Конец Распутина (воспоминания)

При всем своем умственном убожестве, Вырубова все же сообразила, что, чем больше она изолирует от всех Императрицу, тем сильнее укрепится влияние на Нее самой Вырубовой, как единственного верного друга. Привязанность ее к Императрице, несомненно, была искренней, но далеко не бескорыстной, потому что она вокруг этой дружбы впоследствии сплела целую сеть интриг.

Для того чтобы приблизить Распутина к Императрице, Вырубова оказалась как нельзя более подходящим человеком. Ловкому «старцу» не трудно было заставить эту истеричку уверовать в свою святость, для того чтобы она своими внушениями повлияла и на Государыню.

Когда Распутину удалось приобрести авторитет в Царской Семье и Императрица стала в свою очередь считать его великим праведником, Вырубова почуяла, какие возможности открываются перед ней. В этой ничтожной женщине проснулась самая низменная жажда власти. Сама по себе дружба Императрицы уже давала ей исключительное положение, а с появлением Распутина значение Вырубовой выросло еще сильнее: она стала ближайшим доверенным лицом Императрицы – единственной посредницей между Нею и «старцем».

Надо думать, что и Распутин, держась за Вырубову, как за самое удобное орудие в своих руках, поощрял доверие к ней Императрицы.

Трудно предположить, чтобы Вырубова, став в центре распутинского влияния и постоянного его вмешательства в государственные дела, имела бы какие-нибудь политические планы. Она была слишком глупа для сложных замыслов; но ее пьянила роль «влиятельного человека». Сплетая постоянные интриги, поддерживая одних, устраняя других, она упивалась этой игрой в могущество.

Впрочем, влияние Распутина на государственные дела при сотрудничестве Вырубовой началось не сразу. Оно стало возможным лишь в той очень замкнутой обстановке, в которой протекала жизнь Царской Семьи, после того как Государь избрал своей постоянной резиденцией не Петербург, а Царское Село.

Император Николай ІІ был застенчив по природе, избегал частых публичных появлений и предпочитал тихую жизнь в интимном семейном кругу.

К этой жизни он привык еще с юных лет, потому что Император Александр III сравнительно недолгие годы своего царствования большею частью провел тоже не в Петербурге, а в Гатчине.

Но обстановка царствования при Императоре Николае II была совершенно иная, нежели при Его державном Отце: наступили бурные годы и удаление Государя от столицы вызывало самые пагубные последствия.

Император Николай ІІ ближе всего был знаком с военными кругами. Его деятельность, как Монарха, почти целиком проходила в Царском Селе, куда к Нему ездили для докладов Его министры. Он очень много и усидчиво работал, но не видел близко своей страны, и страна Его не знала. Лишь те, которые имели доступ в Царское Село, встречались с Монархом, необычайно обаятельным, чарующим ласковой простотой своего обращения, горячо любящим Россию.

Замкнутому образу жизни Государя особенно способствовала Императрица Александра Феодоровна. Она все больше отходила не только от петербургского общества, но даже и от Императорской Фамилии.

В уединенной обстановке Царского Села Государь проводил свободное время с Императрицей. Умный, чуткий, но в высшей степени мягкий по натуре, Он незаметно привыкал в некоторых случаях подчинять свою волю настойчиво-властному характеру Государыни. Она стала его единственным другом, так заполнившим Его жизнь, что влиянию других близких лиц уже не оставалось места.

Императрица страдала болезнью нервной системы и тяжелым неврозом сердца; это действовало на Ее душевное состояние и часто омрачало атмосферу в Царской Семье. Недомогания Императрицы волновали и огорчали Государя, увеличивая Его семейные заботы. Но самым тяжелым испытанием для Них явилась неизлечимая болезнь столь долгожданного единственного сына, Цесаревича Алексея. У Него обнаружилась гемофилия, наследственный недуг, передававшийся мужскому поколению по женской линии. Императрица, нежно любящая мать, страдала вдвойне: Ее терзали и постоянные опасения за жизнь Цесаревича и мучительное сознание того, что Она сама передала Ему эту болезнь.

