Полвека на флоте

...Вот и Беломорск (бывшая Сорока). Здесь дождались барж с имуществом. С помощью рабочих, прибывших из Ленинграда, привели корабли в порядок и вышли в Белое море.

Осень на Севере бывает тихая и приятная. Горы еще буро-зеленые. Ярко светит нежаркое солнце. На рейде острова Сосковец нас торжественно встретили корабли молодой Северной военной флотилии. Тепло приветствовали нас командующий 3.А. Закупнев и член Военного совета П.П. Байрачный.

Баренцево море приняло хмуро. Корабли обступил густой туман. Чтобы не столкнуться друг с другом, они все время перекликались сиренами. Но с восходом солнца туман начал редеть, и в Мурманск мы вошли при ясном и чистом небе.

Флотилии отвели длинный пирс в торговом порту. Базой подводных лодок был небольшой пароход "Умба", на котором с трудом размещались экипажи трех лодок. Военный совет, штаб и политотдел флотилии находились на учебном корабле "Комсомолец", который прошел с курсантами из Кронштадта в Мурманск вокруг Скандинавии. Он обеспечивал связь с кораблями в море.

Но уже строилась главная база флотилии в Екатерининской гавани.

ЭОН-2 завершилась. И.С. Исаков убыл в Кронштадт. А я неожиданно получил новое назначение: приказали принять дела начальника штаба флотилии.

Штаб в основном состоял из моих сверстников-балтийцев. Жили мы дружно. Нас увлекала работа по освоению нового морского театра, его необжитых бухт и островов. Этот энтузиазм умело поддерживала и направляла наша партийная организация во главе с секретарем С.А. Садовым.

Правительство требовало в короткие сроки выбрать места для базирования кораблей, установить береговые батареи и посты наблюдения и связи, которых здесь до этого вовсе не было.

Очень активно и деловито заработала наша штабная семья. Много потрудились наши гидрографы и их начальник - энергичный, грамотный моряк Б.И. Шамшур. Маяки действовали безотказно. Гидрографы облазали все побережье, составляя подробные карты. Помню, на сторожевом корабле "Гроза" мы обошли бухты, проливы, острова. Краснофлотцы на выбранных точках возводили наблюдательные вышки, а пока развертывали свои временные посты на маяках, а то и на крышах рыбачьих домов. Вскоре главная база флотилии имела свои "глаза и уши" по всему побережью, в чем была большая заслуга нашего связиста Б.Н. Шатрова. И вовремя! Иностранные разведки стали усиленно интересоваться советским Севером. Чаще всего эти лазутчики маскировались под рыбаков и зверобоев. Однажды дежурный по штабу доложил мне: в миле от мыса Цып-Наволок иностранный траулер ловит рыбу в наших водах. Морская пограничная служба здесь еще была слаба, поблизости ее кораблей не оказалось. Приказываю готовить дежурный эсминец. Полным ходом помчались к Цып-Наволоку. Действительно, видим: траулер тащит за собой сеть, медленно ползет чуть ли не вплотную к берегу. "Рыбаки" были поражены, увидев советский эсминец. Они не могли понять, откуда мы взялись. Деваться им было некуда. Пришлось им дождаться вызванного нами пограничного катера. Задержанное судно было отведено в наш порт, его командой занялись соответствующие органы.

Чаще всего во время подобных инцидентов в море высылался сторожевой корабль "Гроза". Командовал им А.Е. Пастухов, молодой и пылкий моряк, влюбленный в море и свой корабль. Я знал его еще курсантом, он всегда отличался энергичностью и в то же время аккуратностью, подтянутостью. Видимо, все это Александр Евгеньевич сумел привить своей команде: она была дружной, неутомимой, корабль всегда блистал чистотой. Этому экипажу были по плечу любые задачи.

Я уже говорил, что мы на "Грозе" обошли все побережье, выбирая бухты для будущих баз, позиции для батарей. С разными комиссиями немало полазали по горам и ущельям. Чаще всего нас сопровождал при этом старый флотский артиллерист, ветеран береговой обороны И.А. Касаткин. Уже пожилой герой гражданской войны, он оставался живым, подвижным, и нам, молодым, не просто было за ним угнаться.

Помню, возле крохотного поселка Ваенга, где после вырос город Североморск, пробирались в густых зарослях каких-то растений выше человеческого роста.

