Огненная лавина

- Держусь, командир! - устало ответил Зыков.

После посадки Филиппов подошел к Юрию. Не произнеся ни слова, они обнялись, и не нашлось бы теперь сил разъединить их: война накрепко завязала еще один узел дружбы, которая была необходима людям, идущим по грани жизни и смерти.

- Здорово же тебя, дорогой "Илюша", покусали зенитки! - Василий Филиппов обходил самолет Зыкова, ласкал его ладонью, словно живое существо. - А ведь не подвел, дотянул до дома.

- Так это ж "ил"! - с гордостью заметил подбежавший механик Егоркин. - Не самолет - танк с крыльями!

Вскоре веселость сошла с его покрасневшего лица. Механик принялся присвистывать, переводя взгляд с поврежденного самолета на Зыкова.

- Да, сержант, задал ты мне задачку - опять придется дня три колдовать. Ну, да ладно... не привыкать, отремонтируем.

-Товарищ старший лейтенант, железнодорожную станцию следующий раз надо бомбить, - сказал Юрий, идя с Филипповым в штаб полка.

- Доложим Склярову. Думаю, что на это важное дело он выделит эскадрилью.

- А я заметил еще один замаскированный объект! - все более оживлялся сержант.

- Где? - насторожился командир звена, потому что сам больше ничего не обнаружил.

Юрий приостановился, взял в руки планшет,

- Вот здесь, - ткнул пальцем в карту возле балки Безымянной, - есть хлебное поле, а рядом лесок. Немцы, видимо, спрятали в нем технику и для маскировки подъездов навтыкали деревца, натянули маскировочные сетки. Получилось так, что к лесу нет ни дороги, ни тропинки.

- А ты, оказывается, глазастый.

Пришли в штаб. Ведущий доложил командиру полка о выполнении задания. Майор Скляров внимательно слушал рассказ, изучающе поглядывая на Юрия. Иногда командир полка, пододвинув ближе карту, делал на ней пометки.

- Хвалю, хвалю, други мои! - сказал майор.-Вы славно поработали. Прибавим к вашему докладу материалы дешифровки и потом поговорим подробно. А сейчас отдыхать. На штурмовку танковой колонны у Гумрака, о которой вы сообщили по рации, я уже отправил пятерку штурмовиков... Зыков может идти.

Козырнув, четко повернувшись, сержант вышел из штаба.

- Ну, старший лейтенант, доволен ведомым?

- Еще бы, товарищ майор! Славный парень. Уверен, со временем он будет отличным летчиком, да и в разведке будет незаменим.

- Ну, ступай отдыхать. Спасибо.

К вечеру над аэродромом стали гуртиться густые тучи. Между ними еще кое-где виднелись светло-голубые просветы неба, но и эти отдушины вскоре покрылись непроницаемой мглой. Со стороны горизонта доносились глухие раскаты грома.

В избе, отведенной для второй эскадрильи, чувствовалась предгрозовая духота. От запечного угла тянуло плесенью. Зыков вышел на улицу. Сгущалась и нарастала темнота. Откуда-то вынырнул ветер, взвихрил мелкую, как зола, пыль. Юрий пошел полевой дорогой.

В сердце жила тоска по дому, по родным. До мельчайших черточек вспомнилось лицо матери Елены Филипповны. Как ей сейчас живется, как работается на должности старшего санитарного инспектора? Беспокойная должность. Думалось об отце, о сестре Лиле, о младшем брате. Мысленно говорил с ними, улыбался. Побыв наедине со своими думами, Зыков вернулся к месту постоя своей эскадрильи. Присев на завалинку, задумался. Надо постараться правдиво и ясно проанализировать разведывательный вылет. Юрий поругал себя, что в бою был чрезмерно суетлив, рассеивал внимание. Он сам себе поставил оценки: за бомбометание и воздушную разведку - хорошо, за бой с истребителями - лишь посредственно.

Опять с особенной теплотой думалось о Москве. Такая же теплота рождалась в сердце, когда вспоминал о Люсе Медведевой. Вместе с ней он учился в аэроклубе, посвящал ей свои стихи. В школьные годы Юрий много писал, но безмерная любовь к авиации, стремление быстрее обрести крылья все дальше и дальше уводили его от литературных мечтаний. Так и остались в его уютной комнатке в поселке Сокол неузнавшие печатной страницы новеллы, наброски стихов, незавершенная повесть и планы ненаписанных рассказов.

