Я мыл руки в мутной воде. Роман-биография Элвиса

Два дня спустя Прис постучалась в его кабинет.

— Нам надо поговорить, ты не находишь?

— Я слушаю тебя внимательно. Мне сказать нечего. Ты ведь все решила, на сколько я понимаю?

— Однако ведь есть же масса вопросов, Лиз, средства к существованию, наши взаимоотношения.

— О, наши — что? — Оборвал себя. — Говори.

— Пусть Лиз пока поживет с тобой. Объясним ей что-нибудь.

— Нет. Только правду. Ты уходишь, потому что хочешь жить по-иному.

— Хорошо. Пусть так. Я буду брать ее на уик-энд. Обещаю никоим образом не настраивать дочь против тебя. Надеюсь, ты не слишком урежешь сразу мои расходы и не заставишь срочно браться за любую работу. Иждивенкой я не буду. Я пойду работать. Обещай не интересоваться моими знакомствами. Для своего же блага. И послед нее — возможно, я пойму, что не могу без тебя. Поэтому я пока не подам на развод.

Он удивленно воззрился на жену. Всерьез? Или это спектакль?

— О, Прис! Благодарю за снисхождение. Но последнее я не очень приемлю. Я вовсе не хочу быть женатым холостяком. А уж ждать такой милости, как возвращение… Нет. Я для этого не создан. Не рассчитывай на меня. Да и тебе стоит решить, хочешь ли ты снова выйти замуж.

— Вот как? Ты печешься о моем счастье? — Недоуменная обида от столь спокойного поведения мужа явственно читалась на ее хорошеньком лице. И, не удержавшись от укола, она спросила:

— Ты хоть знаешь, кому меня отдаешь?

Нельзя было проронить ни звука, если Джон хотел узнать, кого Прис предпочла ему. Просто равнодушно пожал плечами.

— Да, Майк! Майк!!! Ты ведь догадывался. И знай — это с ним я чувствую себя, как за каменной стеной. С ним хочу начать новую жизнь. Нет, замуж за него я не выйду. Он просто помог мне обрести себя, стать личностью.

Все сдвинулось со своих мест, но не мог же он показать перед ней свою слабость. Никак не отреагировав на откровения жены, Джон подвел черту:

— Хватит истерики. Разводом я займусь, когда у меня будет время на это.

В день отъезда жены он даже не вышел попрощаться. Лиз, проводив мать, пришла к нему.

— Папочка, мы ведь поедем на Побережье? Мама будет ждать.

— Да, мой крольчонок. Только прости нас, но тебе придется быть то с ней, то со мной.

Лиз по-старушечьи вздохнула и тихо сказала:

— Я знаю. Мама говорила.

Она подошла к отцу, и тот усадил ее на колени, прижался щекой к ее пушистым волосам. Что можно сказать? Ничего. И оба молчали.

Ребята тоже жались по углам, не решаясь показаться на глаза. Даже Лиз как-то спросила:

— Папочка, а Чарли уже никогда не будет слушать со мной пластинки? Страшно сделалось от этого «никогда», но, не подав вида, он спросил:

— Почему, крольчонок?

— А почему он не приходит?

— Вот ты сама его и спроси. Позвони и попроси зайти.

Чарли пришел не один. Ребята поняли — опять наступили перемены. Король с инфантой были им рады. И, вопреки случившемуся, в тот вечер всем было хорошо. Лиз сидела на коленях отца, слушая воспоминания его друзей, и была взволнована так, что, несмотря на позднее время, сна не было у нее ни в одном глазу. Наконец, усталость все-таки взяла свое, и головка Лиз припала к плечу отца. Он бережно отнес ее в спальню.

Вернувшись к ребятам, с порога выложил:

— Все, мужики. Я снова холостяк. С той только разницей, что у меня дочь. Надеюсь, мы по-прежнему будем вместе…

— Да ладно тебе реверансы-то делать, — заговорил Рэд. — У нас тоже не сахар. Сам знаешь: Джо с женой разошелся, я и Пат живем отдельно. У Лама и Чарли сроду семьи не было.

— Господи, я виноват и перед вами.

— Чушь порешь. Не в этом дело. Знаешь же отлично — мы все дышали смолоду одним воздухом. Нам сам черт не брат. Мы даже с родными готовы расстаться. Ты тоже. Ведь не покончишь же ты с собой из-за ухода Прис? Ну, вот. А Лиз будет с тобой.