Болезнь Наследника старались скрыть. Скрыть до конца ее было нельзя, и скрытность только увеличивала всевозможные слухи, которые вообще порождались в обществе, благодаря уединенной жизни Государя. Казалось, какой-то таинственный покров был наброшен на Царскую Семью. Он разжигал любопытство, подстрекал недоброжелательство и меньше всего заставлял думать и догадываться о том, как мучились и Отец и Мать за своего ребенка, в какой постоянной тревоге Они жили.

При таких условиях широкое поле действий открывалось для Распутина.

Государыня слепо уверовала в его сверхъестественную силу и старалась убедить в этом и Государя.

Она верила, что только чудо может спасти Ее сына. Распутин внушил Ей, что именно он может совершить это чудо и что, пока он будет близок к Царской Семье, – Цесаревич останется жив и здоров.

Она верила также, что и Россию может спасти только Распутин, которому дарованы «высшая мудрость, знание людей и предвидение всех событий».

В этой болезненно-мистической атмосфере протекала жизнь и деятельность Императора Николая II около больной Императрицы, близ Вырубовой и Распутина... Временами Государь пытался бороться с окружающими влияниями и даже удалял Распутина, но побороть до конца того, что уже как бы вросло в Его жизнь, Он не имел сил.

Начало войны, сопровождавшееся огромным патриотическим подъемом во всей стране, было моментом радостного просветления и для Государя, и для России. Казалось, было забыто всякое недовольство Верховной Властью, – Царь и весь народ, без различия партий, слились в одно непобедимое целое, но это единство и взаимное доверие длилось недолго.

Война приняла затяжной характер. Ее гнет испытывала не только армия, но и вся страна: требовались великие жертвы...

Но ничего не изменилось в действиях Верховной Власти: Распутин опять зловещим призраком появился в Царском Селе... Люди хмурились от военных неудач: то тут, то там слышалось страшное слово «измена». Нелюбимой Императрице раздраженное чувство толпы, особенно под влиянием тайной немецкой пропаганды, приписывало чудовищные преступления. Эти клеветнические слухи об Императрице старательно распространялись в России немецкими агентами и теми революционными организациями, которые работали за одно с Германией и на ее деньги. Самым гнусным приемом такой пропаганды со стороны немцев было усиленное подчеркивание немецкого происхождения Императрицы и навязывание Ей немецкого патриотизма. Последнее особенно было ложно, так как Государыня Александра Феодоровна не любила Пруссии и ненавидела Императора Вильгельма. Клевета не миновала и Государя: говорили, что Он, под влиянием Императрицы, будто бы возглавлявшей немецкую партию, готовится к подписанию сепаратного мира.

На самом же деле, Государь не только, будучи на престоле, отвергал самую мысль о сепаратном мире, но и после отречения своего, в прощальном приказе по армии, не объявленном по приказанию Временного Правительства, призывал и армию, и Россию бороться до конца с неприятелем, в полном согласии с союзниками. Больше того: Он отказался от всякой помощи со стороны Императора Вильгельма даже в тот момент, когда вся Царская Семья находилась в Екатеринбурге в руках большевиков и, живя в ужасных условиях, была на краю гибели.

Нужно было при помощи самых решительных мер уничтожить все поводы для подозрения и клеветы. Приняв на себя Верховное Командование и находясь постоянно в Ставке, Государь с надорванными душевными силами и под гнетом тяжелого морального утомления почти уступил свою власть Императрице.

Тогда распутинская клика подняла голову с сознанием своей окончательной победы, а Императрица Александра Феодоровна, преисполненная лихорадочной энергии и самых лучших намерений, в больном своем неведении, хотела верить, что, при помощи «избранного Богом» «старца», именно Она и спасет страну...