Амбарцумян

Амбарцумян и Козырев после перехода на астрономическое отделение математико-механического факультета ЛГУ оказались среди блестящих математиков — профессоров университета. Хотя основной целью Амбарцумяна была астрономия, однако общение с превосходными математиками повлияло на его математическое умонастроение. Вообще, как замечал впоследствии Виктор Амазаспович, в его повседневной работе мирно уживались оба его пристрастия — «любовь к математике и стремление с её помощью познать сложные астрофизические процессы».

Курс математического анализа вдохновенно читал профессор Григорий Михайлович Фихтенгольц. Но на лекциях Владимира Ивановича Смирнова, впоследствии академика, автора многотомного учебника, самостоятельность мысли проявлялась в большей степени. Его математические рассуждения оставляли глубокий след в сознании студентов. Лекции он читал так увлекательно и блестяще, что студенты полушутя даже просили его читать не так хорошо, иначе невозможно одновременно слушать и вести записи. Интерес к математической физике Амбарцумян унаследовал от Смирнова, и всё время, как наваждение, его преследовало желание математически описать то или иное физическое явление. В. И. Смирнов, ученик В. А. Стеклова [43], в своё время был сокурсником выдающегося физика А. А. Фридмана [44], доказавшего расширение Вселенной. Смирнов тесно сотрудничал и дружил с Фридманом и часто рассказывал об удивительной жизни этого учёного. Как пишет Д. Д. Иваненко [45]: «Результаты Фридмана, выигравшего полемику с Эйнштейном, имели особое значение для престижа русской науки. Его работы оказались способными в труднейшие ранние послеоктябрьские годы не только развить следствия воззрений западных физиков, но и выдвинуть фундаментальную концепцию, определившую целое новое направление математики, теории относительности и всего естествознания». Открытия Фридмана сделали возможным появление работы Гамова «Теория большого взрыва» и предсказание четырёхградусной по Кельвину температуры реликтового излучения.

Но самым уважаемым для Амбарцумяна профессором среди математиков Ленинградского университета был Иван Матвеевич Виноградов [46], продолжатель славы русской математической школы. Он очень скоро обнаружил в Викторе Амазасповиче истинный талант учёного, и их дружба продолжалась всю жизнь.

Примечательно, с каким почтением Амбарцумян вспоминал Ивана Матвеевича впоследствии. При получении медали имени М. В. Ломоносова в 1972 году Виктор Амазаспович, в частности, сказал: «Смущение, которое вызвала во мне эта награда, усиливается ещё и тем, что в прошлом году она была вручена учёному, чья деятельность мне всегда представлялась недосягаемым образцом научного творчества — академику Ивану Матвеевичу Виноградову. Ещё в двадцатых годах, в Ленинградском университете Иван Матвеевич внушал нам, что в науке важно не модное, а трудное и полезное. И именно потому, что Иван Матвеевич сам строго придерживался этого правила, его имя стало знаком качества в любимой им науке. Что касается меня, то пример Ивана Матвеевича Виноградова в моей работе и жизни имел такое же большое значение, как советы моего наставника и учителя Аристарха Аполлоновича Белопольского…»

Легко понимаемая и простая мысль — не идти в науке по проторенным и модным дорогам — имеет глубокий смысл и далеко не всегда выполняется в жизни каждого учёного. Виктор Амазаспович всегда помнил и свято придерживался этого правила и внушал эту важную мысль своим коллегам и ученикам.

Ивана Матвеевича не любили многие его коллеги математики за чрезмерную придирчивость и требовательность к их научным работам. Зачастую он не проявлял необходимой сдержанности и становился дерзким и бескомпромиссным в оценке заурядных научных работ. К сожалению, его коллеги не замечали, что в первую очередь он проявлял чрезвычайную требовательность к своим собственным работам и к самому себе.

Иван Матвеевич обладал способностью к поразительно оригинальным и неожиданным поворотам мысли. Виктор Амазаспович вспоминал, несколько смущаясь за свою нескромность, ещё один случай, связанный с Иваном Матвеевичем.

В 1953 году Всесоюзная академия избрала Амбарцумяна своим действительным членом. Когда закончились выборы, Амбарцумян находился в здании академии. Спускаясь по ступенькам академии, он разговаривал со своим старым другом Иваном Матвеевичем. Многие подходили к Амбарцумяну и поздравляли его с избранием и он, естественно, благодарил их. Но Виноградов сердито сказал ему: «Зачем вы благодарите? Это их нужно поздравлять, так как, избрав вас, они сравнялись с вами».

Между Амбарцумяном и Виноградовым сложились очень хорошие отношения. Виноградов не любил всех тех, для кого наука была средством достижения высокого общественного положения. От Виноградова Амбарцумян буквально «заразился» крайней нетерпимостью к распространённому среди академиков явлению лоббирования и протекционизма при выборах новых членов в академию. Показательный случай, о котором Виктор Амазаспович рассказывал своей невестке, Е. Н. Амбарцумян, а также упомянул в своих воспоминаниях ученик Амбарцумяна, ныне профессор Н. Б. Енгибарян, произошёл во время выборов в АН СССР. В Москве к Амбарцумяну подошёл очень известный русский академик, именуемый «совестью русского народа», и попросил не голосовать за одного из кандидатов. Изумлённый Амбарцумян спросил: «А в чём дело?» Последовал ответ: «А вы знаете, он русский националист!» Академик надеялся на антирусскую настроенность не русского академика. Тогда нарочито резко Амбарцумян ответил: «А вы знаете, что я всегда голосую за русских националистов?» Русский академик пристыженно удалился.

Амбарцумян часто бывал в Москве и, как правило, непременно встречался с Виноградовым, обсуждал с ним развитие математики в Армении. Значительные успехи физико-математических наук в Академии наук Армении доставляли Виноградову искреннюю радость.

Амбарцумян вспоминал: «Виноградов всегда хвалил М. В. Келдыша [47] и М. А. Лаврентьева [48]. От учёного он требовал только одного — творческих способностей. Исходя из этого, он невысоко ценил С. И. Вавилова [49] и считал, что тот не может быть президентом Академии. Теперь я вижу, что в этом случае он придерживался слишком крайнего взгляда. Правда, Вавилов, будучи человеком высокой культуры, мог угадывать способности других людей. Поэтому естественно, что именно в его институте произошло открытие лазера Н. Г. Басовым [50] и А. М. Прохоровым [51].

Когда Вавилов скончался, на его место был избран А. Н. Несмеянов [52], а затем Келдыш. Виноградов и Лаврентьев были недовольны избранием Несмеянова. Однако именно во время президентства Несмеянова было основано Сибирское отделение Академии наук в Новосибирске, хотя это был, несомненно, и результат героической деятельности Лаврентьева. Несмеянов очень хорошо относился к Академии наук Армении».

Виктор Амазаспович и Иван Матвеевич весьма импонировали друг другу и пользовались всяким удобным случаем, чтобы встретиться и всласть побеседовать. Показательно, как проводили они свой досуг. Никакие светские развлечения в виде концертов, театров или кино их не привлекали.

Об одной из их встреч вспоминала дочь Виктора Амазасповича — Карине. Лютой морозной зимой 1954 года студентка четвёртого курса матмеха Ленинградского университета Карине приехала на каникулы в Москву, чтобы встретиться с отцом. Нисколько не колеблясь, они решили как-нибудь добраться до Абрамцева и на даче устроить себе спокойный и полноценный отдых вдали от московской суеты. Им было известно, что большие деревянные дачные дома не отапливаются, что людей будет там мало и им никто не помешает. Они так и поступили. Карине одна уехала в Абрамцево. Пробравшись через снежные сугробы к крохотному домику на территории их дачи, в котором была дровяная плита, она затопила её, приготовила еду и стала ждать отца. В домике стало тепло и уютно. К вечеру приехал и отец. Было заметно, что в академическом дачном посёлке никто не живёт. Но Виктор Амазаспович знал, как Иван Матвеевич любил зимой жить здесь отшельником со своей любимой математикой. Виктор Амазаспович добрался до его дачи и действительно обнаружил его там. Радости встречи не было конца. Они пришли в домик к Карине и, с удовольствием поужинав, самозабвенно беседовали до поздней ночи. Темы были разнообразные. Прислушиваясь к их разговору, Карине для себя отметила, насколько лаконично и содержательно беседуют люди, работающие в области точных наук. Они аргументируют сжато и убедительно. Совсем иначе беседуют филологи и литераторы. Они говорят образно, красиво, но невероятно многословно.