Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык

* Святое безумие (фр.).

** Дьявольское безумие (фр.).

*** Которые одержимы Богом (фр.).

**** От фр. avion — самолет.

114//115

Понедельник, 7 октября

Чудесный солнечный, теплый день... Выхожу в сад с ярко цветущими еще цветами и зеленью и думаю: «Как трудно представить себе в такие дни все, что происходит сейчас на земле. Это звериное ликование в Италии по поводу взятия Адуя, эти приветствия Муссолини от фр<анцузских> газет по поводу его победы, обмен любезностями между фр<анцузскими> и ит<альянскими> писателями и учеными — всю эту гадость, лицемерие, злобу, ложь!»

И я с такой радостью вспоминаю статью Montherlant'a ^[258] (предисловие к его последнему роману «Inutile Service»), где он обличает всю низость современного мира и уходит от него к природе, к простым, обездоленным людям (les vaincus* — как он их называет).

Заходил Либ с каким-то венгерским журналистом. Но мы их не оставили, т. к. мама чувствует себя плохо и ей нужен покой...

Ни говорит мне: «Какое странное противоречие в себе чувствую я. С одной стороны, я человек очень социальный, я люблю общество, общение, участвую и всю мою жизнь участвовал в самых различных начинаниях, но с другой — находясь в обществе или участвуя в тех или иных делах, я всегда чувствую себя на бесконечно далеком расстоянии от всего и всех. Как это объяснить?»

Я: «Я думаю, что основное для тебя в общении с людьми и участии в общ<их> делах — это внести туда нечто свое, направить и людей, и те или иные начинания по своему пути, наложить свою печать. Отнюдь не смешиваясь и не соединяясь и не получая от других в этом общении, а утверждая себя, свое. Я сравнила бы тебя с воином, засевшим в крепости и оттуда время от времени делающим вылазки для борьбы с врагом или для разведки».

Ни: «Пожалуй, ты права».

Сегодня был доктор-священник Липеровский ^[259]. Нашел ухудшение сердца у мамы. Тяжело, тяжело изо дня в день видеть постепенное угасание близкого человека. Да, смерть — дело дьявола. Иначе нельзя понять всего ее ужаса и мучения.

* Побежденные (фр.).

115//116

Бог, Бог Отец через Сына воскрешает. Умерщвляет — Дьявол!

Итак, Бог не всемогущ? Смерть не в Его власти?

Нет, Бог всемогущ в добре, в красоте, в милости и любви, но не в зле, не в мучении, не в уничтожении, не в злобе и лжи.

Но если Он всемогущ, то почему же Он не уничтожает зло в том или ином его проявлении?

Потому, что не хочет нарушить свободу. Не не может, а может, но не хочет.

Смерть есть нарушение свободы человека, потому что все сотворенное Богом хочет жить, хочет жить вечно, потому что создано для вечности. Прекращение жизни есть нарушение свободы человека. И это нарушение не может исходить от Бога. Смерть вошла через грех, говорит Св. Писание. Но грех есть уже проявление дьявола, его силы в человеке... И так как дьявол через грех овладел миром, то он и разрушает его. Оружия же его: смерть, болезни, убийства, войны — для людей. Землетрясения, голод, ураганы, пожары, наводнения — для природы.

Вторник, 8 октября

Ни обедал у Маритэн. Я не могла из-за болезни мамы.

Вернувшись, Ни рассказал о впечатлении... Находит, что оба они, и Jacques, и Raïssa, очень изменились за это время. Сдвинулись духовно влево, освободились от слишком ортодоксального томизма. Книгой Ни «О назначении человека» Raïssa восхищается, a Jacques еще не все прочел, но очень заинтересован. Ни было у них очень приятно. Оба они очень дружественно к нему относятся. Принес он от Raïss’ы книгу ее поэм с трогательной надписью мне и Ни...

