Петр и Феврония: Совершенные супруги

Итак, мотив древа подспудно развивается в «Повести…», пронизывая ее от начала до конца, обнаруживая родство сюжетов со Священным Писанием и Преданием. Древо, по ассоциации с Крестом Христовым, процветшим жезлом Аарона и процветшей пустыней, служит обозначением надежды: кто крепок в вере и поступает как христианин, того Бог не оставит без помощи.

Самый глубокий смысловой слой «Повести…» связан с мотивом крещения.

Выше мы разбирали цитаты из предисловия, содержащие в себе, как в семени, многие мотивы «Повести…». Крещальный мотив — не исключение. Он также начинает «разматываться» с первых строк.

Для удобства стоит привести ключевую цитату еще раз: «Сей [Сын Божий] бо пострада за ны плотию, грехи наша на Кресте пригвозди, искупив ны миродержителя лестца ценою кровию своею честною. О сем бо рече сосуд избранный Павел: „Не будьте рабы человеком, куплени бо есте ценою“» (1 Кор. 7:23) ^[200].

Если отвлечься от слова «цена», то мы видим здесь акт победы. Да, это победа крестом, но гораздо важнее здесь личность Богочеловека Христа, пришедшего в мир, чтобы эта победа совершилась. Но не мотив ли победы мы повсеместно встречаем в службе Крещения, которое также именуется Богоявлением или Просвещением?

Вот стихиры навечерия праздника: «Готовися Иордане реко, се бо приходит Христос Бог креститися от Иоанна, да змиев невидимыя главы сокрушит божеством в водах твоих. Радуйся пустыне иорданская, горы играйте с веселием: приходит бо Вечный Живот воззвати Адама» ^[201]. Так же на вечерне: «Приклонил еси главу Предтечи, сокрушил еси главы змиев: пришед еси в струи, просветил еси всяческая, еже славити Тя Спасе, просветителя душ наших». Молитва священника на Великом освящении воды: «Ты Иорданския струи освятил еси, с небесе низпославый Святаго Твоего Духа, и главы тамо гнездящихся сокрушил еси змиев» ^[202].

Одни и те же слова о сокрушении змиев, но частота их использования в крещенской службе велика: не менее четырнадцати раз за все службы праздника — и это позволяет считать данный мотив одним из важнейших в понимании самой сути крещенского таинства.

На Великих часах (совершающихся трижды в год: на Рождество, Богоявление и Пасху, что обнаруживает историческую связь этих важнейших Господних праздников) читается псалом, по-видимому, послуживший источником для приведенных богослужебных текстов. В нем псалмопевец сетует на то, что в мире воцарилось зло, а Господь медлит и ничего с этим не делает, тогда как «Ты, — обращается он к Господу, — утвердил еси силою твоею море: ты стерл еси главы змиев в воде. Ты сокрушил еси главу змиеву, дал еси того брашно людем ефиопским» (Пс. 73:13).

Чин Крещения начинается с изгнания бесов из воды с использованием того же образа: Ты «главы там гнездящихся сокрушил змиев» ^[203].

В «Повести…» также присутствует вода: косвенно она есть в образе бани и более явно, когда святые Петр и Феврония плывут по реке.

Рассмотрим богословскую трактовку воды. «Без воды не может быть жизни, и поэтому первобытный человек отождествляет воду с принципом жизни, видит в ней prima essentia (первичную субстанцию) мира: „…и Дух Божий носился над водою“ (Быт. 1: 2). Но если вода изображает и символизирует мир как космос и жизнь, то она также является символом разрушения и смерти. Она заключает в себе таинственную глубину, которая убивает и уничтожает, она есть темное обиталище демонических сил, образ иррационального, неуправляемого, изначального в мире. Основа жизни, животворящая сила — и основа смерти, сила разрушительная: таков двойственный образ воды в религиозном мировоззрении человека» ^[204].

А теперь стоит присмотреться к тому, как образы воды и сокрушения гнездящихся в ней змеев (демонических, безбожных сил) развиваются в «Повести…» в эпизоде искушения святой Февронии на корабле. К ней подступился с соблазнительными речами человек, принявший «помысл от лукавого беса» ^[205]. Княгиня отвергла его притязания и пристыдила его. В этом эпизоде мы видим присутствие нечистой силы и можем предположить, что здесь развивается мотив гнездящихся в воде злых духов.

Побивание змеев, победа над дьяволом — важный элемент крещения, но далеко не исчерпывающий.

Если в первой цитате, приведенной в предисловии к «Повести…», тема крещения только намечена, то в следующей о нем говорится прямо: «Елицы во Христа крестишася, во Христа облекошася» (Гал. 3: 27). То же самое в синодальном переводе звучит следующим образом: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись». И далее: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28–29).

В приведенном отрывке, конечно, не раскрывается тайна крещения. Что значит: «во Христа облеклись»? Ответ содержится в Предании и некоторых богословских трудах.

В чине Крещения, при освящении воды, священник читает молитву: «О еже быти ему воде сей банею пакибытия, оставлению грехов и одежди нетления…» ^[206] Мы уже говорили о том, что «баня пакибытия» есть аллегория крещения, но из этой молитвы видно еще одно значение «бани» — это некая одежда, своего рода одеяние веры, а значит, — нетления. Через крещение падшая и потому тленная природа человека становится нетленной, то есть исцеляется. В одном из богоявленских канонов читаем: «Христос грядет ко Крещению, бессмертие Божественною банею всем подая» ^[207].

Итак, еще одним важным значением крещения является исцеление: после победы над дьяволом происходит исцеление и просвещение человеческой природы.

В каноне Богоявлению есть отрывок, основанный на Ветхом Завете: «Соблюдаемся благодатию вернии, и печатию: яко бо губителя бежаша, врага евреи древле окровавлена: тако и нам исходное божественное сие, пакибытия баня будет. Отсюду и Троицы узрим свет незаходимый» ^[208]. На этом отрывке можно наглядно проследить, как символы таинства крещения развиваются в «Повести…»: князь Петр, пострадавший от крови змея, сам покрывшийся язвами, приходит к исцелению, к бане благодати.

Хорошо видна параллель между исцелением князя Петра и широко известным ветхозаветным отрывком: «И прибыл Нееман на конях своих и на колеснице своей, и остановился у входа в дом Елисеев. И выслал к нему Елисей слугу сказать: пойди, омойся семь раз в Иордане, и обновится тело твое у тебя, и будешь чист. И разгневался Нееман, и пошел, и сказал: вот, я думал, что он выйдет, станет и призовет имя Господа Бога своего, и возложит руку свою на то место и снимет проказу; разве Авана и Фарфар, реки Дамасские, не лучше всех вод Израильских? Разве я не мог бы омыться в них и очиститься? И оборотился и удалился в гневе. И подошли рабы его и говорили ему, и сказали: отец мой, если бы что-нибудь важное сказал тебе пророк, то не сделал ли бы ты? а тем более, когда он сказал тебе только: „омойся, и будешь чист“. И пошел он и окунулся в Иордане семь раз, по слову человека Божия, и обновилось тело его, как тело малого ребенка, и очистился» (4 Цар. 5: 9–14).

Этот отрывок читается на вечерней службе Богоявления, являясь одним из пророчеств о крещении в Иордане. Нетрудно сопоставить его с сюжетом «Повести…»: муж, требующий исцеления, — военачальник при сирийском царе — «отличный воин» (4 Цар. 5:1), также сомневается в том, кто указывает ему путь к исцелению, и, наконец, само очищение получает в воде.