Касаткин гладил свои пышные рыжие усы и задумчиво щурился.

- Вот так растет гаолян в степях Манчжурии.

А нам в то время было не до ботаники. Не было никакого спасения от мошкары. Она ела нас поедом, забивала нос и рот. А береговик наш хоть бы что, идет себе бодро, руками раздвигает заросли.

Мрачно осматривал бухты и заливы наш флагманский минер Василий Иванович Платонов. Везде были очень большие глубины. По тогдашним правилам мы здесь не могли производить торпедные стрельбы, ибо, если торпеда утонет и ляжет на грунт, наши водолазы не смогут ее поднять. Но в конце концов Платонов решил и эту проблему. Для торпедных стрельб выбрали мелководные районы Белого моря.

В.И. Платонов уже тогда показал себя пытливым и решительным человеком. Эти качества он в полной мере проявил в годы войны. В.И. Платонов стал адмиралом и в свое время возглавлял Северный флот.

Климат Севера суров, к нему нелегко привыкнуть. Мы опасались, что кое-кто из моряков не выдержит. Но эти мрачные прогнозы не оправдались. Ни плохая на первых порах питьевая вода, ни солнце, круглосуточно светящее летом, ни долгая беспросветная полярная ночь не одолели наших людей. Во многом мы этим обязаны медикам, которых возглавлял доктор А.В. Эдель-Смольников, в будущем генерал. Он не только лечил, но принимал все меры, чтобы предупредить заболевания, вел большую профилактическую работу.

Пока не наступила полярная ночь, "Комсомолец" мы отпустили обратно на Балтику. Штаб и политотдел передислоцировались в Полярное, в деревянные помещения музея ПИНРО (Полярного научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии). Директор института профессор Клюге с нашей помощью перевез все свое хозяйство в Мурманск, а на вышке созданного им музея заработал пост наблюдения и связи штаба флотилии.

На Крайнем Севере, в краю непуганых птиц, советские люди спешно создавали базы, береговые батареи, посты наблюдения. Набирала силы молодая Северная военная флотилия. Она скоро превратилась в могучий Северный флот, который в годы Великой Отечественной войны покрыл себя неувядаемой славой.

Жизнь моряка беспокойная. За несколько лет на многих морях довелось побывать. В 1939 году оказался я и на Тихом океане в роли председателя государственной комиссии, принимавшей от промышленности подводные лодки. Приходилось много и подолгу плавать, заходить в бухты и заливы, и меня все больше привлекали к себе эти места, океанский простор. Не подозревал я, что пройдет 12 лет - и прибуду сюда командовать флотом.

А пока я занимался хлопотливым делом приемки кораблей. Принятые корабли передавались Тихоокеанскому флоту. Им тогда командовал мой давний знакомый Иван Степанович Юмашев.

- Слушай, брат, - как-то сказал он мне. - Не по тебе нынешняя твоя служба. Ведь ты командовать привык. Хочешь ко мне командиром бригады траления и заграждения?

Я, конечно, согласился без раздумий. Послали представление в Москву. Но ничего не вышло. В ответ пришла телеграмма: "Пантелееву срочно вернуться в Москву в распоряжение наркома".

Регулярного воздушного сообщения на этой линии тогда еще не было, мы ездили на "Голубом экспрессе", преодолевавшем расстояние от Владивостока до Москвы за десять суток, не считая неизбежных опозданий.

...Наркомат ВМФ помещался в новом современном доме с высокой башней. Меня удивило, что вместо якорей или каких-либо других морских атрибутов на здании красовался барельеф танка. Оказывается, здание строилось для Управления танковых войск. Флот же оказался кукушкой, забравшейся в чужое гнездо, из которого его вскоре выселили.

В приемной наркома было людно. Озабоченные люди с пухлыми портфелями дожидались приема, скрывались за обитыми дерматином дверями и вскоре появлялись снова еще более озабоченными.

Наш флотский наркомат существовал второй год, а во главе его уже побывало несколько руководителей - случайных и менее случайных, - но никто из них не оставил после себя заметного следа. Исключением явился флагман флота 2 ранга Николай Герасимович Кузнецов, знакомый мне еще по "Червоной Украине". Он оказался на месте - думающий, уверенный, отлично знающий флот и его людей.