В русских и французских тюрьмах (современная орфография)

Насколько можно судить, по обнаружившимся фактам, опыт вполне подтвердил мрачные предсказание Полякова и д-ра Петри. Выращивание зерновых посевов на острове сопровождается такими затруднениеми и такой неизвестностью в успехе, что новые поселенцы должны питаться продуктами, привозимыми из России; при чем нет никакой надежды на улучшение в этой области. Пищевые продукты приходится переносить из долины Дуэ в Тымскую долину (селение Дербинское) через горную цепь, на спинах арестантов, на пространстве 90 верст [42]; теперь читатель может понять, что, в сущности, обозначали сдержанные слова Полякова о «недостатке провизии». Что же касается тех немногих свободных колонистов, которые, поверив лживым обещанием, бросили свои дома в Тобольской губернии, и переселились в Таной, основав там деревню в 25 домов, – они вынуждены были бросить Сахалин после 3-х летней отчаянной борьбы с негостеприимным климатом и бесплодной почвой. Несмотря на субсидии от казны, они не пожелали остаться на острове и выселились на материк на Тихо-океанское побережье.

Несомненно, что Сахалин никогда не сделается земледельческой колонией. Если и заведут там колонистов, то, подобно переселенцам нижнего Амура, они будут служить постоянным обременением казны и правительство, в конце концов, вынуждено будет разрешить им переселиться в какую-либо иную местность, ибо в противном случае ему придется долгие годы кормить колонистов. Пожалуй, на острове можно было бы вести с некоторым успехом скотоводство. Но во всяком случае, Сахалин может рассчитывать лишь на очень незначительное количество колонистов, которые могли бы пропитываться продуктами скотоводства и рыбной ловлей.

В России много говорили о Сахалинском каменном угле. Но и в этом отношении были допущены большие преувеличение. Правда, сахалинский каменный уголь предпочитается на Востоке австралийскому, но он несравненно хуже Нью-Кестльского или Кардиффского [43].

Добывание каменного угля на Сахалине было начато еще в 1858 г. и в течении первых 10 лет его было добыто 30.000 тон. Но уголь получался плохой, с массой камней, а его добывание (которое производилось при свете стеариновых свечей! [44] обходилось баснословно дорого. Но все же запас добытого угля быстро возростал по мере того, как, партия за партией, прибывали каждый год новые ссыльно-каторжные, так что теперь часть их занята проведением дороги по побережью, с целью облегчить сношение между Дуэ и Александровском. Между прочим, в скалах был пробит туннель; но этот знаменитый туннель, который должен был еще прославить Сахалин и об окончании работ в котором торжественно возвещалось в русских газетах, 1886 г. еще вовсе не был готов; тогда это была лишь круглая дыра, сквозь которую люди могли пробираться лишь на четвереньках.

Хуже всего, пожалуй, что на всем береговом пространстве Сахалина не имеется ни одной природной гавани и доступ к его берегам чрезвычайно затруднителен, вследствие туманов, позднего наступление лета и отсутствия маяков в Татарском проливе. Рейд в Дуэ совсем не защищен от ветров. Большой залив Терпение черезчур мелок, глубина его не превышает 24 фут. на расстоянии полумилли от берега. Лучший залив – Анивский, который замерзает лишь на несколько недель, также совершенно не защищен от ветров и не имеет гаваней. Только залив Мордвиново дает хорошую якорную стоянку.

Пройдет, вероятно, не мало лет, пока сахалинский уголь сможет конкурировать с Европейским в портах Китая. А пока это наступит, для добывание 5.000 тон, необходимых для той части русского флота, которая находится в этих водах, вполне было бы достаточно работы 120 чел. Тысячам арестантов, таким образом, в сущности, нечего делать на Сахалине и добытый ими уголь, вероятно, будет лежать десятки лет без употребление.

Первая партия арестантов, состоявшая из 800 чел., была послана на Сахалин в 1869 г. Следуя установившимся традициям, администрация не могла изобресть ничего лучшего, как послать их через Сибирь; таким образом, тем из них, которые следовали из Карийских каторжных тюрем, пришлось совершить путешествие в 3000 верст вниз по Амуру, а высылавшимся из России пришлось совершить не менее 7000 верст, прежде чем они добрались до Николаевска, у устья Амура.

