Орджоникидзе
Орджоникидзе читать книгу онлайн
Вся жизнь Серго Орджоникидзе, большая, прекрасная и могучая, как песня, - это страницы героической истории партии и социалистической революции.
В глубоком подполье при царизме, в боевых дружинах иранских революционеров и в Шлиссельбургской крепости, в Париже, Праге и в насквозь промерзшей якутской деревушке Покровское, на фронтах гражданской войны, в Рабкрине и БСНХ Серго не знает страха и сомнений. То преследуемый по пятам профессиональный революционер, то могущественный чрезвычайный комиссар огромных территорий, то организатор нового большевистского подполья в тылу у Деникина и в захваченной меньшевиками Грузии, то командарм шестимиллионной армии индустрии, в горе и в радости, всегда он прямой, твердый, смелый Большевик. Из самых близких Ленину.
Книга писателя И. М. Дубинского-Мухадзе, уже известного читателям серии "Жизнь замечательных людей" по книге "Hoй Буачидзе", - одна из первых попыток воссоздать образ Серго Орджоникидзе - отважного бойца старой ленинской гвардии.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Иногда Серго спохватывался, прибегал к маскировке. Под невинным заголовком "Взгляды протестантов и реформистов" среди совершенно безобидного текста приговор Второму Интернационалу и защитникам буржуазного отечества:
"Оппортунисты давно подготовляли крах 2-го Интернационала, отрицая социальную революцию и подменяя ее буржуазным реформизмом, отрицая классовую борьбу с превращением ее в известные моменты в гражданскую войну и проповедуя сотрудничество классов. Проповедуя буржуазный шовинизм под видом патриотизма и защиты отечества".
В свое время Ленин и другие лекторы партийной школы в Лонжюмо "не успели" проэкзаменовать Серго. Прочитай Владимир Ильич эту тюремную тетрадь, он наверняка поставил бы Серго высший балл.
13
Начальник каторги готовился подписать "Статейный список" № 209. Барон Зимберг настолько сосредоточился, что не заметил, как писарь расправился с фамилией каторжанина: из первого слога выбросил букву "д", во втором вместо "о" поставил "а".
Орджоникидзе или Оржаникидзе — пустяк, конечно. Белесые глаза впились в статью за номером три:
"К каким категориям преступников относится? — Из беглых. Лишенный всех прав состояния ссыльнопоселенец деревни Потоскуй, Пинчугской волости, Енисейского уезда и губернии. Трижды осужден за государственные преступления".
Статья за номером пять (барон по важности поместил бы ее самой первой!):
"Следует ли в оковах или без оков? — В нижних кандалах. Может ли следовать пешком? — Обязан. Послабления не могут быть допущены".
Три года бунтовал в "заразном" отделении, не смирился в карцере, теперь попробуй пошагай закованный в кандалы десять тысяч верст зимой, через всю Сибирь!
Еще при первом столкновении остзейский барон обнадежил Серго — в Шлиссельбурге ничто не остается без наказания. Сейчас на прощание титулованному тюремщику захотелось напомнить о своем могуществе. Партию колодников, с которой шел Орджоникидзе на вечную ссылку в Якутию, отправили из Шлиссельбурга в самую непогоду — восьмого октября 1915 года.
Не вина барона Зимберга, что его бессмысленная жестокость вопреки всем расчетам обернулась на пользу Серго. (Это уже потом, в Иркутске.)
Покуда колодники, звеня цепями, взметая снежную пыль, дотащились до Иркутска, в Восточной Сибири установилась крепкая зима. Даже по инструкциям Главной тюремной инспекции запрещено было гнать каторжан дальше на север. Знакомство Серго с Якутией отодвигалось на полгода. Ущерб для государственных интересов, разумеется, громадный, да и очень нежелательно, чтобы склонный к побегам опасный преступник находился так долго в губернском центре. Губернатор запросил указаний из Петрограда. Министр внутренних дел ответил депешей — поместить в Александровский централ, содержать в строгом режиме.
Через два месяца в каторжный централ, предусмотрительно поставленный на отшибе в тайге, вдали от всего живого, ворвалась эпидемия горячки. Серго напомнил, что он фельдшер, предложил свои услуги. После недолгих колебаний — болезнь слишком свирепствовала — начальник тюрьмы назначил Орджоникидзе санитаром. Вскоре повысил до помощника фельдшера. О строгом режиме уже не было речи.
В мае Серго затребовали обратно в Иркутск. Первая весенняя партия ссыльных уходила к угрюмым, почти безлюдным берегам Лены. Порядок тот же — пешком, от этапа к этапу.
