Мне страшно. — Ему неможется — петербуржец и крымовец к косогорам не привык. Слишком много коров, слишком много крестов. — Вы рассеянная какая-то, думаете о покойниках, про меня забыли.

Марина смотрит на цифры на крестах, высчитывая жизненные сроки. С умиротворением:

— Хорошо лежать!

— Совсем не хорошо. Вы будете лежать, а по вас ходить.

— А при жизни не ходили?

— Метафора! Я о ногах, даже сапогах говорю.

Приезжие монашки предлагают купить вышитые рубашки. Их темные лики путают Осипа.