Зыков вошел в избу. В двух небольших комнатах разместились летчики эскадрильи. Хозяин избы, крутоплечий старик Савелий, два года назад похоронил жену. До войны он еще стоял у горна в совхозной кузнице. Летчики любили слушать занятные стариковские рассказы, наполненные прибаутками. Особенно были расположены к старику механики. Он часто ходил в капониры, помогал промывать детали при разборке узлов самолета, зачищал напильником концы медных трубочек, выбивал бородком отверстия в тонких стальных пластинках. Подавая детали, крутил в восхищении головой.

- Вот эт-то сокол! - разглядывая штурмовик, как диковинку, восхищался Савелий, проводя щербатой ладонью по гладкому боку машины. - Не аэроплан сплошное угрозье фрицам! Громите их, ребятки, режьте пулей, рвите бомбой!.. Я с ними повоевал еще в четырнадцатом.

Особенно любил Савелий слушать рассказы бывалых летчиков.

- В начале войны, - вспоминал Саша Бондарь, - мне, как летучей мыши, больше по ночам приходилось летать. Иногда - ни звезд не видишь, ни земли, запеленатой тучами. Внизу прожектор полыхает. Насмотришься так, что после огненный пляс в глазах долго уняться не может... Однажды интересный случай произошел. Далеко на территорию врага залетел, надо было бомбить вражеский аэродром. Лечу - темень внизу, лишь изредка земля, как из кратера вулкана, вышвыривает снопы искр: паровоз жмет во всю прыть, и видно хвост за ним длинный - сыплет с натуги искрами... Со второго захода попал в него бомбами красивый фейерверк получился. От пожара свет по округе разлился...

Бондаря в эскадрилье любили. Был он летчиком высокой выучки, мастерски громил врага не только днем, но и ночью. Сашу слушали охотно еще и потому, что он служил в полку с самого его основания. Организованный в сорок первом, полк сразу же после ноябрьских праздников оказался на фронте. Сначала он назывался ночной легкобомбардировочный полк. Базировался под Москвой. Жили в тот период летчики в кельях под спасительной броней толстокаменных стен. Но они не отсиживались за древними стенами - в любое время суток усиленно приходилось работать всему личному составу полка.

Из Подмосковья полк перебазировался в Дятково, потом в Торжок. С Обуховского аэродрома ему пришлось действовать всю зиму сорок второго года. Летчики полка блестяще выполнили операцию по снабжению продуктами и боеприпасами наших пехотных частей, выходивших из окружения. Вскоре на станции Кинель им пришлось детально познакомиться с новыми машинами "Ильюшин-2". Получив в Куйбышеве самолеты, они вылетели на Сталинградский фронт.

Юрий Зыков внимательно слушал рассказы Бондаря, вникал в жизнь части, присматривался к однополчанам, и первое, непокидавшее его чувство неловкости, стеснительности постепенно сменялось иным - после каждого вылета он все сильнее чувствовал родство со своими старшими братьями по оружию, понимал, что маленькой частицей вливается в могучее боевое соединение.

Слушая Филиппова, Бондаря, других товарищей, он проникался к ним чувством доверия и симпатии. Ему хотелось скорее стать полноправным членом летной семьи. Да и сами сослуживцы шли ему навстречу. Возле столовой как-то подошел к Юрию крепко сбитый бровастый сержант с потертым футбольным мячом под мышкой. Обнажая в улыбке белизну зубов, сказал:

- Поздравляю, сержант! Говорят, ты сегодня забил не один гол фрицам.

Так началось знакомство с флагманским стрелком Владимиром Большаковым, заядлым футболистом.

Владимир и до войны увлекался футболом. Жил в Орехово-Зуеве, в фабрично-заводском училище получил специальность токаря, одновременно посещал аэроклуб.

Дождь, начавшийся с полчаса назад, все еще шумел за окнами избы. Над степью опускались гнетущие сумерки. Кто-то из летчиков крикнул задорным голосом:

- Богачев! Когда ты пойдешь принимать дождевую ванну?

Командир звена Иван Богачев, которого за глаза в шутку называли Ваней Богатым, постоянно обтирался холодной водой, не расставался с гантелями, сделанными в полковой ремонтной мастерской. Любил принимать небесный душ, подставляя тело под живительную прохладу струй. Сегодня было бы непростительно упустить такую возможность: долго стояла сушь, давно летчики не слышали громовых раскатов.