Добровольцы-интернационалисты

Утром я отправился с переводчицей в арсенал на работу. В огромном сарае цепочкой вытянулись узкие столы из шершавых досок, у стен — верстаки. Всюду толпились молодые люди, одетые кто во что горазд. Трудно разобрать: то ли это слесари-сборщики, то ли солдаты. Одни щеголяли в новеньких синих комбинезонах, другие пришли в обыкновенных пиджаках и, боясь их запачкать, надели длинные замасленные фартуки. Третьи разжились полувоенными элегантными костюмами цвета хаки… Добровольцы из разных стран…

Работа шла полным ходом. Кто расколачивал и вскрывал длинные ящики с новеньким вооружением, кто укладывал на стеллажи детали и счищал густую заводскую смазку. Большая группа работала на сборке. На столах валялись пулеметы различных систем и марок мира: «сент-этьен», «гочкис», «шош», «льюс», «викерс», «максим» и другие. Республиканское правительство успело закупить оружие в разных странах, пока не начал свою подлую деятельность лондонский «Комитет невмешательства», который играл на руку фашистам.

Мы шли с переводчицей Хулией по арсеналу, всматриваясь в лица добровольцев. Что чувствуют эти люди, разные по национальности, по характерам, по политическим убеждениям и взглядам? Что привело их в Испанию? Почему они оставили за тысячи километров свои семьи, променяли домашний уют на тревожные фронтовые дороги?

Наверное, причина та же, что и у меня, у всех приехавших в Испанию советских добровольцев — Родиона Яковлевича Малиновского, Кирилла Афанасьевича Мерецкова, Николая Гурьева, Дмитрия Цюрупы, Ивана Татаринова, Дмитрия Погодина, Павла Батова, Николая Воронова, генерала М. С. Шумилова и многих других, — ненависть к фашизму. Эта ненависть и объединила многих людей мира.

У одного стола, собравшись в кучу, бойцы горячо спорили, жестикулировали, что-то доказывали друг другу. Там я увидел Франческу и Мигеля и направился к ним. Хулия шепнула мне:

— Павлито, поздоровайся по-испански: «Салюд, камарада!»

Я несколько раз повторил про себя эту фразу и все же вместо «салюд» громко и неловко произнес — «салут». Но Франческа, звонко засмеявшись, подбодрила:

— Ничего, Павлито, скоро ты научишься говорить по-испански.

Многие вообще не обратили на это внимания: они знали испанский не лучше, чем я. И их занимал вопрос, как собрать замок пулемета «максим». Каждый предлагал свой вариант, но не получалось.

Я взял детали и, не торопясь, показывая всем каждую, медленно собрал замок. Для доказательства спустил курок, он щелкнул: все правильно. Я снял плащ, который мешал работать, засучил рукава и начал собирать весь пулемет. Естественно, что сделал это быстро.

Добровольцы, окружавшие меня, хлопали по плечу, улыбались, жестикулируя, что-то говорили мне, тянули за рукав к другим разобранным пулеметам. Переводчица Хулия объяснила, что камарада Павлито — военный специалист-пулеметчик, профессор своего дела. Для того и приехал, чтобы научить защитников республики хорошо владеть пулеметом.

— А с вашей стороны нужны внимание и дисциплина, — словно строгая учительница, сказала им Хулия. — Вы готовитесь к жестокой, бескомпромиссной войне, к борьбе не на жизнь, а на смерть… Для того чтобы выиграть ее, на фронте должна быть железная дисциплина для всех — для командиров и для рядовых.

Все закивали.

Я предложил, чтобы кто-нибудь попробовал разобрать и собрать замок пулемета. Многие замялись, неуверенно отодвинулись. И смелости набрался мой знакомый Мигель. Подталкиваемый Франческой, он неуверенно взял замок и, тяжело вздохнув, принялся осторожно разбирать.

Воцарилась тишина.

Когда наконец замок пулемета с большим трудом был разобран, Мигель облегченно улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня. Я сказал, что теперь осталось так же аккуратно и правильно собрать. Он кивнул и сосредоточенно начал ту же операцию в обратной последовательности. На лбу у него от напряжения выступил пот.

