Виктор Авилов

Так весело, но и непросто начинался этот роман.

На Одесской киностудии Лариса иногда подрабатывала каскадером. И однажды Виктор увидел, как на съемках с борта корабля выбрасывают в море лошадь с сидящим на ней всадником, — когда узнал, что всадником этим была Лариса, устроил грандиозный скандал. И потом уже, когда Лариса переехала в Москву, не давал ей работать, хотел, чтобы жена всегда была дома и ждала его…

Они прожили совсем недолго…

Нельзя сказать, чтобы этот брак был безоблачным — Виктор страдал из-за того, что оставил семью. Он был очень привязан к Галине и к дочкам и, конечно, не мог не знать о том, что для Галкиной он — единственная в жизни любовь. В интервью через год после его смерти Галина говорит об этом совершенно открыто, как никогда прежде: «Для меня его уход из семьи был настоящим шоком, ведь это была наша жизнь, наша с ним жизнь, и вдруг весь наш мир рухнул. Для меня это было неожиданно, я понимала, что у него кто-то есть, но я думала, что это нормально. Для таких людей, как он, это нормально. Но когда он совсем ушел, и я поняла, что он больше не вернется, это был шок. Мне показалось, что я умерла. Я даже не понимала, что происходит. Я не чувствовала собственных рук, я слышала, что так бывает, но не могла понять, что со мной. При всем при этом нам приходилось вместе работать. И рядом дети.

Отношения не выясняли, все было понятно, чего выяснять… У него в тот момент было раздражение, что приходится меня видеть, он все же чувствовал свою вину. Но потом тоже как-то привык, там другая жизнь, другие глаза напротив, привык и к тому, что остались вместе работать. Да очень просто. Пришла моложе, просто моложе, интереснее, красивее. Не думаю, что он когда-то считал меня красавицей. С уважением относился, как к матери своих детей, но красота-то всегда привлекает мужчин. Нет ничего странного, что он ушел в поисках этой красоты… Это настоящая любовь, а как по-другому? Я не вижу ничего, что могло бы рядом стоять. Смешно говорить, замена какая-то… Это такая вершина… любая женщина после общения с таким человеком не сможет найти ничего другого, потому что это все просто смешно… такого растворения уже не будет. Не бывает. Он ушел — и отнял ВСЕ. А потом вообще ушел. Перестал быть чьим-то, стал принадлежать всем. Все, кто его любил, продолжают его любить. Он очень часто мне снится…»

А ему при жизни снилось — особенно в последний год, — что он возвращается к себе домой, к своим дочкам, Ане и Оле, так похожим на него…

В интервью 2001 года, отвечая на вопрос корреспондента газеты «Труд» Елены Федоренко: «А как складывается ваша семейная жизнь?» — Виктор отвечал с неподдельной горечью: «Вы задали самый больной вопрос. Бросил я свою семью. Настоящую семью: актрису нашего театра Галю Галкину, двух наших девчонок. Иногда являются такие грезы, что я возвращаюсь к ним. Со своими девочками я, конечно, вижусь. Старшая работает на фирме. Младшая перешла в последний школьный класс и с увлечением занимается театральной самодеятельностью. Режиссер оценивает ее успехи высоко… С бывшей женой играем спектакли, постоянно видимся в театре, и каждая встреча — отзывается болью. Так ноет старая рана».

Авилов многого еще не умел — в отличие от других артистов, занятых в фильме «Узник замка Иф», он не имел ни специального образования, ни опыта работы в кино, ни вообще достаточного «багажа» для главной роли в экранизации популярнейшего романа Александра Дюма. Но здесь приходила на помощь интуиция — та невероятная, поистине «звериная» интуиция, что отличала Виктора Авилова всегда, но с годами и десятилетиями начала приобретать характер почти мистический. Он нередко и сам не мог объяснить, почему в той или иной сцене приходило твердое ощущение: делать надо именно так! И оно не обманывало, вело именно туда, куда шла общая концепция режиссера, «видевшего» фильм в целостности и гармоничности замысла и воплощения.

Нет, он не был податливой глиной в руках Беляковича ли, Юнгвальда-Хилькевича ли — он был достаточно «сопротивляющимся материалом», но интуиция Авилова была поистине магической.

