Партизанский комиссар

- Доложили оба, что не смогут принять участия в нашем учении.

- Я так и думал!.. - Руднев с досадой рубанул воздух ладонью. - Тоже мне... испугались дождя. Значит, в дождь они воевать не намерены.

Скрестив руки на груди, Руднев прошелся по комнате; потом остановился у окна, поглядел на пузырящиеся дождевые капли в лужицах и снова повернулся к Базыме.

- Что же будем делать, Григорий Яковлевич? Дождь не прекращается. Итак: если летчики и танкисты отказались "воевать" в дождь, то, может быть, хоть попробуем провести учение с ребятами?

Григорий Яковлевич неопределенно двинул плечами. Затем, глядя сквозь стекла очков на Руднева, заметил неторопливо:

- В такую погоду, Семен Васильевич, и пехоте будет трудно действовать. Не только танкам!..

- Короче говоря, ты предлагаешь отменить учение?

- Да, Семен Васильевич. Дождь льет уже больше трех часов. Земля превратилась в месиво. Какое же это учение, когда грязь по колено?

- Может, ты и прав, - после минутного молчания согласился Руднев. Но тут же добавил: - И все-таки, давай еще подождем до девяти ноль-ноль. Если дождь не перестанет, тогда... отменим.

- Хорошо, - согласился Базыма.

И сев за стол, опять принялся что-то записывать в свой "судовой журнал".

А Руднев, расстроенный срывом учения, зашагал по комнате, кляня в душе погоду, которая поломала все его планы... Вдруг до его слуха донесся слабый шум мотора. "Машина первого секретаря райкома партии, - сразу определил он. - Неужели приехал узнать, как обстоят дела с учением? С ним все и решим..."

Вслед за шумом автомобильного мотора в коридоре послышались торопливые шаги целой группы людей.

"Что бы это могло быть? Делегация? Или гости нагрянули в район? строил Руднев догадки. - Пойду-ка я гляну, что там за народ? Заодно и посоветуюсь с первым секретарем".

С этими мыслями он и направился в приемную. Она была уже полна народу. Семен Васильевич сразу определил, что гостей нет, одни свои: секретари путивльского райкома, председатели районного и городского Советов депутатов трудящихся... Лица у всех были сосредоточенные, суровые.

"Что-то стряслось!.." - мелькнуло в голове Руднева.

Открыв дверь своего кабинета, первый секретарь жестом пригласил всех к себе. Потом, увидев Руднева, протянул и ему руку.

- Здравствуйте. Хорошо, что зашли.

- Я был здесь. Услышал, что вы приехали, и решил посоветоваться, как быть с начавшимся учением в связи с переменой погоды... - начал Семен Васильевич.

- Садитесь, товарищ Руднев, - секретарь показал ему на свободный стул. - Потом об учениях... Сейчас у нас дела поважнее! - И быстро направился к своему столу.

Когда все уселись, он обвел собравшихся каким-то беглым, необычно тревожным взглядом и начал приглушенным, чуть дрогнувшим голосом:

- Товарищи! Началась война с Германией!

Наступила полная тишина. Все сидели, затаив дыхание. Кое у кого даже появилась на лбу испарина.

- Сегодня в четыре часа тридцать минут, - продолжал первый секретарь, - немецкие войска без всякого предупреждения начали наступление по всей западной границе от Балтийского до Черного моря.

"Вот мерзавцы!.. - хотелось крикнуть Рудневу. Но он только молча стукнул кулаком по коленке. Потом вспомнил о своих маневрах. - Так вот почему танкисты и летчики отказались от участия в нашем учении!.."

- Уже получен мобилизационный план нашего военного командования, продолжал первый секретарь. - В двенадцать ноль-ноль по радио будет выступать товарищ Молотов. Он скажет обо всем...

С минуту в кабинете стояла мертвая тишина.

Молчал и Руднев. Он, как всегда, старался сначала сам разобраться во всем, что произошло. "Да, кажется, на этот раз драка будет намного серьезней, чем с японцами на Халхин-Голе в тридцать девятом году или с белофиннами - в сороковом..."

И глядя, как по оконному стеклу скатываются дождевые капли, вспомнил, что в поле мокнут, ожидая дальнейших указаний, участники осоавиахимовского учения - тысячи парней и девушек.

Попросив разрешения у секретаря райкома, Руднев поспешил к Базыме.