Результаты этого путешествия были, поистине, ужасающи. Когда первая партия, выступившая в путь в составе 250 чел., достигла наконец Николаевска, то, не говоря уже о смертности в пути, все арестанты в партии страдали цынгою; 50 чел. из них не могли двигаться… [45]. И эти несчастные люди предназначались быть пионерами колонизации на Сахалине! Не удивительно, что в первые годы смертность на Сахалине достигала 117 чел. на 1000 и что каждый ссыльный находился некоторое время в госпитале трижды в течении одного года [46].

Лишь после длинного ряда подобных «ошибок», о которых говорилось даже в нашей подцензурной прессе, транспортирование ссыльно-каторжных на Сахалин через Сибирь было прекращено и их начали высылать морем, через Одессу и Суэзский канал. Англичане, вероятно, еще помнят, в каком ужасном состоянии были привезены каторжане в Суец и какой крик негодование был поднят по этому поводу в английской прессе. Положение вещей в течении последних лет несколько улучшилось, судя по врачебным отчетам, которые утверждают, что транспортирование арестантов, на пароходах, идущих из Одессы, производится при сравнительно сносных условиях. Но еще недавно в газетах появилось известие, что последний транспорт (в 1886 г.) пострадал от оспенной эпидемии и что смертность снова достигла ужасающих размеров. Вслед за этим газетным известием, вероятно, последует оффициальное опровержение, но кто ему поверит?

О положении ссыльно-каторжных на Сахалине известно, в сущности, немного [47]. В 1879 г. в русских газетах появилось заявление, подписанное русским купцом, о безграничном произволе главноуправляющего островом. Тюремная администрация обвинялась в том, что она обкрадывает нищих арестантов. Доктор А. А. писал, в Октябре 1880 г. из Александровска: «Я назначен в Корсаковский госпиталь (на юге острова), но не смогу добраться до него раньше следующего июня… Мой товарищ ушел со службы… он не мог долее переносить совершающихся безобразий! [48]. Многозначительные слова, дающие русскому читателю возможность догадываться о правде, в особенности в сопоставлении со следующим: „Заведывающий колонией редко посещает казармы, да и то лишь окруженный вооруженными надзирателями. Начальник тюрьмы не осмеливается появляться среди арестантов“. Позднее, в петербургской газете „Страна“ было напечатано о проделках администрации на острове, открытых главным командиром русской тихо-океанской эскадры. Оказывалось, что в то время, как каторжане из бедняков посылались на самые тяжелыя работы, закованными в кандалы, богатые негодяи из арестантов занимали привеллегированное положение: они пользовались на острове совершенной свободой, сорили деньгами и устраивали банкеты начальству.

Вышеприведенные разоблачение вызвали оффициальное расследование. Газеты торжествовали по этому поводу, но каковы были результаты этого исследование – осталось неизвестным. С тех пор, в прессе не появлялось никаких сведений о Сахалине, за исключением вышеупомянутой нами работы д-ра Петри. Переполнение Александровской тюрьмы, вероятно, достигает ужасающих размеров. Она была построена всего на 600 человек, но в 1881 г. в ней помещалось 1103 чел., а в 1882 г. – 2230 чел. Вероятно, были построены какие-нибудь временные казармы. Но можно себе представить, что должны представлять „временные казармы“ на Сахалине!

Из всего вышесказанного видно, что наибольшим затруднением для Сахалинской администрации является размещение каторжан и подыскание какого-либо занятия для тех, которые освобождаются от выполнение каторжной работы. Так как ни в России, ни в Сибири не имеется подходящего места для содержание каторжан, их высылают на Сахалин в увеличивающейся с каждым годом пропорции. В Сибири, после освобождение, они получают надел земли и некоторые земледельческие орудия; по истечении двух лет правительство слагает с себя всякую заботу о них. Но что делать с ними на Сахалине? Земледелие на острове, как мы видели, почти невозможно, поселенцам приходится буквально голодать и администрация вынуждена подвозить им пищевые продукты из России, подвергаясь всевозможному обычному риску. Так, напр., летом 1886 г., судя по заметке в полуоффициальной газете, выходящей во Владивостоке, груз муки, предназначавшийся для Сахалина, прибыл подмоченным и в нем завелись черви. По этому поводу было назначено, по обыкновению, „расследование“; но это „расследование“ мало поможет Сахалинцам, оставшимся без муки.