Коммандо. Бурский дневник бурской войны

Мы возобновили наш марш к железной дороге, которая соединяла Преторию с Иоганнесбургом. Идти следовало очень осторожно, так как эта дорога круглосуточно патрулировалась бронепоездами.

АКК послали вперед на разведку, и после отсутствия в течение двенадцати часов мы сообщили, что пересечь дорогу было реально. Возвращаясь к главным силам, мы на холме Зварткоп увидели подозрительного из местных, который наблюдал на нами, и на всякий случай арестовали его, чтобы допросить. Мы допросили его, но никаких доказательств того, что он был шпионом, не получили, но на всякий случай решили задержать его на ночь и утром отпустить. Но перед самым рассветом, когда я спал с седлом под головой, я услышал крики и, вскочив и осмотревшись, увидел, что пленник со всей скоростью, на какую был способен, бежит к Зварткопу. Несколько наших были уже на ногах и кричали ему, чтобы он вернулся, но он не останавливался, тогда они стали стрелять и убили его. Мне было жаль его, но в той ситуации иначе они поступить не могли.

Тем же вечером мы начали марш к железной дороге, которую должны были пресечь на рассвете. АКК заранее все разведал, поэтому мы шли впереди и первыми перешли рельсы. Когда мы переходили их, к нам не спеша приблизился английский солдат, чтобы выяснить, кто мы такие, и был очень озадачен, когда узнал. Мы отобрали у него лошадь, оружие и снаряжение и велели ему уходить, чему он с готовностью повиновался и ушел в сторону Иоганнесбурга.

На противоположной стороне линии стояла маленькая ферма, из которой выскочили еще несколько солдат. Они все сдались кроме одного человека, который попытался скрыться в саду, но мы застрелили его, прежде чем он успел далеко убежать. Одновременно от станции Каалфронтейн подъехала дрезина, и, поскольку ее команда попробовала дать задний ход, мы стали по ней стрелять, убив одного солдата и ранив местного. Убитый оказался путевым обходчиком, а дрезина выполняла ежедневный объезд дороги. Мы их отпустили, сказав, что они сами виноваты — если бы остановились, когда им сказали, никто бы не пострадал.

Теперь подошли наши главные силы, и некоторые бюргеры по глупости решили проехаться до здания станции. Там был гарнизон, и в результате трое из них были убиты и несколько человек ранены, они остались в руках гарнизона. Наконец все пересекли линию и направились к большой ферме, расположенной за возвышением местности.

Этот переход железной дороги был несложным, но ближе к концу войны, когда англичане устроили систему блокпостов, это стало намного сложнее; передвигаться по территории Трансвааля и Свободного Государства стало сложно, правда я, будучи в Капской колонии, об этом почти не знал.

В то время как мы отдыхали на ферме, были высланы патрули, и меньше чем через час один из них прискакал назад, чтобы сказать, что большой отряд англичан приближается из Иоганнесбурга. Почти тут же мы услышали гром выстрелов и рев разрывающихся снарядов.

Наши лошади паслись снаружи и перепугались, но мы сумели справиться с ними, сесть в седла и уйти на северо-восток, никого не потеряв. Поскольку у англичан были орудия, мы не могли бороться с ними на открытой местности, и в любом случае наша цель состояла в том, чтобы соединиться с коммандант-генералом. Войска пробовали задержать нас, из Претории прибыл бронепоезд, который начал обстреливать нас лиддитовыми снарядами, но мы были намного подвижнее и оставили солдат позади, а к полудню оторвались от них так далеко, что смогли сделать привал и отдохнуть.

На следующий день мы продолжили путь к Олифантсфонтейну, где в прошлом году были убиты семь человек из АКК. В этом месте я перенес очень серьезную потерю, поскольку один мой молодой товарищ потребовал отдать ему пони, которого я привел из английского лагеря после сражения под Магалисбергом. Он привел меня вместе с лошадью к генералу Бейерсу и доказал тому, что эта лошадь принадлежала его отцу, который погиб тем утром во время неудачной атаки де ла Рея. Мне нечего было возразить и пришлось отдать лошадь, но это оставило меня с одной моей старой чалой, и это в то время, когда лишиться лошади значило лишиться жизни или по меньшей мере свободы.