Георгий Юнгвальд-Хилькевич вспоминает: «Никогда не спорил. Не перебивал. Не самовыражался своими режиссерскими решениями. Никогда! Зато потом со всем багажом, который впитал, он просто жил. Ведь у каждого актера видно, какими своими приспособлениями он пользуется, на что опирается для того, чтобы сделать тот или иной образ, откуда он вытягивает себя. У Вити я этого не увидел. Я не мог понять, на что он опирается… Авилов играл не мастерством, которое, конечно, в театре уже было нажито. Он не им в кино пользовался. Какими-то тайными своими путями, которые переделывали его в кадре в Монте-Кристо…»

Когда фильм вышел на широкий экран, он вызвал самые разноречивые суждения. Многие зрители были недовольны киноверсией любимого с детства романа, а кое-кто упрекал Юнгвальда-Хилькевича в том, что тот пригласил на главную роль Виктора Авилова. «Почему вы взяли такого некрасивого актера?» — спрашивали режиссера на встрече со зрителями. После Жана Маре всем хотелось увидеть на экране первого красавца СССР, но Юнгвальд-Хилькевич терпеливо объяснял, что не может человек выйти из тюрьмы спустя 14 лет еще красивее, чем вошел в нее. «Человек вошел в тюрьму утонченным красавцем, каким был изумительный внешне актер Евгений Дворжецкий, а вышел „человек-топор“. Он потерял все человеческое».

А вот актриса Надира Мирзаева, сыгравшая в фильме роль Гайде, наложницы графа Монте-Кристо, рассказывала: «В Авилова на съемках „Узника замка Иф“ все женщины поголовно повлюблялись. Он был великолепен! Во фраке. В цилиндре. Красавец! Просто невероятной красоты! Все костюмеры. Все ассистенты. Я, когда приехала в первый съемочный день… увидела его сразу в таком виде. И ахнула…» И Галина Галкина говорила о том же в не раз цитированном интервью: «Какой он был красивый граф Монте-Кристо — в костюме с булавкой жемчужной… до чего красивый, невозможно! При его худобе все фраки на нем сидели изумительно. Умел ценить красоту…»

Действительно, внешность Виктора Авилова была в этом смысле поразительной — он мог казаться едва ли не уродом, а мог — ослепительным красавцем, от которого трудно оторвать взгляд. Эти метаморфозы происходили не только в кино (к слову сказать, на экране — в значительно меньшей степени), они поражали на сцене: вот видишь перед собою удивительно некрасивое, но притягивающее внимание лицо, а вглядываешься в него повнимательнее — боже, до чего ж красив мужественной, яркой красотой!..

Он и в этом был феноменален, зная, как никто другой, «тайны» своего лица…

Ольга Ненашева писала в газете «Советская культура»: «Есть у меня подозрения, что Авилов и отменный мистификатор, ибо он сумел вконец запутать искусствоведов, тщетно пытающихся прийти к единому мнению о его внешности. Одни восхищаются его широкоплечей статью, другие отмечают долговязость и сутулость. Кому-то видится „лицо сатира с ниспадающими соломенными волосами“, иные же ассоциируют его облик „с деревянной скульптурой ранней готики“ или „с полотнами фламандских живописцев“. Пожалуй, все сходятся лишь в одном: переменчиво лицо актера, где страсти, пороки и добродетели человеческие подчас проступают с пугающей ясностью, обобщая в конкретных образах присущее всему роду людскому. Счастлив, должно быть, тот актер, чья индивидуальность дает столько пищи для зрительской фантазии. Это и позволяет Авилову никогда не менять свой облик и вместе с тем не впадать в противоречие с играемыми образами.

Его трудно, просто невозможно с кем-то спутать. Авилов не из славной когорты социальных типажей, личностных качеств которых едва хватает на одну главную роль. Этот актер обладает своим имиджем. Но! Имидж этот — не искусственно придуманные стиль и облик, призванные импонировать зрителю, его интриговать. Он складывается из естественных природных черт и отражает его внутреннее представление о самом себе.

Кинематограф соблазнился, не мог не соблазниться неразгаданной тайной этого актера. Но не смог, на мой взгляд, пока и расшифровать ее, выигрышно использовав».