На грани жизни и смерти

Вечером мы расположились в угрюмых старинных казармах флотского полуэкипажа. Здесь не было никакого изящества. Серые каменные стены и пол, грубая мебель в самом скромном наборе и вместо матрацев — тюфяки, набитые соломой. Под чистым постельным бельем ржавые железные койки выглядели довольно прилично.

В казармах полуэкипажа нас продержали месяц. К исходу этого срока казарменный интерьер мне уже не казался таким неприветливым, каким я воспринял его сначала. Философский смысл этих ощущений раскрыл суровую мудрость тех людей, которые специальным назначением в свое время строили это обиталище для «быдла». Все внутренние помещения ежедневно промывались проточной водой, что способствовало поддержанию почти абсолютной чистоты. Это я понял и внутренне согласился с тем, что комфорт — далеко не решающий фактор в быте человека, если он живет не для эгоистической услады, не для развлечения, а для достижения большой цели, рожденной благородной мечтой.

Не прошло и недели, как среди абитуриентов стали выявляться единицы, требующие возвращения документов. Они разочаровались в романтике, не ожидали, что с первых дней им придется убирать казармы, мыть уборные и лишаться удовольствия выйти в город когда хочется. Их не пытались разубеждать, охотно возвращали обратно документы, а путевки отсылали в комсомольские органы городов с припиской: «Недостоин».

Да, начало флотской жизни действительно выглядело очень прозаично, и сразу выявило людей случайных и ненужных для больших дел. А ведь настоящие испытания были еще впереди, и оказавшимся принятыми в училище предстояло проверить психическую и физическую прочность юношеских стремлений.

Из одиннадцати человек пермской группы в училище было принято пять. Окончили училище два человека, остальные по разным причинам были отчислены в первые четыре года обучения. День объявления приказа о зачислении меня курсантом Высшего военно-морского училища имени М. В. Фрунзе стал самым памятным в моей жизни. Я был самым счастливым человеком. Это ощущение не оставляло меня все годы обучения, даже тогда, когда мне показалось, что трудности слишком велики для меня. Может быть, поэтому мне и удалось их преодолеть.

Училище я окончил успешно и получил право выбора места службы. Просьба направить меня на Балтику была удовлетворена, и в июне 1936 года, получив звание лейтенанта флота, я был назначен командиром торпедной группы на подводную лодку. Несколько позже был переведен в Кронштадт. Служба началась хорошо, и через три года я стал командиром подводной лодки М-171 в составе Северного флота. В этой должности и застала меня Великая Отечественная война.

Знакомство

Известие, что меня назначают командиром подводной лодки М-171, признаться, не только не обрадовало меня, но даже огорчило. В это время я служил на лодке типа «Щ» среднего подкласса, привык к ней и причислял ее к лучшим подводным кораблям того времени. На малые же лодки, как и многие мои товарищи, смотрел немного свысока. Поэтому-то предстоящее назначение рассматривал как неудачу, несмотря на то, что это было для меня повышением в должности.

Но как бы там ни было, мне оказывали доверие; на флоте, как и в армии, возражать в таких случаях не принято, и, получив соответствующий приказ, я собрал свои пожитки и в угнетенном состоянии отправился на свой новый корабль.

Он стоял на якоре, недалеко от обрывистого скалистого берега. Такой маленький и такой жалкий на вид, что у меня при виде его еще больше испортилось настроение.

Я поднялся на борт лодки. С непривычки показалось, что здесь негде повернуться, что ходить по лодке можно только полусогнутым. Ни приветливые лица офицеров, ни обилие электрического света, ни надраенные до ослепительного блеска металлические части приборов и механизмов не могли вывести меня из подавленного состояния. В довершение всего по своей неосторожности я ударился лбом о выступающую деталь какой-то цистерны. Вид у меня при этом, наверное, был забавный, потому что встречающие меня офицеры с трудом сдерживали улыбку. Проклиная в душе и себя, и свое назначение, я пролез через круглую переборочную дверь в соседний отсек и уселся на диване у стола. Посидев и немного придя в себя, пригласил в каюту своего помощника.