В Олифантсфонтейне с небольшим экскортом появился генерал Бота. Он выглядел более худым по сравнению с тем, как я в последний раз видел его Лиденбурге четыре месяца назад, но был полон энергии и веры в победу. Он сказал нам, что лорд Робертс решил поставить буров на колени с помощью серии операций, в ходе которых крупные силы английских войск должны были прочесать страну, как бреднем. Для этого в течение января (1901 года) вдоль Иоганнесбургской железной дороги было собрано около пятидесяти тысяч человек, которые должны были пройти по вельду фронтом в шестьдесят-семьдесят миль, с намерением очистить Восточный Трансвааль, после чего это будет повторено в других местах, пока все не будут убиты или пленены.

Буры пока еще не подозревали, что эта операция будет сопровождаться сжиганием ферм, уничтожением посевов и стад, заключением в концлагеря их жен и детей, но скоро им предстояло узнать, что британцы решили подавить сопротивление буров с помощью запугивания и тактики выжженной земли, не обращая при этом внимания на страдания мирного населения и не зная о том, что эти меры вызывают у буров желание продолжать сопротивление.»

Спустя два дня после того, как генерал Бота уехал, нас атаковали. Когда взошло солнце, через весь горизонт с запада на восток, насколько мог видеть глаз, протянулась цепь английских всадников, а за ними все дороги были черными от пехотных колонн, орудий и фургонов. Вся эта военная машина двигалась в нашем направлении.

Генерал Бейерс, оценив ситуацию, разделил силы надвое и поехал с одной половиной, чтобы найти левый фланг врага, в то время как остальной нашей части приказали действовать по обстоятельствам.

Далеко, с левой стороны от нас, были видны группы людей генерала Боты, стоявшие на холмах, и выглядели они как маленькие пятнышки по сравнению с массой англичан

Весь этот день мы отступали, задерживая вражеских всадников огнем винтовок в максимально возможной степени, и отходя, когда орудийный огонь становился слишком сильным. Это продолжалось до заката без тяжелых потерь с нашей стороны, несмотря на множество орудий, которые были установлены на всех холмах и холмиках. Однажды я увидел, как мой брат исчез в облаке взрыва снаряда со шрапнелью, но вскоре он появился вместе с лошадью, которая тоже не пострадала.

Утром позади наступавших англичан стали появляться столбы дыма, и мы с удивлением увидели, что они жгли фермы, которые были у них на пути. К полудню стало известно, что они не только разрушают все, что могут, но и захватывают и отсылают куда-то женщин и детей.

Сначала мы едва могли в это поверить, но когда одна за другой женщины с безумными глазами прискакали к нам, стало ясно, что открыта самая ужасная страница войны

Намерение англичан состояло в том, чтобы подорвать моральный дух бойцов, но эффект был прямо противоположным. Вместо того, чтобы ослабить их, эта политика подняла их решимость продолжать борьбу и вместо того, чтобы ускорить окончание войны, продлила ее на год или даже больше.

История «Таймс» пишет:

«Политика сжигания ферм и уничтожения посевов как мера запугивания не никому может быть рекомендована, и никакая другая мера не вызывала такого глубокого и длительного негодования. Голландцы — не тот народ, который легко запугать, эта политика полностью провалилась, как может заметить каждый, кто знаком с историей. Применение этой политики против народа, который защищал свои дома с такой храбростью и упорством, которые справедливо вызвали восхищение всего мира, было наименее удачным начинанием лорда Робертса и должно быть занесено в список его самых серьезных ошибок». В темноте преследование замедлилось. Дождь не прекращался всю ночь, и мы провели ночь, лежа в грязи и воде на голых склонах. На рассвете все снова пришло в движение, но из-за дождя и размокшей почвы англичане еле могли ползти по нашему следу, и нам было нетрудно сохранять дистанцию. Появились слухи о том, что англичане продолжают очищать страну и вывозить с ферм мирное население.