— Ребята, я хочу задать вам один вопрос. Вы знали — с кем она и что происходит? — Смущенное молчание повисло в комнате. Лам и Чарли сидели, опустив головы. Джо начал что-то мямлить. И снова вступил Рэд:

— Знали. Все знали. И что она с Майком. Думаешь, я не знал, где она, когда ты велел ее найти? А как-то однажды, когда ты забыл сумку с шарфом и сувенирами для фэнов, и я примчался за ней домой, у ворот стояла машина Майка, в которой сидели они оба. Только чужая семейная жизнь — темный лес. Мы бы ни за что не стали вмешиваться. Но, коль скоро она сама тебе все сказала, я готов выполнить любое твое приказание.

— Какое, Рэд?

— Хочешь, он исчезнет? Навсегда?

— Господи помилуй, ты заигрался в мафию, дружище. Ни за что! Я не хочу ни единого волоса с его головенки. Просто я еще раз начинаю сначала. И хочу, чтобы вы были со мной.

— Когда собираться, босс? — тут же и подвел черту Рэд.

— Завтра. А теперь — спать! Простившись с ребятами, Джон вернулся в гостиную выключить свет и увидел стоявшего у стола Чарли.

— Случилось что, Ча?

— Босс, я был так уверен в Прис, так уважал Майка. Я и тебе об этом говорил. Погано мне. Может быть, Рэд и прав?..

— Чарли, — строго прервал Джон, — никогда, слышишь, никогда не смей даже думать так. Да, я раздавлен. Оплеван. Но я сам в этом виноват. Не надо было жениться.

С тех пор Джон ни с кем больше не заговаривал о своей жизни. Молчали и ребята. Лиз всю неделю проводила с ним. Она прекрасно чувствовала, когда у отца есть время. Никогда не досаждала ему. Такое стремительное взросление пугало его. Но малышка так была весела в обществе отца, что оставалось надеяться — ребенок не стал обостренно чувствительным.

Тем не менее он не знал свою дочь до конца. В день развода, почти полтора года спустя после их с Прис расставания, Лиз за завтраком была тиха.

— Мой крольчонок плохо себя чувствует? — кладя ей на лоб руку, спросил отец. Дочка подняла свои серо-голубые серьезные глаза:

— Папа, как я буду жить, когда вы с мамой разведетесь?

Ох, как он испугался. Откуда она знает? Кто посмел сказать? На ходу придумывая отговорку, начал плести что-то успокаивающее. Лиз вдруг, сорвавшись с места, подбежала к отцу, прижалась к его коленям и зарыдала, сотрясаясь под охватившими ее отцовскими руками.

— Мой крольчонок, может быть, ты хочешь жить с мамой и приезжать ко мне на уик-энд?

— Я хочу с тобой и с мамой. Руки его разжались.

— Невозможно, Лиз. У мамы своя жизнь. Она заслужила ее. Я слишком долго бывал в отъездах и всегда занят. А маме было тоскливо ждать.

— Мне вот не тоскливо. Я тебя жду и, папочка, я так рада, когда ты возвращаешься.

— Лиз, ты не должна так говорить. Ты же любишь маму?

— Да, папочка. А ты?

— Ох, дочка, мы с мамой всегда будем друзьями, потому что у нас есть наш крольчонок.

В тот же день, обеспокоенный таким разговором, Джон позвонил Прис и предложил встретиться. Та без колебаний пригласила бывшего мужа к себе. Очевидно, предложение принимать не стоило: пресса караулила. Но было не до всех. Слишком напугала его дочурка. А пресса со смаком мурыжила имена Прис, Майка и его. Но прав оказался Полковник. Питомец стал одиноким и несчастным, и общественное мнение оказалось на его стороне. Он выиграл свою карьеру. Душа? Кого интересовала его душа? Да и положена ли душа Королю имиджа?

В общении с ним Прис была собранно-деловита, всячески стараясь показать, что у нее появилось дело всей жизни. Присутствие Майка не ощущалось. И, когда Прис пообещала уладить по-матерински все дела с дочуркой, он встал, откланиваясь.

— Может, выпьешь кофе? Или пепси?

— Нет, благодарю, — церемонно ответил он. Прямо глядя ему в глаза, Прис спросила:

— Как живешь?

— Нормально, как всегда.

— Ну да, по-прежнему музыкой.

— Музыкой и Лиз. До свидания.

Не мог же он сказать ей, как наваливались то черная бессонница, то какой-то обморочный сон. Расслабиться он тоже не мог. И стал снова принимать наркотики, прячась от Лиз и обманывая ее, как когда-то его мама. Все чаще он ощущал, что почва уходит из-под ног. Давление скакало. Внутри все разладилось. Но имидж обязывал. Выступления продолжались. Рыдающая нота прорывалась теперь в каждой песне. Словно пел смертельно раненный человек. Он сделался трагичен, но не мрачен. Если условия контракта ничего почти не позволяли ему в действительной жизни, то в песне он мог все.