Кадеты, гардемарины, юнкера. Мемуары воспитанников военных училищ XIX века

Вскоре по прибытии нашем в корпус один кадет, нелюбимый, к счастью нашему, товарищами, подошел к брату моему и спросил у него: «Есть ли у вас пырье масло?» Брат, не зная, о каком он спрашивает масле, ответил: «У меня нет масла». — «Хотите ли, я дам его, оно прекрасное, душистое?» Брат отвечал: «Дайте». В эту минуту кадет со всей силой произвел над ним описанную операцию. Брат, не ожидая ее, громко закричал. На этот крик я прибежал из смежной камеры и, видя, что брат дерется с кадетом неравных сил, бросился ему на помощь, и оба мы, новички, отличились, приколотив раздавателя пырьего масла. Свидетели драки нашей, кадеты поощряли нас криками: «Бейте его, валяйте! Вот так-то! Ай, молодцы!» — и т. п. Мы вполне заслужили это одобрение тем, что действовали энергически, что понравилось кадетам. С этой поры мы, однако ж, сделались осторожнее и уже не соглашались принимать даровую прислугу товарищей, но за всем тем не избегли общей участи новичков, то есть кадетской выучки уму-разуму. Хотя и горька была выучка эта, мы не жаловались, и нас перестали обижать. Мы нашли между кадетами даже покровителей, которые вступались за нас, ссорились с другими и дрались, если они обижали нас. <…>

Важнейшие события по 2-му кадетскому корпусу в мое время, с 1801 по 1807 год включительно, были:

1) Парад в столетие Петербурга. Мы, кадеты, стояли под ружьем у монумента Петра Великого;

2) Кончина директора корпуса графа Валериана Александровича Зубова и назначение директором генерал-майора А. А. Клейнмихеля;

3) Назначение Его Императорского Высочества цесаревича и великого князя Константина Павловича главным начальником нашего корпуса. С этим вместе он принял воинственный вид: у нас введены были разводы, караулы, парады и общие ученья с кадетами 1-го корпуса, которым издавна начальствовал Его Высочество. <…> В это же время по приказанию Его Императорского Высочества отменили у нас танцевальный класс, производимый в послеобеденное время среды, и что очень утешило нас, кадет, — это улучшение пищи, за что мы были очень благодарны Его Высочеству, всегда ласковому и вполне милостивому к нам, кадетам.

Я заключу рассказ мой о пребывании в корпусе добавлением, что в числе кадет был у меня друг П.М.З., которого любил я не менее брата моего Ивана. Одному З. открыта была душа моя, даже более, нежели брату, потому что он казался ребенком между нами, находился в другой роте от нас по классам…

Записки генерал-майора Николая Васильевича Вохина // Русская старина. 1891. Т. 69. Кн. 3. С. 547–560.

Д. Б. Броневский

Из воспоминаний

Морской кадетский корпус. 1804–1811 годы

Давно задумывал я описать для детей моих важнейшие события моей жизни; но недосуга, иногда лень, препятствовали мне исполнить мое сердечное желание. Начинаю рассказ мой о былом, и да поможет мне Господь быть полезным моим милым детям. <…>

Я родился 1794 года января 29-го в имении матери моей сельце Остахове Тульской губернии Белевского уезда. <…> В <1804> году брат Михаил Богданович приезжал в отпуск и взял меня с собой в Петербург для определения в Морской корпус, куда за год передо мной поступил брат Александр и находился уже брат Алексей. <…>

Просьба была подана, но до открытия вакансии должно было ожидать лета, и вот начались мои странствования. Зиму прожил я у брата Владимира, 18-летнего мичмана, который заботился обо мне, сколько может то сделать такой молодой человек. Я учился у него арифметике, и, кажется, усердно, потому что мной довольны были по поступлении в корпус. <…> В исходе лета я поступил в Морской корпус в 4-ю роту, которая жила в первом этаже на набережную. Там я нашел брата Алексея, произведенного в гардемарины, и брата Александра. Ротный командир был майор Петр Данилович Мамаев <…>.

В мое пребывание в Морском корпусе строевой службы не было; правда, что маршировали, но учителем у нас был танцмейстер де Роси. Можно представить себе, что это за маршировка была! Что некогда существовало фронтовое образование в Морском корпусе, то на это было доказательство в ротных амуничниках, где хранились ружья и очень красивые каски.

