Маг. Биография Паоло Коэльо

Как это обычно бывает в редакции любой газеты, «тюленям» достаются самые рутинные задания: ямы на дорогах, создающие неудобство для транспорта, семейные драки, закончившиеся в полицейском участке, или составление списков тех, кто скончался в муниципальных больницах и не был «востребован» родственниками. Нередко новичок, придя в редакцию, слышал от заведующего отделом хроники «Диарио де нотисиас» Силвио Ферраса распоряжения типа: «Потолкуй с лавочниками, выясни, не начинается ли кризис в торговле». Но даже не получая ничего за свой труд и занимаясь подобной «мелочовкой», Пауло ощущал себя интеллектуалом, человеком пишущим — неважно что. Однако главное преимущество его новой службы состояло в следующем. Теперь, если в колледже Эндрюс или «Пайсанду» Пауло спрашивали, чем он занимается, он отвечал с наигранной естественностью:

— Я журналист, пишу для «Диарио де нотисиас».

Газета, кино, любительский театр — при такой нагрузке дни как будто становились все короче, и на учебу времени практически не оставалось. Педро готов был рвать на себе волосы, узнав, что сын получил за апрель средний балл 2,5 (чему немало способствовали нулевые оценки по португальскому, английскому и химии), но Пауло явно пребывал в иных мирах. Он делал только то, что ему нравилось, а вечером приходил домой, когда хотел. Если дверь была открыта, входил. А если оказывалось, что отец уже тщательно ее запер, Пауло разворачивался, садился в автобус Леблон — Лапа и через несколько минут уже спал у Жоэла. Родители не знали, что делать.

В мае один друг попросил Пауло об одолжении: он устраивался на работу в «Банко кредите Реаль де Минас-Жерайс», и ему требовались два рекомендательных письма. Поскольку именно там держал свои сбережения дон Педро, не мог бы он написать ему такую рекомендацию? Пауло попытался поговорить с отцом, но получил резкий отказ:

— Ни за что! Только тебе могло прийти в голову, что я стану ручаться за этих шалопаев, твоих приятелей!

Обманутый в ожиданиях и стесняясь сказать другу правду, Пауло решил действовать на собственный страх и риск заперся в комнате, напечатал на машинке письмо, полное самых лестных отзывов в адрес соискателя вакансии, и подписал его «инженер Педро Кейма Коэльо де Соуза». Старательно скопировал отцовскую подпись, вложил лист в конверт и решил, что все в порядке. Но результат оказался столь блестящим, что получатель счел своим долгом позвонить отцу Пауло и поблагодарить за оказанную любезность. Сначала Педро не понял, о чем идет речь:

— Письмо? Какое письмо? — Однако, услышав слова «управляющему банком», даже не дал собеседнику закончить фразу. — Я не писал никакого письма! Принесите мне его! Принесите немедленно! Это проделки Пауло! Он подделал мою подпись!

Инженер бросил трубку и сам поехал в банк, чтобы изъять улику — письмо, свидетельствующее о том, что его сын стал фальсификатором и лжецом. Ни о чем не подозревавший Пауло, придя вечером домой, заметил, что отец не в духе, но тут не было ничего необычного. Перед сном он сделал в дневнике короткую запись:

На следующее утро Пауло проснулся в прекрасном настроении: в газете прошел слух, что в этот день его должны принять на постоянную работу. Отныне он будет настоящим журналистом, получит удостоверение и гарантированное жалованье. Спустившись из спальни, он удивился тому, что родители стоят посреди гостиной и явно ждут его. Дон Педро хранил угрюмое молчание, но глаза его метали молнии. Заговорила Лижия:

— Сынок, нас очень беспокоит твоя астма и мы записали тебя на обследование. Выпей кофе, скоро нам ехать.

Через несколько минут отец вывел из гаража машину — это бывало крайне редко — и все трое поехали по набережной к центру города. Пауло, устроившись на заднем сиденье, думал о своем и любовался исполинскими темными тучами, которые всегда в это время года нависали над бухтой Гуанабара, придавая пейзажу возвышенно-романтическую мрачность. Доехав до середины пляжа Ботафого, машина свернула влево, на улицу Маркиза Олинды, миновала еще три квартала и остановилась у высокой — не меньше трех метров — стены. Они вышли из машины, подошли к железным воротам. Отец сказал что-то привратнику, и появившаяся через несколько минут монахиня повела их в кабинет врача. Они находились в лечебнице доктора Эйраса — крупной клинике, занимавшей несколько зданий и особняков в роще у подножия холма. Монахиня шла впереди, показывая дорогу, а Пауло следовал за родителями, не понимая, что происходит. Все поднялись на четвертый этаж на лифте и прошли по длинному коридору. Монахиня открыла одну из дверей и показала Педро и Лижии комнату с двумя кроватями и зарешеченным окном. С улыбкой она пояснила:

— Ваш мальчик будет спать здесь. Видите — палата просторная и светлая.

