Июнь-декабрь сорок первого

Однако я опять забегаю вперед. А как разрешился вопрос со стихами в номер от 24 июня?

Получив от меня задание - непременно добыть стихи, Соловейчик стал обзванивать по телефону всех более или менее близких "Красной звезде" поэтов. Как на грех, никто ему не отвечал: день был воскресный. Наконец удалось связаться с Лебедевым-Кумачом. Без каких-либо предисловий Соловейчик сказал ему:

- Василий Иванович, газете нужны стихи...

- Когда?

- Не позже завтрашнего утра.

- Ну, что ж, сделаю...

На следующий день заходит ко мне человек среднего роста, светлоглазый, с золотистой шевелюрой. Это и был Василий Лебедев-Кумач. Принесенное им стихотворение начиналось так:

Стихи немедленно пошли в набор. А ночью, когда полосы уже были сверстаны, Соловейчик, испуганный, смущенный, вдруг докладывает:

- Только что звонил Лебедев-Кумач. "Известия" выпросили у него стихи, отданные нам... Не устоял... Что будем делать?

В иное время я, наверное, распорядился бы в назидание "неустойчивому" автору снять его стихи. Не любили мы печатать "дубликаты". Нам больше нравилось, когда другие газеты перепечатывали наши материалы со ссылкой на источник. Но в ту ночь было не до амбиций. Да и стихи - замечательные!

- Ничего, - ответил я. - Пусть идут в двух газетах.

Мог ли я и мои товарищи думать тогда, что стихотворение, напечатанное в первом военном номере, станет главной песней Великой Отечественной войны? Что миллионы советских людей пойдут с нею в бой! Что прозвучит она призывным набатом и торжественной клятвой по всем городам и весям страны! Что ее будут слушать стоя, как слушают гимн!

В сердце ударила строка, вынесенная поэтом в заголовок стихотворения: "Священная война". Да, именно священная! Эти слова жили в мыслях и чувствах нашего сражающегося народа. Но Лебедев-Кумач первым произнес их вслух. Они пронзили и нас, газетчиков. На следующий день мы повторили их в передовой статье "Красной звезды": "Советский народ поднял знамя священной Отечественной войны за Родину, за ее честь и свободу". А еще через два дня в "Красной звезде" появилась специальная передовица, которая так и называлась: "Священная Отечественная война советского народа". Написал ее наш литературный секретарь Марк Вистинецкий.

Как обычно, вычитывая текст этой статьи в присутствии автора, я, помнится, проявлял в тот раз повышенную придирчивость к формулировкам. Мы вместе что-то исправляли, что-то добавляли, пока не вылились на газетный лист такие строки:

"Красная Армия отстаивает свою Отчизну, которая является самым дорогим и самым любимым, что есть у советского человека. Она ведет священную Отечественную войну против самого злейшего врага человечества гитлеровских изуверов.

Это - священная война, ибо священен гнев народный против чванливых германо-фашистских насильников.

Это - священная война, ибо священна любовь народа к своей родине, к своей земле.

Это - священная война, ибо священны свобода и счастье, добытые в тяжких боях народами нашей страны..."

Любопытен и такой факт. Вторая страница "Красной звезды" за 24 июня открывается корреспонденцией с митинга в Военно-Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского. Над корреспонденцией стоит заголовок: "Великая Отечественная война". Теперь невозможно, пожалуй, установить, кто именно дал корреспонденции такое название.

Война с фашистской Германией, вошедшая в историю советского народа как Великая Отечественная, в последующих номерах газеты, а тем паче в официальных документах, именовалась иначе. Ее называли Отечественной, называли Священной. А название "Великая Отечественная война" появилось гораздо позже; впервые в приказе Верховного главнокомандующего 7 ноября 1944 года.

