Затяжной поворот: история группы «Машина времени»

«Машина Времени» была одной из редких команд в те годы, участники которой не имели кабацкой практики. Не работали мы в ресторанах. Не хотелось нам подобной «школы». А Михаил Петрович там работал и для песни я придумал фишку, что тоже играю в кабаке, поскольку являюсь его коллегой и товарищем. А у ресторанных музыкантов раз в неделю обязательно был выходной. И поскольку выбор заведений с хорошими лабухами существовал тогда не богатый, то почти в каждом таком месте постоянно наблюдался аншлаг.

На слэнге столичных музыкантов «парнасом» назывались «бабки», которые платят клиенты за исполнение заказанных песен. А «карась» – тоже самое по-питерски.

Я не попадал в похожие ситуации. Тут чисто поэтическое измышление. Сейчас я третий раз в браке и мои предыдущие расставания с женами происходили мирно. (В первый раз Андрей женился на Елене Фесуненко, дочери известного советского политобозревателя Игоря Фесуненко. Брак продержался три года. Столько же длился второй семейный союз лидера «МВ» с Аллой Романовой, матерью его сына Ивана. Есть у Андрея Вадимовича и другие дети, в частности дочь от бывшей пресс-атташе «Машины» Анны Рождественской. Но последнюю Макаревич экс-супругой, даже гражданской, не называет. Ныне Макар женат на Наталье Голубь). Такого конфликта, как у Пола Маккартни с Хизер Миллз я не проходил. У меня просто никогда не было таких денег. И отношения с бывшими супругами у меня сохраняются нормальные. Я никого из них не обижал в имущественном плане. А расходятся люди, потому что перестают получать удовольствие от совместного проживания. Этого вполне достаточно.

«Джорджи» это, преимущественно, грузины, ну и, в целом, «лица кавказской национальности». Они всегда широко гуляли и платили больше других. Для кабацкого музыканта наличие в ресторане «джорджей» было очень важно. А «фирма», понятное дело, иностранцы.

Все эти рассказы про финнов, например, которые приезжали в «совок» оттягиваться – чепуха. Нигде в мире нет «парнаса». Это ж абсолютно наша купеческая тема – червонец лабуху на лоб и сбацайте мне что-нибудь душевное. Никто из иностранцев не приезжал сюда в то время развлекаться подобным образом, я тебя умоляю. Они ехали в Союз, как путешественники в пещеру к медведям. Хотя в питерской гостинице «Прибалтийская», когда ее построили, по-моему, перед Олимпиадой-80, им, наверное, было весело. Мы там тоже в раннюю «росконцертовскую» пору неплохо отдыхали.

У меня в «Прибалтийской» уже был люкс двухэтажный. Вернее не у меня, а у Мелик-Пашаева. Но считался он, как бы, на всю команду, и в нем мы все гуляли.

Здесь тоже многое домыслено. У меня не было задачи упомянуть в этой песне всех реальных друзей и знакомых. Никакого Витька я не знал, как и Женьки в «Поющих гитарах». Игорек в Штатах – это Игорь Саульский, который туда уехал.

Володя – придуманная фигура, а Серега – это Сережка Грачев, ныне покойный вокалист группы «Лучшие годы», который действительно сидел. Странный был малый, с неожиданными уголовными наклонностями. Стырил у нас орган, который потом нашли. При этом был обаятельнейший, очень здорово поющий человек.

О каком конкретно концерте я вспомнил, когда это сочинял, сейчас не скажу. И с годоя я немного поторопился. В 72-м на руках на еще не носили, но в 75-м уже носили.

Да, в середине 80-х, когда я вспоминал о предыдущем десятилетии, мне казалось, что действительно все хорошие музыканты тогда по кабакам разбежались и как-то постарели.

В московской гостинице «Варшава» был ресторан, где работали неплохие исполнители. Вот мне пришло в голову, что именно там я и играю.

Часть II. «Однажды мир прогнется под нас»

«Машина» постсоветской эпохи, это почти совсем другая машина. Не популярная, скажем, модель ВАЗа, в какой катались сами участники «МВ» перед расставанием с Росконцертом, а скорее тюнингованный «бумер» и прочие достойные иномарки, в которые постепенно пересели «машинисты» с наступлением «новой эры». Их поколение последовательно и энергично «входило во власть» в России и, в конце концов, власть эту фактически безраздельно обрело, что автоматически повлияло на укрепление статуса и привилегированность «Машины». Верховодить гигантской державой и сопредельными экс-советскими республиками стали (и продолжают поныне), как раз те, кто с полным основанием может сказать Макару сотоварищи сакраментальную фразу: «Мы выросли на ваших песнях». И пусть первые звания, ордена и прорыв на Красную площадь случились у «машинистов» при седом дедушке Ельцине, нет сомнений, что демократичный Борис Николаевич, прежде чем поощрить рок-группу, которую он вряд ли когда-нибудь запоем слушал, обратил внимание на рекомендации кого-то из не столь возрастных своих подчиненных.

Сюжеты о завистливых номенклатурных членах Союза композиторов, ретивых сотрудниках ОБХСС, «ментовских» облавах на сейшенах, гневе Пугачевой в отношении «МВ», превратились не более чем в забавные мемуарные эпизоды. «Машина Времени» позднего периода своей длиннейшей истории вполне уже равновесна Алле Борисовне и сейчас трудно представить, что когда-то было по-другому. Случись с группой в девяностые-«нулевые» проблема из разряда тех, что преследовали «МВ» в предыдущие десятилетия, на защиту коллектива встал бы уже не один космонавт Гречко, но десятки знаменитых актеров, телебоссов, политиков и т. п. Все они плавно как-то расширили круг закадычных друзей и товарищей «машинистов». Только обороняться «Машине» давно уже не от чего. Разве что от вердиктов ряда непримиримых интеллигентов, продолжающих риторический разбор «двойственной» макаровской морали и художественной позиции.

Если раньше саркастичные критики припоминали фронтмену «МВ» его тему «Будет день» и интересовались: достиг ли он, «того, чего хотел», когда перебрался из полуподполья на профессиональную сцену? То теперь поводом для стеба эстетов и неформалов над многолетним флагманом отечественной рок-музыки стал совсем другой, куда более амбициозный и самоуверенный язык «Машины», выдающий такие крылатые фразы, как «однажды мир прогнется под нас», «звезды не ездят в метро», «меня ожидают, везде и повсюду, меня предлагают, как главное блюдо…». Авторского раздражения в этих строках, по-моему, значительно меньше, чем победной провокационности. Живучесть и устойчивость «Машины» в любых исторических условиях и форматах моды, что ее недруги не совсем верно принимают за мимикрию, позволяют группе сегодня разговаривать с веком, если хотите, с позиции силы. И потому «МВ» едет по хайвэю, а не разделяющие ее сути, гудят клаксонами на объездных путях…