При мне установлен был новый мундир для морских кадет. Он был двубортный темно-зеленого сукна, с дутыми пуговицами; на эполетах — вышитые золотом якоря, исподнее белого сукна, длинные сапоги и треугольная шляпа. Голову пудрили и носили косу. В домашнем костюме перемена была только в том, что вместо длинных сапог носили башмаки и головы не пудрили. Я застал еще старинный мундир, который донашивали. Он был также темно-зеленый, но с белыми отворотами.

Белье переменяли два раза в неделю и вообще за опрятностью строго смотрели. Всякий день поутру дежурный офицер осматривал кадет, и горе тому, у кого найдется какая-нибудь неисправность в одежде! Оставить без булки (это был обыкновенный завтрак, и булки эти были вкусны) было легким наказанием, а то и розги. Особенно был нещаден Елисей Яковлевич Гамалея, который после Мамаева был нашим ротным командиром. Дня субботнего трепетали все те, которые в продолжение недели кому-либо из своих учителей плохо отвечали, и поэтому дежурная комната в субботу наполнялась кадетами, и считалось необыкновенным счастьем, если кто оттуда выйдет не высеченным.

Кормили нас дурно: негодная крупа в каше, плохая говядина нередко подавались на стол, и притом в меру отпущенный хлеб приводил в отчаяние наши молодые желудки. Смело могу сказать, что все шесть лет, проведенные мною в корпусе, были временем строгого воздержания в пище, исключая тех дней, когда в дни отпусков, по неточному расчету эконома, поставят лишние приборы; тогда, кто попроворней, прибор этот приберет к себе на колени и воспользуется двойной порцией. У нас была всеобщая ненависть против эконома, и его клеймили именем вора и на стенах корпуса, и даже на деревьях Летнего сада.

Дежурные офицеры показывались в камеры в известные часы, а в остальное время внутренний порядок лежал на старших и подстарших, которые выбирались из гардемарин; лучшие из них производились в унтер-офицеры. Офицеры редко бывали с кадетами, от этого в ежедневной их жизни было много произволу.

Как в обществе неустроенном, где нет строгого полицейского надзора, преобладает физическая сила, так и у нас кулачное право развито было в высшей степени. По вступлении моем в корпус мне надобно было стать в ранжир по физической силе, и потому выбран мне был сперва один, а потом другой соперник. С обоими поочередно я обязан был выдержать бой на кулаках: одного я одолел, а другой меня поколотил, и из этих двух битв выведено было весьма логичное заключение: «Все те, которые подчиняются силе поколоченного мной кадета, починяются и мне; напротив, те, которые сильнее поколотившего меня, суть мои повелители, и я обязан им повиноваться, под страхом быть поколоченным». Бывали случаи, что за невинно угнетаемого вступались богатыри ротные, но это редко случалось, и все мы жили в беспрерывной междоусобной войне до производства в гардемарины. Достигнув до этого вожделенного чина, у кадета прежние дикие замашки смягчались; показывались понятия о чести — и прежде бывший дикарь стал походить на человека. Впрочем, у этих молодых людей кроме уваженья к силе физической были и свои хорошие свойства. Они не терпели слабодушия, лукавства, похищения чужой собственности и провинившихся в подобных проступках наказывали жестоко. В этой спартанской школе было и свое хорошее: здесь закаливали характер в твердую сталь; здесь получалось омерзение ко всему низкому, и я уверен, что на многих моих товарищей это воспитание благодетельно подействовало; утвердительно могу сказать о себе, что оно мне принесло большую пользу.

С производством в гардемарины понятия мои расширились. Первый поход мой был на 110-пушечном корабле «Гавриил» под командой капитана 2-го ранга Чернявина, недавно принятого из отставки. <…> Флот, выступивший в мае месяце 1808 года под командой адмирала Ханыкова, состоял из девяти линейных кораблей, пяти фрегатов и нескольких малых судов. Цель похода этого была истребление шведского флота [2]. После долгого плавания наконец нашли этот флот, усиленный двумя английскими кораблями, и вместо того, чтобы вступить с ними в бой, адмирал наш заблагорассудил уйти от врага. В боевом порядке, который мы имели в тот вечер, когда увидали шведско-английский флот, «Гавриил» был задний, ближайший к неприятелю корабль.