На всех фронтах завязались ожесточенные бои. Пограничные отряды и полевые войска прикрытия сражаются героически. Однако общая картина неутешительна. Немцам удалось занять Кольно, Ломжу, Брест. 22 и 23 июня о положении на фронтах страну и весь мир информировали сводки Главного командования Красной Армии. С 24 июня эта обязанность возложена на Совинформбюро. Его сводки такие же тревожные. Идут бои за Гродно, Кобрин, Каунас, Вильнюс... Мы дополняем эти сведения лишь небольшими заметками о противовоздушной обороне, о самоотверженных действиях отдельных летчиков. Иной информацией пока не располагаем. Держали полосы неподписанными к печати почти до утра, ожидая вестей от наших фронтовых корреспондентов. На узле связи Генштаба неотлучно дежурил мой заместитель Григорий Шифрин, но под утро он возвратился с пустыми руками и доложил уныло:

- Ничего нет. Даже генштабисты не могут добиться бесперебойного поступления необходимой им информации из войск.

Объяснялось это многими причинами. А главным, пожалуй, было то, что в первые же часы войны фашистская авиация и заброшенные к нам в прифронтовую полосу диверсанты вывели из строя большое количество средств и линий связи.

Совершенно неожиданно редакцию выручил писатель Василий Ардаматский. За его подписью пришла обстоятельная корреспонденция из Прибалтики. Позже выяснилось, как и почему это произошло.

Ардаматский находился в Риге по командировке Московского радиовещания. Поселился он в гостинице вместе с Сергеем Михалковым. Часов в пять утра 22 июня Ардаматского разбудили и сказали, что какие-то объекты в городе подверглись бомбардировке. Ардаматский растолкал Михалкова, и между ними произошел приблизительно такой диалог:

- Вставай, Сергей. Началась война.

- Не может быть.

- Серьезно, без шуток.

- Какая война?

- Наверное, напали немцы.

- Если это правда - запасайся юмором... - все еще не верил Михалков.

Но на этом юмор и кончился.

Вскоре Ардаматский получил телеграмму за подписью секретаря редакции "Правды" Л. Ильичева. "Правда" рассчитывала на его репортаж. Писатель поспешил на ближайший военный аэродром, потом перебрался к артиллеристам. Записал все, что увидел там сам, и все, что услышал от людей, имевших уже боевое соприкосновение с противником. Репортаж получился добротный. Дело оставалось за небольшим - передать в Москву.

На городском телеграфе Ардаматскому решительно отказали в этом: никогда, мол, таких материалов не передавали. Он кинулся на узел связи штаба Прибалтийского военного округа. Дежуривший там майор прочитал корреспонденцию и объявил:

- Передать в гражданскую газету не имею права. Могу только в военную.

Не успел писатель рта раскрыть, как на углу рукописи появилась пометка: "Передать в "Красную звезду". И бодистка сразу же застучала по клавишам своего аппарата.

Однако Ардаматский успел приписать в конце корреспонденции: "Копию прошу переслать в "Правду".

Мы, конечно, обрадовались такому подарку. Перепечатали телеграмму в двух экземплярах. Первый - отправили в набор, а копию - в "Правду".

Сегодняшний номер "Красной звезды" выглядит уже по-иному. Наконец-то наши фронтовые корреспонденты подали голос. С одного юго-западного направления - три материала. Из них особенно интересна корреспонденция под заголовком "Рукопашный бой". В другой рассказывается о подвигах пограничного отряда. Третья - о допросе пленных немцев, на котором присутствовали наши спецкоры Павел Ризин и Александр Шуэр.

С Южного фронта пришло сообщение о разгроме вражеского десанта, пытавшегося перебраться через Прут. С Западного - о схватке наших артиллеристов с немецкими танками.

Появились сообщения о первых героях Отечественной войны, о первых раненых, отказавшихся уйти с поля боя, о первых заявлениях фронтовиков, тысячи раз повторявшихся на протяжении всех четырех лет войны: "Хочу идти в бой коммунистом..."