Миновали тайгу, углубились в бескрайние просторы бурятских степей. Открытые всем ветрам, они казались нескончаемыми и первозданно дикими. Лишь сейчас Орджоникидзе по-настоящему понял, какую участь ему готовил барон Зимберг. Зима 1915 года легко могла стать последней в жизни Серго. Горько усмехнулся: Александровский каторжный Централ в роли счастливого прибежища!..
"Я совсем отдохнул, — как-то вспоминал Серго, — когда наша пестрая и довольно многолюдная команда погрузилась на паузок. [42] Трюм превратился в огромную, плывущую вниз по течению Лены камеру. Удобств — никаких. Сплошные нары в два яруса. Вповалку здоровые и больные, теснота, закрытые наглухо ночью двери, вонь грязного белья и немытого человеческого тела. Все искупалось с наступлением утра. Едва открывали трюм, мы бросались на палубу. Кто садился за удочки по бортам паузка, кто принимался за самодельные шашки, шахматы. Большинство просто отводило душу — долгие часы мы жадно всматривались в цвет неба, в игру воды, во все, что после долгой разлуки дарила природа. Ближе к Якутску паузок проплывал под нависшими над рекой островерхими скалами. Вспоминал Кавказ…"
Четырнадцатого июня паузок причалил к якутской пристани. По тем временам Якутск был довольно большой город, с крепко срубленными деревянными домами. Главную улицу с особняками губернатора, полицеймейстера и бог знает как разбогатевших купцов освещали электрические фонари. Случалось, притом довольно часто, что не в меру расшалившиеся белки принимали столбы за обыкновенные деревья, носились по ним, прыгали на провода — устраивали короткое замыкание. Тогда областной центр погружался в темноту.
Дальнейшая участь Орджоникидзе зависела от губернатора. Он должен был назначить "место пожизненного водворения". Все предопределял "Статейный список" — плод верноподданнических усилий барона Зимберга.
Должность губернатора исполнял опять же прибалтийский барон фон Тизенгаузен.
Его превосходительство испытывал острую потребность упрятать опасного и неисправимого смутьяна в особенно далекий закуток Фон Тизенгаузен бросил взгляд на карту опекаемой им области. Затем размашисто вписал в "Статейный список": "Распределен в Нюрбинское сельское общество Вилюйского округа".
Семьсот с лишним верст от Якутска на север, в глубь тундры. Вилюйск, по характеристике Чернышевского, "…это даже не село, не деревня в русском смысле слова. Вилюйск — это нечто такое пустынное и мелкое, чему подобного в России вовсе лет". Нюрба и того страшнее — крохотная, забытая богом и людьми заимка. Полное одиночество, безнадежная оторванность от близких по духу и мало-мальски интеллигентных людей, надзор жандармов.
Личной аудиенции у губернатора Серго не имел права просить. Можно было только заочно прибегнуть к самому крепкому и презрительному грузинскому ругательству: "Отец твой собака!" — и от души пожелать его превосходительству самому убраться в Нюрбу или в преисподнюю, что, в сущности, одно и то же…
Отбывавшие свой "срок" в Якутске большевики Андрей Агеев, Емельян Ярославский, его жена Клавдия Кирсанова обратились к врачам, адвокатам, педагогам, взбудоражили всех "политических". На губернатора нажали с разных сторон.
— Все средства были пущены в ход, — вспоминала Кирсанова, — для того, чтобы помешать новой репрессии, не дать отправить Серго в Нюрбу — эту каторгу в ссылке. Организация политических ссыльных в то время представляла довольно внушительную силу, и фон Тизенгаузену пришлось отступить.
Сочувствовавшие большевикам врачи И. Бик и Н. Юдин предложили Серго подать прошение о предоставлении места фельдшера.
Серго написал:
"Господину старшему врачу Якутской гражданской больницы. Медицинского фельдшера ссыльнопоселенца сел. Нюрба, Вилюйского округа, Григория Константиновича Орджоникидзе
В 1905 году я окончил Тифлисскую фельдшерскую школу при Михайловской больнице, — что и указано в моем "Статейном списке". Служил в Гудаутской сельской больнице, на нефтяных промыслах Ш. Асадуллаева, в холерном бараке при Бакинской городской больнице, а в последнее время, сидя в Александровском остроге, фактически в продолжение четырех месяцев исполнял обязанности фельдшера.
Ввиду того, что по указу Правительствующего Сената от 27 октября 1914 года и циркуляра министра внутренних дел от 16 сентября 1915 года за № 960 политическим ссыльным разрешается заниматься медицинской практикой, убедительнейше прошу вас предоставить мне место фельдшера во вверенной вам гражданской больнице.
Фельдшер Григорий Орджоникидзе.
20 июня 1916 г., гор. Якутск".
