Человек из легенды

— Не ожидал я от тебя этого, Дима. Я уже говорил с деканом: к сессии тебя допустят.

Иван Васильевич нашел время заглянуть в институт и после сессии.

— Удивительно, — говорил пожилой декан. — Во втором полугодии человек не был ни на одной лекции, а сессию выдержал. Ваш сын великолепно сдал экзамены.

Тревожный, холодящий душу вой сирены останавливает прохожих, расчищает перекрестки — мчится по улицам Куйбышева «скорая помощь», а за рулем — Вадим...

Осенью состоялся еще один крупный разговор с отцом. Иван Васильевич, честный советский труженик, хотел, чтобы сын его строил новые заводы, дома, электростанции, в которых так нуждается страна. А сын мечтал стать защитником своей Родины, защитником всего, что создано и будет построено народом, партией.

— Я работаю, папа, и хочу учиться на летчика.

— Ладно, — нехотя сдался отец. — Ищи свое место в жизни, но запомни: кем бы ты ни был, где бы ни работал— ты всегда должен оставаться человеком. А настоящий человек никогда не стоит на месте —всю жизнь он трудится и учится, отдает всего себя людям.

— Не обижайся, папа, прошу тебя. И не подумай, что мне вскружил голову беспосадочный перелет Чкалова на остров Удд. Я давно мечтал подняться в небо.

Вадим ушел с третьего курса института. Днем работал, вечерами «штурмовал» науку. Зайдут, бывало, товарищи, гулять приглашают, а он виновато склонит голову набок и говорит:

— Знаете, кореши, книгу достал нужную. Всего на денек дали...

Кореши уходили недовольные, обижались. Не всегда, конечно. Но, поздравляя с днем рождения, упомянуть об этом не забыли.

«Вадиму Ивановичу Фадееву.

Ты, рожденный великими днями нашей эпохи; ты —великий человек по форме, по структуре и комплекции; ты, чья нога не имеет себе равной; ты, который обречен на вечные муки в поисках 49 размера ботинок и лишен возможности посещения катка; ты, к сегодняшнему дню проживший на свете ровно два десятка лет, в дни грандиозных побед на всем социалистическом фронте прими наше искреннее поздравление. Твой второй десяток был не плохим по дружбе, исключая последние дни, но неважен по жизни.

Желаем, чтобы к следующему юбилею тебя можно было поздравить со счастливой жизнью и хорошей дружбой.

Желаем прожить твой остаток века в доблестном труде и жизненной учебе, ибо человек всю жизнь трудится и учится.

В. Воскресенский В. Пушкарев А. Киреев Вавилов».

В Куйбышевский аэроклуб Вадим пришел хорошо подготовленным, закончил его в 1938 году и остался работать инструктором, продолжая учебу в тренировочном отряде. Осенью тридцать девятого года в воздухе сильно пахло порохом, и Вадим стал проситься в военную школу летчиков. Не отпустили. Друзья по аэроклубу уже были зачислены в военное училище, писали, что с января начнутся занятия. Вадим пошел^к комиссару аэроклуба.

— Зачем меня держите, товарищ комиссар? Стране нужны военные летчики. Не могу в такое время... В общем, отправьте меня в училище, и вы обо мне еще услышите, честное партийное.

В начале января 1940 года начальник аэроклуба вызвал Вадима, вручил ему запечатанный пакет и сказал:

— Вот тебе, Фадеев, наше напутствие. Приедешь в Ульяновск, вручишь лично начальнику школы. А сейчас быстро оформляйся, зайди в военкомат — там уже знают — и... счастливого тебе пути, дорогой ты мой! — Он крепко пожал большую руку Вадима, затем не выдер-

жал, обнял его, повернул к двери и, хлопнув легонько по спине, сказал: — Иди.

Начальник школы распечатал пакет, прочитал вслух письмо за подписью начальника и комиссара аэроклуба:

Друзья прекрасной юности (слева направо):- Алексей Кпрманов, Валентин Воскресенский и Вадим Фадеев (193-1 г.).

— «Убедительно прошу принять в счет нормы на пилотское отделение отличника учебы инструктора Фадеева В. И.

Тов. Фадеев В. И. имеет полное среднее образование, отлично окончил Куйбышевский аэроклуб в 1938 году по группе курсантов, а в 1939 году—-тренировочный отряд.