Вошел стройный молодой человек в новом кителе.

«Недавно из училища», — подумал я.

— Лейтенант Щекин, — представился он и после паузы добавил — Алексей Семенович.

— Садитесь, — пригласил я. — Давно закончили училище?

— Скоро год… ускоренным выпуском.

— Из института?

— Да, с третьего курса был призван.

Разговаривая со Щекиным, я внимательно присматривался к нему. Черты его лица выдавали в нем человека мягкого. В дальнейшем это мое предположение подтвердилось: Щекин действительно был мягким, очень отзывчивым человеком, однако в нужный момент мог проявить твердость и решительность. Уже с первой нашей встречи этот двадцатитрехлетний парень вызвал во мне симпатию, и это чувство не изменилось за все время нашей совместной службы.

Говорили мы со Щекиным недолго, и узнал я о нем немного. Уже потом, в пору трудных боевых походов, мне открывались новые черты его характера, его способности, например, склонность к математике, умение тщательно анализировать, быстро и правильно разбираться в любой, самой сложной обстановке. Не раз он оказывал экипажу неоценимые услуги. Но об этом позже.

После нашего короткого разговора я попросил лейтенанта Щекина познакомить меня с экипажем. Сначала Щекин представил мне всех старшин, а те в свою очередь начали знакомить меня со своими подчиненными.

Первым пришел боцман Маховиков, он уже заканчивал сверхсрочную службу и был опытным подводником. Маховиков, за ним его помощник — старшина 2-й статьи Хвалов, затем рулевые-сигнальщики Федосов и Курочкин. Все они произвели на меня неплохое впечатление. В разговоре с ними я обратил внимание на то, что они не только не огорчены тем, что служат на маленьком корабле, но, казалось, даже гордятся этим. Меня это удивило.

— А что, если бы вас перевели на большой корабль? — спросил я, обращаясь к Федосову и Хвалову.

Реакция моряков была для меня неожиданной.

— За что? — почти в один голос спросили они.

Их встречный вопрос смутил и как-то сразу убедил меня в том, что эти моряки — настоящие патриоты своего корабля. И мне, глядя на них, стало стыдно за себя, за то, как я всего несколько минут назад думал о своем новом корабле.

— Наши моряки любят свой корабль, — как бы угадывая мои мысли, вступил в разговор лейтенант Щекин.

Я и сам теперь видел это.

Ведь как странно иногда складываются человеческие судьбы. Кончая высшее военно-морское училище, мог ли я думать о том, что в эти же дни на стапелях ленинградского завода закладывается новый корабль, с которым будет связан почти весь мой боевой путь.

За два часа беседы, с экипажем я уже составил себе мнение о нем. Правда, основывалось оно лишь на некоторых внешних чертах да беглых биографических данных, но и этого пока было достаточно. Чтобы работать с людьми, надо знать, чем они занимались раньше, где жили. И я узнал, что Хвалов, например, окончил десятилетку, Федосов до призыва работал в колхозе и очень любит свою деревню, командир отделения трюмных машинистов Тюренков окончил всего шесть классов и тоже был колхозником, старший матрос Мартынов — рабочим. С этими и со многими другими членами экипажа мне и довелось пройти десятки тысяч подводных миль в трудные военные годы, встречаться лицом к лицу с врагом и побеждать. О них я и хочу рассказать в этой книге.

Но прежде чем начать рассказ о боевых походах подводной лодки М-171 во время Великой Отечественной войны, хочу немного остановиться на характеристике этого вида боевых кораблей и их «биографии». Может быть, эти страницы покажутся читателям скучными. Однако я не нашел возможным избежать этого описания: ведь для того, чтобы ясно представить себе всю сложность ситуаций, в которые попадал экипаж лодки во время походов, надо знать, чем располагали советские моряки, какая техника была в их руках.