Среда, 9 октября

Утром ездила по делам в Париж. Ни на заседании на Montparnass'e ^[260]. Вернулся страшно взволнованный. «Я устроил скандал... Страшно вспылил!»

Я испугалась, т. к. знаю, что такие вспышки гнева очень для Ни опасны. В прошлом году после одной такой вспышки у него шла кровь носом, и доктор предупредил, что ему нужно быть осторожным. «Что такое?» — спрашиваю с тревогой.

«Представь себе: некий г-н Гринченко поднес мне бумагу от митроп<олита> Елеферия ^[261], где о. Булгаков обвиняется в

116//117

ереси ^[262]. Сделано это по доносу отсюда, из нашего прихода. Я заявил, что с доносчиками ничего общего не желаю иметь. Страшно кричал... Какое безобразие!»

Я едва его успокоила, боясь, что вся эта история кончится для него плохо... С его характером, не выносящим никакого посягательства на свободу мысли, никаких компромиссов с совестью, идущим всегда и всюду против течения, — жить мучительно трудно. Он так чувствителен к всякой несправедливости, к лжи, к лицемерию. В такие минуты его гнева я и боюсь за него, и восхищаюсь им, благородством его души, его рыцарским закалом!

На этот раз все прошло благополучно, но я думаю, инцидент с г. Гринченко так не окончится... Будет доложено куда следует... Увидим.

Воскресенье, 13 октября

Со среды ухудшенье у мамы. Ночь сегодня прошла тревожно. Но утром она уснула, и я могла поехать в St.-Germain помолиться о ней. Обедню служил новый священник. Поразил меня какой-то трепетностью, полной благоговения в каждом жесте. Впервые вижу такую службу (впрочем, нет! Один негр служил так же прекрасно!). Это не служба, а как бы жизнь вблизи Христа, у Его ног.

Вернулась домой и застала маму в хорошем виде. Ни ушел в далекую прогулку. Встретил где-то своего старого знакомого социал-демократа и с ним гулял около часа. «Знаешь, мне была очень приятна эта встреча. Я почувствовал в этом человеке что-то человеческое. Теперь это редко...»

Погода чудесная... В доме тихо. Никого не зовем из-за больной... Слушаем музыку, т. к. начались уже симф<ониче-ские> концерты. Вечером читаем Шекспира...

Воскресенье, 20 октября

Всю эту неделю ничего не писала. Трудно было выбрать время из-за болезни мамы. Живем в полном уединении. Нельзя никого звать, чтобы не беспокоить маму. Сегодня тоже никого. Уход за мамой и хозяйство отнимают все время и очень утомляют.

Ни сегодня за завтраком говорил по поводу фильма, где документально показывали ловлю диких зверей: «Эти картины

117//118

вызвали во мне массу мыслей о человеке. Какая мощь, сила и ум в этом небольшом существе. Как борется он с силами природы и со страшными, враждебными ему зверями! И вот вся теология направлена на то, чтоб унижать человека, изображать его слабым, низким, бессильным. Я же, наоборот, вижу в нем много величия, и вся моя философия и все христианское сознание направлено на то, чтобы поднять человека, а не принижать его».

Перечитывая главу Ни об аде ^[263], я много думала эти дни вот о чем. Апост<ол> Иоанн — любимый ученик Христа. Это значит, что он больше, чем другие апостолы, проник в сущность учения Христа. И вот у него нигде не упоминается слово «ад», «адские муки». Есть лишь слово «осуждение», но это не то же, что вечность ада. Понимаю это в том смысле, что другие евангелисты были еще недостаточно очищены от влияния Ветхого Завета, где Бог воспринимался прежде всего как Бог карающий, мстящий, а не как Бог любви. Апостол Иоанн, повторяю, потому и любим Христом больше других, что он, один лишь он выявил в своем Евангелии подлинную сущность христианства, где нет места вечным мукам, возмездию, устрашениям, где Бог является лишь в аспекте любви.