Река

- Будем жарить блины. Мука у меня есть.

Он поступил мудро. Никогда не существовало блюда привлекательнее блинов тысяча девятьсот девятнадцатого года. Их жарили на чем угодно: на черном сурепном масле, на техническом бараньем жиру и даже на касторке, но они неизменно получались горячими и поразительно вкусными и поедались с истинным увлечением. Они весело шипели на сковородке и своим шипением отодвигали на задний план все прочие события, в том числе и самые тревожные.

Гулко прогремел железный мост, и вагон закачался на повороте. Плетнев голой рукой схватил сковородку, но ожога почти не почувствовал. Только стало еще темнее в глазах и пришлось снова сесть на деревянный чурбан.

- Товарищ командующий!

- Да, - не сразу отозвался Плетнев. Он все еще не мог привыкнуть к тому, чтобы его так называли.

- Готовы блины. Получайте из первой партии.

Теперь он совсем плохо видел. Даже красный огонь в печной дверце казался ему бледным и расплывчатым пятном. Было нестерпимо жарко, и он вовсе не хотел есть, но должен был, раз сам предложил жарить блины.

- Спасибо.

- Пусти! - прокричал наверху чей-то задыхающийся голос. - Пусти, гадюка!

Верхние нары затрещали, чье-то тяжелое тело метнулось в сторону и гулко ударилось головой о стену.

- Что такое? - с трудом выговорил Плетнев, но сверху никто не ответил. Только сквозь стук колес слышно было тяжелое дыхание. - Кто там кричал?

- Это я, - наконец отозвался голос с верхних нар,- минер Точилин. Это мне приснилось.

- Что ж тебе приснилось? - спросил какой-то молодой моряк, и другой, такой же молодой, ответил:

- Не иначе как жена.

Весь вагон дружно захохотал, но внезапно красное пятно поплыло в глазах, и хохот стал звучать все глуше и глуше. Потом наступила полная тишина, и, раскинув руки, Плетнев упал навзничь.

Большая серая река медленно катила свои воды на север, а на севере были враги, и беспомощный корабль прямо к ним несло течением. Он был командующим флотилией, но остановить этот корабль не мог - у него не было голоса.

И искры летели гудящей струей, и уже загорались надстройки, и вот-вот должен был рвануть весь порох, но команда об этом не подозревала и ела блины из его муки.

Огонь подходил все ближе и ближе. Нечем было дышать, а он не мог сдвинуться с места. Он лежал на дощатой палубе, и доски под ним стучали частым стуком колес по стыкам рельсов.

Кто-то поддерживал его голову и вливал ему в рот непонятное, страшное, горячее пойло,

- Пей! - советовал минер Точилин. - Это чистый спирт пополам с чаем. От простуды.

С Федором Точилиным он когда-то учился в Электроминной школе. Они были погодками - одного призыва, а теперь его назначили командовать флотилией, а Точилина прислали к нему простым старшиной-минером.

Странно получилось.

- Ну пей же! - настаивал Точилин.

Но пить чертову смесь никак не хотелось. К тому же дышать стало легче и все тело покрылось обильной испариной.

- Не надо, Федя, - сказал Плетнев. - Уже прошло.

- Все равно выпей. Это же лекарство.

- Нет. - И Плетнев, откинув шинель, приподнялся на локте. Прямоугольники окон уже были серыми, и вся команда эшелона спала. Неужели он так долго пролежал без сознания? - Который теперь час?

- Пей, тебе говорят! - рассердился Точилин. - Часов у нас нет.

- Не буду пить, - решительно сказал Плетнев и спустил ноги с нар. - Не буду. Отстань от меня. - Попытался спрыгнуть вниз, но в последнюю секунду понял, что не устоит на ногах, и схватился за крюк, торчавший в стене. И уже совсем неуверенным голосом пробормотал:- Станция какая-нибудь... Скоро ли станция будет? Надо вагоны водой полить, чтобы не загорелись... Обязательно надо...

- Обязательно? - Точилин сам отпил глоток своего лекарства, вытер рот рукавом и улыбнулся: - Дурья голова, ты посмотри, что делается!

Действительно, поливать вагоны не стоило. По железной крыше барабанили крупные капли дождя, и водяная пыль летела в открытое окно. Теперь все обстояло превосходно. Можно было не беспокоиться.

- Ну, тогда иди спать.

Но внезапно весь вагон рвануло назад, крюк выскользнул из руки, пол, перевернувшись, стремительно полетел навстречу, и прямо по лбу пришелся оглушительный удар.

Очнулся Плетнев не сразу. В густом дыму метались люди, и печь, оторванная от трубы, лежала на боку. - Сволочи! - неожиданно высоким голосом кричал толстяк Машицкий. - Сволочи!

- Тихо! - во весь голос крикнул Плетнев и, шатаясь, встал на ноги. Нужно было подать какую-нибудь знакомую команду, и вдруг вспомнил! - Стоять по местам!

И хотя никакого боевого расписания и никаких собственных мест у моряков эшелона не существовало, в вагоне сразу наступила тишина,

- Открыть обе двери!

Одну из дверей заело, но другая, скрежеща железным роликом, медленно покатилась в сторону.

- Печь! - скомандовал Плетнев. - За борт ее!

Печь с громом прокатилась по вагону, на мгновение задержалась у порога и тяжело спрыгнула вниз. Теперь следовало подумать о дальнейшем.

- Разобрать оружие! Точилин, расставь охрану по обе стороны состава!

- Есть такое дело! - откликнулся Точилин.- А ну живее!

Снова нахлынула волна слабости, но Плетнев ее поборол :

- Два человека за мной!

Конечно, он не смог бы самостоятельно спуститься на насыпь, но с обеих сторон его подхватили под локти и вовремя поддержали.

Дождь висел в воздухе сплошной пеленой, и от земли поднимался белый туман. Поезд стоял на закруглении, и вагоны сплошной кирпично-красной дугой уходили во мглу.

- Отпустите меня, - сказал Плетнев. - Что я вам, арестованный, что ли?

Ноги вязли в мокром песке, дождь хлестал по лицу, и состав казался бесконечным. Когда один из моряков снова взял Плетнева под руку, он не протестовал.

Впереди у самого полотна постепенно обрисовалась черная роща. Чуть подальше ее, окутанный паром, стоял паровоз, а перед ним громоздилась непонятная куча обломков.

Плетнев рванулся вперед и побежал. Начальник эшелона Шалимов, схватив за грудь машиниста, тряс его изо всей силы. Нужно было спешить.

- Стой! - Но кашлем перехватило горло, и больше Плетнев ничего сказать не мог.

Шалимов отпустил машиниста, махнул рукой и неожиданно сел наземь. У него было совершенно черное от угля лицо и в кровь рассеченная губа.