Александр Беляев

Механизм, запущенный 600 лет назад, уже не нуждается в государственной поддержке: и ныне человека со способностями и амбициями в один прекрасный день настигает озарение — в родной провинции шансов достичь чего-то стоящего у него нет. И тогда он бросает все и устремляется в столицу. Покинутая родина со временем превращается в красивую сказку, куда не возвращаются.

В конце XIX и в начале XX века Смоленск никто не назвал бы многолюдным — население 50 тысяч, да к тому же 10 тысяч из них — офицерские и нижние чины местного гарнизона (не выветрилась, значит, память о смоленских сепаратистах…). Выходят две газеты: одна казенная— «Смоленские губернские ведомости», раз в неделю, вторая — «Смоленский вестник», ежедневная. Театра собственного нет, летом прибывают сборные труппы гастролеров… Иногда на площади перед Молоховскими воротами разбивает свой шатер заезжий цирк…

В таком городе 16 марта (4 марта по старому стилю) 1884 года у священника, настоятеля Одигитриевской церкви Романа Петровича Беляева и его супруги Натальи Федоровны родился сын. Согласно семейному преданию, принимали младенца доктор Бриллиант и повитуха Клюква. Новорожденный был столь молчалив, что врач и акушерка решили поначалу: мальчик — немой, и предрекли ему будущую судьбу — самую никудышную. Через неделю младенца крестили и — по настоянию матери — нарекли Александром.

Саша не был единственным ребенком в семье — старшего брата звали Василий, а потом родилась и младшая сестра — Нина.

На четвертом году жизни Саша переехал в новый дом на той же Большой Одигитриевской улице [9]. А за домом, как рассказывали очевидцы, располагался «весьма живописный сад, спускавшийся по крутому склону в вершину оврага, идущего далеко к собору и по пути образующего улицу Козловская гора». Ну разве не раздолье для детских игр! Особенно для мальчишки, прозванного матерью Царевич-Непоседа.

Впрочем, о детстве Беляева мы знаем немного, да и то из его собственных рассказов…

Например, что любил он, сидя на стуле, качать ногой… И няня всякий раз его одергивала: «Не качай нечистого!»… Но стоило няне отвлечься, как Саша принимался за прерванное занятие — пусть покачается!

Чертей в доме священника боялись… Но деться от них было некуда. Захаживал местный юродивый, сидя на печке в кухне, бормотал молитвы, крестил потолок, стены… Но черти одолевали. Юродивый соскакивал с печки, хватал кочергу и обводил себя защитным кругом… А Саша смеялся.

Но хорошо смеется тот, кому весело… Это Саша понял, когда, переев сырого гороху, свалился в горячке. И тут из-под подушки, из-за занавесок, даже из-за иконы полезла чертячья мелочь и принялась щекотать. Саша изнемогал от смеха и ужаса. Тут бы ему и испугаться на всю жизнь. Но нет…

Интриговало его и Царство Света. В церкви вглядывался в иконы и зажмуривал то один глаз, то другой… И тогда пламя свечей превращалось в сияющее кружево. В советское время в подобных прозрениях однозначно видели пробуждение атеизма.

Как тут не вспомнить другого малыша — Володю Ульянова. Тот тоже экспериментировал — вспарывал брюхо игрушечным лошадкам и с восторгом убеждался, что вместо теплых внутренностей из лошадок сыпется труха. А потом Володя понял, что и Бога нет!

Но любознательность в этих двух случаях направлена на разные цели. Володя Ульянов желал убедиться, что его обманывают — говорят, лошадка, а всучили мешок с опилками… Значит, люди врут! Взрослые врут детям, а взрослым — другие взрослые. И врут не просто так, а преследуя свой интерес, свою выгоду. И надо их разоблачить, пригвоздить и наказать! Сценарий дальнейшей жизни готов.

Иное дело — Беляев. Его тоже интересуют тайны, но тайны за пределами человека, запредельные. По ту сторону очевидного, того, что видит око. Ведь и слово «черт», запретное к употреблению в отцовском доме, происходит от слова «черта»: черт — это то, что за чертой, за гранью нашего мира. И для экспериментов со свечным пламенем нет нужды ходить в Церковь — свечей и дома хватает… Значит, дело не в свечах, а в том, что они освещают — в ликах святых. И за внешним покровом мира таится мир иной, загадочный и манящий…

Но истинные тайны лежат глубоко, и надо четко отличать истину от предрассудков… А над легковерием не грех и посмеяться.

Однажды в лавке, где торговали всякой всячиной, Саша купил за двугривенный человеческий скелет. Величиной с ладонь, гипсовый и на шарнирах. Потом пошел к отцу приятеля — гробовщику и попросил смастерить для скелета гробик по росту. Вернулся домой, дождался вечера и пообещал няне показать что-то интересное. В комнате был полумрак, и няня не сразу разглядела, что на столе стоит игрушечный гроб. Вдруг крышка гроба откинулась, из гроба выскочил скелет и принялся отплясывать. Няня с криком бросилась вон. Прибежала мать и выяснила в чем дело — к крышке гроба и костям скелета были привязаны нитки, за которые Саша и дергал. Наказывать шалуна мать не стала — слава Богу, хоть сам цел!

Потому что бывало всякое — совсем недавно чуть глаза не лишился…

Мемуаристы, да и сам Беляев, больше всего о детских проказах и рассказывали. А биографы за эти рассказы ухватились. Потому что увидели в них ключ к писательскому будущему. Вот Беляев с приятелем, Колей Высоцким, придумали такой трюк: взяли жестяной поднос, вырезали в нем дыру, в дыру просунули голову… И получилась отрезанная голова на блюде. Отсюда, значит, берет начало голова профессора Доуэля! А еще принялся Саша Беляев с крыши сарая прыгать. С зонтиком в руках. Ну и понятно, допрыгался до Ариэля!

Чтобы так рассуждать о литературе, нужно в одном романе не разглядеть ничего, кроме отрезанной головы, а в другом, напротив, видеть всё, что летает.

И еще одно удобство — написал про детство, и ни о чем больше думать не надо. И за руку тебя никто не схватит.

Но мы за простотой гнаться не будем, потому что жизнь Беляева не была простой и обычной. Что вовсе неудивительно — ведь не прямо из колыбели шагнул он в литературу!

Ну а пока Саша Беляев ходит в школу, потом поступает в Смоленскую духовную семинарию. Преподаванию религиозных дисциплин здесь, конечно, уделено особое внимание, но в остальном учебная программа, как в гимназии. Но на гимназию у скромного приходского священника денег не хватает, а семинария предоставляет различные льготы. И может сложиться впечатление, что деньги эти потрачены не зря: Саша Беляев — круглый отличник. Ах, знали бы родители, сколь мало влияние школы на будущее талантливых мальчиков!..

Глава вторая

ШАГ В СТОРОНУ

1901 год, май, последние экзамены, и вот Александр держит в руках долгожданное свидетельство об окончании семинарии. Беляев — выпускник по 1-му разряду, и одна дорога перед ним уже открыта — в Духовную академию.

Но в первый день нового учебного года «Смоленский вестник» публикует следующее сообщение:

Заметка написана крайне небрежно, не сказано, в частности, — от чего отказался г-н Нарский (оно, может, и хорошо, что отказался — двумя годами раньше его игру даже в Вологде сочли старомодной)… Поэтому ошибку в одном инициале Беляева — А. П. вместо А. Р. — легко объяснить опечаткой или невнимательностью репортера.