Тот по-прежнему сидел за столом возле молчавшего телефона, что-то записывая в свой "судовой журнал".

- Григорий Яковлевич, - открыв дверь, сказал прямо с порога Руднев. Позвони, пожалуйста, нашим командующим и сыграй отбой!

- Что-нибудь случилось? - удивился Базыма.

- Да... Началась война!

Базыма так и застыл, не дотянувшись рукой до телефонного аппарата.

- На нас напала Германия!.. В общем, звони всем, скомандуй отбой! Не до игры сейчас. Пусть люди не мокнут зря. - И, пожав Базыме руку, Руднев снял с вешалки свою брезентовую накидку и поспешил обратно в кабинет первого секретаря, добавил на ходу: - В двенадцать часов по радио будет выступать Молотов!..

Вернувшись на свое место и вслушиваясь в разговор членов бюро, Руднев сказал себе: "Да, сейчас, когда Родина в опасности, мое место - на фронте. Именно там я, кадровый армейский политработник, принесу больше пользы. Ведь у меня за плечами немалый военный опыт. Опыт, которого так не хватает сегодня многим из нашего командного состава... Да, именно опыта им не хватает сейчас! - повторил он мысленно, глянув в глаза секретаря райкома. - А борьба, по всему видно, будет нелегкая... Впрочем, а когда же собственно нам было легко?!"

И ему вдруг вспомнилась лунная апрельская ночь семнадцатого года в Петрограде - решающая в его жизни ночь, когда он семнадцатилетним парнем*, с винтовкой за плечом, вместе со своими боевыми побратимами, рабочими Русско-Балтийского вагонного завода шагал к Финляндскому вокзалу. Разве ждали они, что борьба за новую жизнь будет легка?.. Но вот на перрон вышел простой, такой дорогой всем Ильич; с помощью рабочих быстро взобрался на броневик, окруженный со всех сторон несокрушимой стеной вооруженных солдат и матросов, и, обращаясь к каждому, произнес свою знаменитую речь, ставшую затем боевой программой революции.

_______________

* С. В. Руднев родился в 1900 г. Но при получении паспорта вынужден был прибавить себе год, чтобы поступить на работу. - Прим. авт.

Разве легко было Семену Рудневу и всем, кто в темную холодную октябрьскую ночь того же семнадцатого года, под свинцовым ливнем юнкеров, засевших во дворце, решились штурмовать Зимний? Ведь юнкера сидели там, как в крепости! И патронов они не жалели: поливали атакующих из пулеметов. Но ничто не смогло остановить революционный народ! Взяли Зимний. Арестовали укрывшееся в нем Временное правительство...

Или, может быть, в бою под Пулковым было легче, когда малочисленным, слабо вооруженным революционным отрядам надо было любой ценой остановить корниловские казачьи полки, рвущиеся в красный Питер, чтоб потопить в крови революцию?.. Тогда, в бою, на юного, еще по-девичьи тонкого Семена Руднева коршуном бросился с лошади огромный казак; Руднев успел первым выбить из рук врага клинок. Вцепившись друг в друга, они покатились клубком по земле. Дважды Сене удалось вывернуться из-под жилистого, верткого казачины. Но силы были не равны. Верзила снова подмял под себя паренька и схватил его за горло здоровенными ручищами. У Сени уже перехватило дыхание, потемнело в глазах... "Хорошо, что на помощь подоспел друг, с которым вместе штурмовали Зимний - Виталий Примаков! Эх, Виталий, спасибо, вовремя опустил ты свой приклад на голову беляка. А то ведь мог бы стервец задушить..."

И не столько сама мысль о смерти испугала тогда Руднева, а боязнь, что вражья сила помешает главному в его жизни, тому, что для Руднева олицетворялось в Ленине, в Ильиче, с которым он встретился вскоре после жаркого боя в Пулково.

Отряд рабочих Русско-Балтийского авиационного завода, в котором сражался Семен Руднев, направили на охрану Смольного. И вот ночью, едва Руднев заступил на пост у двери с табличкой No 67, перед ним неожиданно появился Владимир Ильич Ленин. Спросил, не тяжело ли ему, такому молодому, дежурить в столь поздний час... "С тех пор уже прошло двадцать четыре года, а я помню каждое слово, - поразился Семен Васильевич. - И то, какой у него был грустный и проницательный взгляд, когда он сказал, что сохранить завоевания революции намного трудней, чем совершить ее!.."