Тов. Фадеев зачислен кандидатом в училище ВВС, кандидат ВКП(б) с 1939 года, отличный физкультурник и спортсмен».

Полковник поднял взгляд на Вадима, изучающе долго смотрел на него.

— М-да. Характеристика— лучше не надо... Сколько весишь?

— Девяносто четыре.

_ Силен, — заключил начальник школы. — На СБ будешь летать. Слышал такой скоростной бомбардировщик?

— Истребителем хочу...

— Милый мой, правильное направление тебе даю — в бомбардировочную. Через недельку отправим вас в Чкалов.

В бывшее Оренбургское авиационное училище Вадим прибыл из Ульяновска с небольшой группой таких же новичков, как и он сам. Привели их в баню, постригли как полагается наголо. После мытья выдали каждому белье чистое, новое обмундирование. Все оделись, не узнают друг друга. Только Вадим никак не оденется. Белье кое-как натянул, а шаровары и гимнастерка трещат.

— Ладно, — сказал старшина. — Надевай сапоги, шинель, на склад как-нибудь добежишь, а там подберем.

Кинул он ему кирзы сорок пятого размера — не лезет нога. Шинель самую большую подал, а она, как заячий тулуп на Емельяне Пугачеве, по швам расползтись хочет, да нитки на диво крепкими оказались; рукава короткие, полы выше колен. Пришлось одевать то, в чем приехал. На складе тоже ничего путного не нашлось. Почесал старшина затылок, пробурчал: «И вымахало же тебя на мою голову».

Недели две ходил Вадим на занятия белой вороной. Сшили ему по мерке полный комплект: вместо кирзовых— сапоги яловые с подковками, идет в строю вечером, искры из булыжника высекает; гимнастерка и шаровары в самый раз; шинель длинная, курсантская, грудь колоколом; сверху буденовка — настоящий командарм.

Правда, командарм этот первые дни ходил впроголодь. Но от зоркого глаза начальства ничего не ускользает— и утвердило оно Вадиму двойной паек.

Начал он, как и все, постигать военные науки: уставы, строевую и винтовку трехдюймовку — «никому не отдавай», как в песне поется. Одна беда — сначала к дисциплине не мог привыкнуть. Требования и все, что полагалось, конечно, выполнял. Лишь изредка, бывало, сцепится со старшиной. Тот не выдерживал жаркой схватки, бежал к политруку или к командиру. Те вызывали курсанта Фадеева и видели перед собой уравновешенного и вполне спокойного парня, и ничего в нем неукротимого, ■як жаловался старшина, не было. Получал внушение о 1'ажности дисциплины, и на этом все кончалось. Так было в первые два месяца, пока из Вадима «дурь вышибали».

На лекциях пришлось Фадееву слушать то, что он давно уже знал. И понял Вадим — напрасно тратит время Написал рапорт начальнику школы, чтобы разрешил сдать экзамены досрочно. Разрешили — сдал, перевели в старшую группу. .

Встретил как-то Вадим Бориса Кузнецова, знакомого куйбышевского пария — он к тому времени уже два года проучился. От Бориса узнал: кто сдаст в мае экзамены по мотору и самолету, будет допущен к полетам. Вадим снова написал рапорт. Дал ему начальник школы две недели на самостоятельную подготовку, видно, его самого заинтересовало, как это у напористого курсанта получится.

На экзаменах спрашивали Вадима, как ему казалось, тенденциозно, чтобы сбить с него самоуверенность. Курсанты изучали мотор и самолет четыре с половиной месяца, с инженерами. Сдавали экзамены, волновались. Тройка, четверка, тройка, четверка. Редко кто пять получал, не обошлось и без двоек. А тут захотел человек экстерном. Гоняли Вадима долго, но он ответил на самые трудные вопросы. Комиссия вывела ему по обоим предметам «отлично», но указала, что он зря отказывался от консультаций у инженеров.

На другой день командир эскадрильи приказал Фадееву выйти на полеты. Летать надо было сначала на У-2. Все группы оказались переполненными. Инструктор, к которому направили Вадима, выразил недовольство: «Вот вас в план не включили, я вас вывезу позже...» и тому подобное. Вадим сказал: