Захарий Зограф
Захарий Зограф читать книгу онлайн
Книга посвящена жизни и творчеству замечательного болгарского живописца первой половины прошлого века Захария Христова Зографа. Внимательно прослеживая творческий путь мастера, художника сложной и драматичной судьбы, автор рассказывает о его работе над монументальными росписями в монастырях, о создании им первых в болгарском искусстве светских станковых портретов.
Яркая и своеобычная фигура Зографа воссоздается на широком фоне эпохи болгарского Возрождения.
Издание иллюстрировано.
Для широкого круга читателей.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Из Западной Болгарии в монастырь приходили вести о восстании близ Ниши, вспыхнувшем в ответ на неслыханное злодеяние: солдаты изнасиловали женщин прямо в церкви села Каменицы, во время пасхального богослужения. Против двух тысяч повстанцев, из которых вооружен был едва лишь один из пяти, паша Керим-бек бросил четыре тысячи солдат и несколько пушек. В Нише на мосту выставили более тридцати отрубленных голов, в Лескавоце шестьдесят крестьян посадили на кол; около десяти тысяч болгар бежало в Сербию. Засвидетельствовать зверства башибузуков приехали из Франции академик Жером-Адольф Бланки, из России — государственный советник, генерал П. Кодинец. «Европа еще не представляет себе, — писал Бланки, — какие мучения терпят у ее ворот, а вернее сказать, в ее недрах свыше семи миллионов таких же христиан, как мы с вами, которых правительство, поддерживающее дипломатические отношения со всеми христианскими государствами, третирует как собак за их религиозные убеждения. Европейцам трудно представить себе, что в этой части Турции честь каждой женщины находится в полной зависимости от прихоти первого встречного мусульманина. Европа не знает, что турки врываются в дома христиан и присваивают все, что им понравится, что просить о пощаде там опаснее, нежели сопротивляться, и что ничтожные гарантии безопасности, предоставляемые народам самых отсталых стран, показались бы беспредельной милостью для населения Болгарии» [40, с. 183].
(В «Страшном суде», что в нартексе бачковской церкви, Захарий изобразил чертей, тянущих на веревке в пекло бородатых старцев с крючковатыми носами и в тюрбанах, в другой сцене — разгневанных ангелов, карающих мусульман. Впрочем, написаны они, по всей вероятности, до Нишского восстания 1841 года, но это уже не имеет существенного значения.) Так в один узел сплетались жизнь художника, его творчество, судьба его народа.
В открытой аркаде, опоясывающей бачковский храм, на церковной стене Захарий Зограф написал автопортрет.
Ктиторские портреты — давняя традиция болгарской, и не только болгарской, средневековой живописи. Традиция, прошедшая путь от Рима и Византии к искусству Первого Болгарского царства, к портретам XIII века и вплоть до конца XIX столетия. Традиция прочная, но в болгарском искусстве прерывистая.
Древнейшие из сохранившихся — это изображения царя Ивана Асена II на стене кладбищенской церкви в селе Беренде Софийского округа и в одном из македонских храмов XIII века. 1259 годом датированы прославленные портреты в Боянской церкви под Софией — царя Константина Асена и царицы Ирины, севастократора Колояна и жены его Десиславы. «В истории европейского портрета, — утверждает Г. Вагнер, — росписи Бояны сыграли гораздо большую роль, нежели фрески Джотто, хотя исполнены они были тогда, когда Джотто еще не родился» [13, с. 53]. Что ж, такое мнение может показаться категоричным, но заставляет задуматься.
XIV век: целый ряд царских и болярских ктиторских портретов, и в их числе — в Бачковском монастыре, в скальной церкви близ села Иванова, в Карлукове, Калотино, Несембре; деспота Деяна и его жены Дои в Земенском монастыре неподалеку от Самокова (очень вероятно, что Захарий их видел) и другие.
XV столетие: только в Кремиковском монастыре изображения софийского митрополита Калевита и ктитора Радивоя с семейством да в Драгалевском ктитора Радослава Мавра и его семьи.
XVI век — ни одного!
Первая половина XVII столетия — в том же Бачковском монастыре, в Арбанаси, Карлукове, Свиштове, Добрыско, Гложенском, Роженском монастырях и других местах.
С 1643-го по 1732-й — апогей османской деспотии! — снова ни одного.
Надо сказать, что Захарий Зограф вряд ли имел возможность видеть — за исключением тех, что в Земенском и Бачковском монастырях, да еще, быть может, нескольких — эти древнейшие и лучшие ктиторские портреты: одни были уничтожены, другие записаны или сильно повреждены, третьи находились там, где Захарию не довелось побывать. Но, наверное, важно не это, а протяженность во времени и пространстве исторического бытия живой и плодотворной традиции болгарского искусства.
Начиная с середины XVIII века и до освобождения 1878 года, даже после него — новый мощный подъем ктиторского портрета эпохи национального Возрождения: от Рильского монастыря до самых скромных деревенских церковок, включая портреты болгарских ктиторов на Афоне. Только перечисление их заняло бы не одну страницу, а шкала исполнения расширяется от высокопрофессионального мастерства до наивных и очаровательных в своей непосредственности примитивов.
Уже не цари и царицы, не деспоты и севастократоры, не правители и военачальники, а купцы и ремесленники, монахи и крестьяне, обыкновенные, рядовые болгары, известные в своей округе разве что благочестием да пожертвованиями на храмы божьи, проходят вереницей в этой замечательной портретной галерее. Их облик весьма прозаичен и приземлен; от репрезентативного мотива предстояния ктитора перед высшими силами остались позы, и то не всегда, а крупные, исторически значительные личности, сильные и гордые характеры, впечатляющие в искусстве болгарского средневековья, составляют скорее исключения. Зато какая индивидуальная характерность, убеждающая, почти физически осязаемая конкретность и жизненность образов!
Своей росписью бачковской церкви Захарий Зограф впервые приобщился к этой прекрасной традиции болгарского искусства эпохи национального Возрождения, и надо сказать, что этот момент примечателен во многих отношениях.
Прежде всего, его «Автопортрет» — это не ктиторский портрет в точном смысле понятия. Ни сам Захарий, ни игумен Матей и проигумен Ананий не были ктиторами церкви св. Николая Бачковского монастыря: один — зограф, автор росписей, другие — хозяева обители, инициаторы, заказчики и, если можно так сказать, организаторы работы художника. Ни одному из художников даже в голову не приходила мысль, что такое положение — достаточное основание для изображения исполнителей наравне с ктиторами храма, пожертвования которых, поддерживавшие светоч христианства на болгарских землях, ставят их почти вровень с мучениками и святыми, придают им ореол святости.
Над головой поместил греческую надпись: «Захарий Христов Зограф Самоковчанин». На свитке, который держит в руке, по-гречески и по-болгарски: «Изобрази са рукою моеи Захарий X. Зограф Болгарин».
Захарий. Зограф. Из Самокова. Болгарин.
Сколько в этом достоинства и гордости — за себя, свое искусство, родной город, весь народ!
И как сложно решает художник этот тройной портрет. Он вписывает его в общую систему церковных росписей и в то же время четко выделяет рамкой, линией горизонта, легким высветлением неба, тонкой и нежной нюансировкой цвета, создающими как бы особое пространство портрета. Портрет невелик — чуть больше метра в высоту, но решен монументально — ритмом величавых, очерченных целостным силуэтом фигур в иератических позах. При этом условность ктиторской портретописи удивительным образом соединяется с естественностью жестов, конкретностью индивидуальностей, не с бытовой характерностью, но с какой-то трепетной и одухотворенной жизненностью. (При том что ктиторские портреты писали, как правило, не с натуры, а по памяти и впечатлению.) Как и в станковых портретах Захария Зографа, здесь четко ощущается осознанное утверждение художником самоценности человеческой личности, и эта установка позволяет видеть в бачковском автопортрете одно из начал той гуманистической концепции человека, которая в будущем определит характер и развитие болгарской живописи второй половины XIX столетия.
Слова «первый», «впервые» еще не раз встретятся в жизнеописании нашего художника, но сейчас они нужны особенно. Что-то было тогда впервые только для него самого, что-то — для всего болгарского искусства: первый автопортрет, первое в творчестве Зографа крупное произведение монументальной живописи, первое испытание сил перед широким зрителем. Художник должен был сознавать это, и можно представить себе, с каким напряжением работал он в Бачковском монастыре. Тем более что, даже учитывая помощь учеников и подмастерьев, объем исполненных им росписей превышает обычные возможности; между тем Захарий Зограф действительно их начал и завершил всего в несколько летних и осенних месяцев.