Пауло не понимал, в чем дело, но спросить не успел: они тут же прошли в кабинет. За деревянным столом сидел психиатр Бенжамин Гаспар Гомес — человек пятидесяти двух лет, лысый, с маленькими глазками и приветливым выражением лица. В недоумении Пауло обратился к родителям:

— Если я должен пройти обследование по поводу астмы, почему мне приготовили палату?

Педро не произнес ни слова, а Лижия постаралась как можно более деликатно объяснить сыну, что он находится в психиатрической больнице:

— Ты фактически бросил школу, не ночуешь дома. Мы взяли тебя из колледжа Санто-Инасио, чтобы тебя оттуда не выгнали, но и в Эндрюс ты не успеваешь. И потом, ты сбил мальчика в Араруаме…

Наконец — впервые за все утро — подал голос отец:

— Ты перешел все границы. Ты подделал мою подпись, а это уже не детская шалость, это преступление.

Дальнейшее происходило очень быстро. Мать рассказала Пауло, что они с отцом долго консультировались с доктором Бенжамином — он служил вместе с Педро в ЖИДП и пользовался его полнейшим доверием — и пришли к единому мнению: Пауло следует привести в порядок расшатавшиеся нервы, подлечиться, а потому ему придется пробыть несколько дней в этом «доме отдыха». Пауло еще не оправился от шока, когда родители поднялись и вышли в коридор. Остолбенев от ужаса, Пауло вдруг осознал, что его заперли в психушке, и он теперь совершенно один, со школьным портфелем подмышкой, в теплой куртке на плечах. Он спросил врача, словно надеясь, что из этого кошмара еще можно как-то выбраться:

— Значит, вы запрете меня в сумасшедшем доме, не проведя никакого осмотра, даже не поговорив со мной?

Бенжамин Гомес с успокаивающей улыбкой отвечал:

— Вас никто не сажал в сумасшедший дом. Это санаторий. Здесь вы подлечитесь и отдохнете. А в беседе не было необходимости — я и так все про вас знаю. У меня имеются все данные.

Данные эти врач получил от инженера Педро, и, на взгляд разумного человека, едва ли они могли оправдать насилие, жертвой которого стал Пауло: да, он раздражителен, упрям, плохо учится и «политически не согласен с отцом», но такие жалобы на своих детей-подростков могут выразить девять из десяти отцов. Тревоги матери были конкретнее. Она считала, что у сына имеются «проблемы полового характера». Однако три причины, которые она приводила в доказательство, производили странное впечатление из уст умной и интеллигентной женщины: у Пауло нет возлюбленной, он отказывается от операции по поводу фимоза, у него, как у девочки в пору созревания, стала заметно расти грудь. Однако указанные «симптомы», в том числе и увеличение груди, были всего лишь побочным следствием гормональных препаратов, прописанных Пауло врачом, к которому его водила сама же Лижия. А вот о том единственном поступке сына, который действительно мог вызвать беспокойство за его психическое здоровье, им было ровным счетом ничего не известно: несколькими месяцами раньше, в одну из мучительных бессонных ночей Пауло решил покончить с собой. Пошел на кухню, заткнул все щели кухонными тряпками, закрепил клейкой лентой. Оставалось пустить газ, но в последний момент Пауло испугался. Внезапно — словно снизошло спасительное озарение — он понял, что ему совсем не хочется умирать, он лишь жаждет привлечь внимание родителей к своему отчаянному положению. Но когда он сорвал с двери последний кусок ленты и уже собирался вернуться к себе в комнату, ему вдруг показалось, что он в кухне не один: к своему ужасу Пауло понял, что рядом с ним — Ангел Смерти. Панический страх юноши объяснялся тем, что он где-то вычитал, будто сей Ангел, если уж слетел с небес на чей-то зов, никогда не возвращается с пустыми руками. Эта зловещая встреча не могла, разумеется, не удостоиться упоминания в дневнике: