Николай Коперник

В Риме Коперник смог, наконец, привести в порядок и пополнить свои познания в праве. Весну и жаркое римское лето торунец провел под прохладными сводами ватиканской библиотеки. А к осени старые склонности отвлекли его снова в сторону от церковной юриспруденции.

Коперник представился профессору римского университета Лоренцо Бонинконтри [126], уже девяностолетнему старцу, виднейшему в Риме гуманисту, члену Флорентийской Платоновской академии. Бонинконтри был солдатом, историком, поэтом, астрологом и философом, представителем астрономии в Риме.

К концу ноября Коперник и Бонинконтри вместе наблюдали лунное затмение.

У мессира Лоренцо изредка бывал молодой еще тогда художник и ваятель Микель Анджело Буонаротти. Гениальный флорентинец только входил в славу. Но непревзойденное «Снятие со креста» уже украшало собор святого Петра, и Коперник видел великое творение.

Торунец любил искусство, сам немного занимался им. Понятно его горячее желание увидеть создателя восхитившей его скульптуры.

Микель Анджело — очень некрасивый, сутулый, нелюдимый молодой человек двадцати пяти лет — страстно интересовался «тайнами» неба. Надо думать, эта страсть помогла ему преодолеть угрюмую замкнутость и встретиться у Бонинконтри с молодым иноземцем. Кажется совершенно правдоподобной догадка о том, что Микель Анджело присутствовал на публичной лекции Коперника в Риме.

То было единственное в жизни Коперника публичное выступление, посвященное астрономии. Коперник получил от Бонинконтри приглашение изложить свои астрономические идеи с университетской кафедры. Таков был обычай времени — предлагать гостю публичное выступление в университете, если только гость производил впечатление человека знающего, могущего сообщить собравшимся что-либо новое, им еще неведомое.

Аудиторию заполнили студенты, церковная знать и астрономы — римские и много приезжих из Испании, Франции, оказавшихся в Вечном городе в юбилейный год. Были и художники. Был, видимо, и Браманте [127], великолепный зодчий эпохи.

Коперник изложил свою критику Птолемеевой системы так, как она сложилась у него за семь лет наблюдений, размышлений и поисков в писаниях древних. Слушатели приняли лекцию внимательно, любезно — и остались мало убеждены.

Противоптолемеевы доводы Коперника произвели в Риме слабое впечатление. И это неудивительно, ибо никакой собственной системы взамен Птолемеевой торунец тогда не предлагал по той причине, что у него ее еще не было.

Возможно, что Коперник уже в то время целиком склонялся к гелиоцентрической системе. Все же он предпочитал пока молчать о ней, так как прекрасно понимал, что одно провозглашение ее без основательных доказательств стоит малого. А доказательства надо было еще добывать.

Братья Коперники покинули Рим весной 1501 года. Перед ними лежал далекий путь — домой, на север.

27 июля 1501 года Андрей и Николай впервые заняли свои места за столом заседаний Вармийского капитула. Оба просили о продлении отпуска, чтобы закончить образование в Италии.

В отношении Андрея дело решилось просто — он еще не пробыл в университете положенных трех лет. Поэтому капитул «по зрелом размышлении» постановил, что «Андрей Коперник считается вправе продолжать занятия». Иначе обстояло с Николаем. Тот находился в-отсутствии четыре года и не сдал экзаменов.

Чтобы вывести собратьев из затруднения, младший Коперник, надо думать — по совету епископа, предложил отправить его вновь в Италию для изучения медицины. Каноник-врач, убеждал он, сможет оказывать лечебную помощь «высокочтимому президенту епархии, как и господам из капитула». Предложение было заманчивым — вармийским каноникам давно хотелось иметь в своей среде лекаря. Подумав, они согласились.

Церковные соборы издавна и многократно запрещали служителям церкви заниматься врачеванием. Но в XV веке запрет этот подвергся вольному толкованию. Стали считать, что монахи, священники и каноники не имеют права «жечь и резать», иначе говоря — производить хирургические операции. Кто практиковал хирургию, не был пригоден для принятия церковного посвящения по недостатку «сердечной мягкости». Это низменное дело надлежало предоставить коновалам и брадобреям. Но внутренняя медицина, терапия, считалась особой, «высшей» медициной. Ее могли практиковать и служители церкви.

Давая канонику Николаю отпуск для постижения искусства «высшей» медицины, капитул не освобождал его от необходимости завершить докторским дипломом изучение церковного права. Так за возможность провести еще несколько лет в университетах Италии торунец расплачивался новой обузой.

Пробыв в Вармии менее двух месяцев, братья Коперники пустились в обратное путешествие. За Альпами путь их разделился: Андрей направился в Римский университет, а Николай — в Падую.

Падуей владела «Тишайшая республика» — Венеция, лежавшая в непосредственной близости на адриатическом побережье. Сенаторы республики ревниво оберегали добрую славу Падуанского университета. К чтению лекций допускались только первоклассные ученые. Сенат установил правило: за каждую лекцию, на которую пришло меньше шести студентов, профессор платил штраф в десять лир.

Падуанский университет делил с Болонским знаменитейших юристов. Но Коперник не собирался получить здесь ученую степень и посещал юридические лекции только между прочим.

Торунца больше привлекали падуанские гуманисты. Падуя и Венеция издавна слыли ученейшими центрами эллинизма. Венецианские купцы привозили из частых плаваний в Константинополь и Грецию старые пергаменты греческих и римских классиков. Из их рук Европа получила труды естествоиспытателя Плиния, географа Страбона, врача Гиппократа, историков Плутарха и Ксенофонта и многих других авторов по разным отраслям знания. В Венеции в те годы насчитывались 164 типографии. Сначала там переводили все рукописи на латынь, но скоро завели шрифты греческий, арабский и еврейский и стали издавать оригиналы. Больше всего печатали книг греческих. Неиссякающим потоком появлялись в свет новые книги эллинских авторов.

Славнейшим из падуанских гуманистов был Пьетро Помпонацци (1462–1524), философ и вольнодумец. Его перу принадлежала книга «О бессмертии души». Помпонацци утверждал, что христианские идеи о бессмертии недоказуемы, что религия, как и все на земле, принадлежит к вещам преходящим. И Помпонацци предрекал христианству близкий конец, так как все охладели к вере.

Коперник начал заниматься медициной по необходимости, чтобы оправдать новую поездку в Италию. Но в отличие от церковного права медицина увлекла его сильнейшим образом. Все страницы медицинских книг, приобретенных торунцем в Падуе, испещрены заметками. Николай записывает всякие рецепты, лечебные приемы, хорошие и дурные для здоровья приметы, соображения медицинской астрологии. Коперник усерднейшим образом посещает лекции, штудирует учебники. В этом многогранном человеке забилась жилка настоящего врачевателя по призванию. Недаром впоследствии на родине его будут звать «вторым Эскулапом» [128].

Медицинские заметки Коперника прекрасно передают дух и сущность средневекового врачебного искусства:

«Пилюли де Вилья Нова можно принимать в любое время. Они улучшают пищеварение, приносят веселье, задерживают поседение, которое происходит от порчи жизненных соков, усмиряют кашель, усиливают разум, предохраняют зубы от порчи, укрепляют сон, нежно слабят». Следует рецепт чудодейственных пилюль:

«Возьми две унции армянской глины, пол-унции корицы, две драхмы цитварного корня, по две драхмы узика [129], диптану [130], красного сандалу, по драхме опилков слоновой кости и железа, по две скрупулы золы и ромашки, по драхме лимонной корки и жемчуга, по одной скрупуле смарагда, красного гиацинта, сапфира, по одной драхме кости из сердца оленя, морской саранчи, рога единорога, красного коралла; золота, серебра в листах — по одной скрупуле, сахару — полфунта».