Фабрика здоровья

Некоторые мудреные вещи можно выразить не словом, а лишь его частью.

В годы студенчества был у меня добрый приятель по прозвищу Братец. Это было его любимое обращение. Сейчас, к сожалению, Братца уже нет, его погубила пьянка и наркота. В начале 90-х я пытался как-то ему помочь, водил к игольчатому китайцу. Братец сидел в коридоре и глухо ерничал, бубнил: "Ходя-то где? Где ходя-то?"

А ходя спрессовал ему пульс, заглянул в глаза и задал единственный вопрос: "Семья есть?"

Я, вообще-то, хотел рассказать про политэкономию. Это про нее я сказал: мудреная вещь. Политэкономия давалась нам с Братцем тяжко по причине нашего глубокого антисоветизма. А может быть, и еще почему-то. У меня до сих пор сохранился лист, на котором запечатлено документальное доказательство усердия Братца в ее изучении.

Братец не то чего-то выпил, не то уколол себе. Короче говоря, он взял учебник и начал добросовестно изучать его с самого предисловия. А там шла речь о разном товарообмене, причем предметами этого обмена постоянно выступали овца, сапоги и топор.

Сначала Братец выписал восемь или десять определений слова "труд" и все подчеркнул. Потом у него, видно, что щелкнуло, и он стал мучительно разбираться в механизме обмена. Для наглядности он кое-что нарисовал: ошеломленную овцу на трех ногах, знак плюса, условный топор, знак равенства и скромные сапоги. На этом занятия закончились. Наука не давалась. Хотя, по-моему, мы очень креативно к ней подошли: пытались выразить вербально, художественно, и разве что в танце не пробовали, а песня точно была какая-то, но за непристойностью позабылась.

Пришли на урок. Тогда еще, в 84-м году, все было строго. Это в 87-м, в контексте Научного Коммунизма, пошли разговоры про банду Ленина, и никто за это не выгонял из института, наш педагог только морщился и махал рукой: садитесь, садитесь.

Первым подняли меня. Я произнес речь, из которой следовало, что все устроено так: оборот на оборот, а капитал на капитал. Братец молча вертел в руках ручку, глядя в стол, до копчика потрясенный моим рассказом. А я принимал его молчание за одобрение и согласие.

- Где вы прочитали все это, о чем сейчас глаголили? - спросили меня, выводя пару.

Я сел на заслуженный отдых. Злобно толкнул Братца, а тот начал оправдываться: мол, никак не мог понять, о чем же я толкую. Тут его выдернули и велели идти к доске рисовать таблицу.

- Слева - Лучшее Предприятие, - диктовали ему, не глядя. - Справа - Худшее.

"Лучшее", - старательно вывел Братец. "Ху..."

Рука с мелком зависла. Братец чуть присел, одновременно медленно и воровато разворачиваясь. Такое лицо у него было, когда он, не дожидаясь поезда, блеванул при дверях на станции закрытого типа. Немой призыв к терпимости, не лишенный угрозы.

Сестра таланта - вернее, братец - уложил пухлый учебник в коротенькое слово, и то недописанное. Нельзя было дописывать. Рано. Рассвет еле брезжил.