К радости всех собравшихся, он успешно справился. Друзья наградили его шумными аплодисментами, восторженным похлопыванием по спине.

Воодушевленная его успехом, вышла и осмелевшая Франческа:

— Разрешите мне?

— Пробуй. Не боги горшки обжигают, — подбодрил я девушку.

Шум сразу стих. Все собравшиеся следили за тонкими ловкими пальцами Франчески. Она быстро разобрала замок и сразу, даже как-то артистично начала собирать. Вокруг поднялся гул одобрения. Стали подтрунивать над Мигелем: он уступал девушке в скорости. Вот присоединена последняя деталь, остается нажать спуск. Франческа, улыбаясь, давит пальцем на кнопку, но щелчка нет. Она жмет двумя пальцами — не получается. Девушка растерянно оглядывается на Мигеля, на меня. Я осматриваю замок — собран правильно, но она забыла спустить предохранитель. Мигель протянул руку, чтобы помочь ей, но она не дает, сердится:

— Отойди. Сама догадаюсь.

И она снова удивительно быстро разобрала и собрала замок. Но щелчка опять не последовало. В глазах ее появились слезы. Она никак не могла определить свою ошибку и обескураженно вертела замок в руках. Я хотел выручить ее, объяснить, но она отстранила меня:

— Пожалуйста, Павлито, молчите, я сама.

Все умолкли, пораженные упорством Франчески. Все волновались за нее. Она снова, теперь помедленнее, что-то шепча про себя, разобрала замок, затем так же сосредоточенно собрала и спустила предохранитель. Зажмурилась и нажала на курок. В напряженной тишине раздался глухой щелчок.

Все бросились поздравлять девушку. А она стояла счастливая, улыбающаяся и старательно, чтобы скрыть волнение, протирала ветошью и без того уже начищенные до блеска детали пулемета.

Жизнь в арсенале Альбасете была напряженной, но спокойной: сборка пулеметов, учеба, отправка сформированных пулеметных расчетов на фронт. Франческа и Мигель работали на сборке. Прошло несколько недель. С приездом большого количества советских добровольцев нам удалось подготовить и собрать значительную партию вооружения. Отпала острая нужда держать в арсенале много инструкторов. И Петрович командировал меня обучать пулеметные команды для действующей армии. Учебный центр был в 10—12 километрах от Альбасете.

Я укладывал свои нехитрые пожитки, в дверь постучали.

— Входите.

На пороге появились смущенные Мигель и Франческа. Они узнали, что их не посылают в учебный центр, а оставляют в арсенале. Они не попадут на фронт. Казалось, Франческа вот-вот заплачет. Я пытался успокоить их: они в совершенстве владели пулеметом и должны поделиться своими знаниями с другими. Хорошие инструкторы очень нужны.

— О чем ты говоришь, камарада! — кричал Мигель. — Разве затем мы приехали сюда, чтобы отсиживаться в тылу? Да меня мой старый отец на порог не пустит, если узнает, что я не был на передовой.

В один голос Мигель и Франческа стали просить, чтобы я посодействовал их переводу в учебный центр, взял их к себе в группу. На следующий день, за несколько часов перед отъездом, мне удалось уговорить начальника арсенала направить молодых людей в учебный центр. Мигель и Франческа были счастливы.

Полчаса езды… На огромном поле — войсковое стрельбище. Занятия по подготовке к стрельбе боевыми патронами из винтовки и пулеметов. Место для метания боевых ручных гранат. Штурмовой и инженерный городки, где добровольцы обучались преодолевать всевозможные препятствия и ходить в штыковые атаки, рыть окопы и строить блиндажи. В общем, для первоначального элементарного обучения военному делу бойцам были созданы приличные условия.

Мне пришлось нелегко. Передо мной были испанцы разных возрастов: и молодые, и пожилые. У многих богатый жизненный опыт, но они впервые видели пулемет, винтовку. Преподавать материальную часть оружия оказалось довольно-таки сложно. Я объяснял слушателям назначение той или иной детали, переводчица старалась точнее перевести, однако специальные термины сильно затрудняли ее. И чувствовалось, что бойцы плохо понимают.

Поэтому, когда через три дня я увидел в учебном городке своих молодых друзей Франческу и Мигеля, понятно, обрадовался.