Снайперские дуэли. Звезды на винтовке

Но как бы хорошо ни было с друзьями в медсанбате, душа рвалась на передний край, звала к работе. Через неделю, не выдержав предписанного срока, я уговорил начальника медсанбата майора Поликарпова отпустить меня в полк.

В тот же день я уже был в расположении первой роты и принимал свое новое «хозяйство» — стрелковый взвод.

Командир роты оказался тамбовцем. Старший лейтенант Петр Андреевич Шишов был призван из запаса еще в советско-финляндскую войну, да так и остался в войсках НКВД. Гарнизон, которым он командовал, охранял железнодорожный мост через реку Сестру на Карельском перешейке. Там и застала Петра Андреевича Великая Отечественная война.

Человек необычайной храбрости, справедливый, беспокойный в службе, Шишов нравился бойцам, был на хорошем счету и у командования.

Политруком в роте был старший лейтенант Лапко — из политбойцов, посланник Кировского завода, толковый и отчаянный командир. Помкомвзвода у меня оказался парень из Ленинакана Серго Казарян, тоже снайпер и хороший воспитатель.

Свой второй взвод мы с Серго Казаряном общими усилиями быстро привели в порядок. Начали с того, что углубили и укрепили траншеи, переоборудовали все стрелковые ячейки и землянки. Вырыли запасные «лисьи норы», склады для боеприпасов, санузлы и даже свою баню устроили. Одним словом, застоявшихся в обороне бойцов я расшевелил и начал исподволь готовить к наступательным боям.

А для этого нужно было начать с внешнего вида каждого. Как только мы закончили земляные работы, я приказал всем постирать свое обмундирование, отмыться, ходить только с чистыми подворотничками. Эти меры взбодрили моих подчиненных, им стало приятно смотреть друг на друга: подстриженные, аккуратные, туго затянутые в талии ремнем, они походили теперь на бойцов довоенного времени.

Взвод и занимаемую им оборону стали ставить в пример сначала в роте, а затем и в батальоне. Наши порядки хвалило и командование полка, часто посещавшее передний край.

И только пережив эту «реформу» и почувствовав ее результат на самих себе, бойцы поняли, что не ради похвалы начальства была она проделана. Представители девяти братских республик Советского Союза сдружились, сплотились еще крепче, хорошо узнали друг друга и были готовы выполнить любое задание командования. Я был уверен в своих бойцах, уверовали и они в своего молодого командира.

Так началась моя новая жизнь в полку.

Трудно мне было, но я выбирал время выходить на «охоту» за фашистами со своей снайперской винтовкой, и все больше и больше звездочек появлялось на ее ложе, увеличивался счет уничтоженным фашистам. Обучил я и многих своих бойцов искусству снайперской стрельбы. Помогали мне в этом мой боевой помкомвзвода Серго Казарян и сержант Иван Карпов, командир пулеметного взвода.

Спустя сорок с лишним лет я и сейчас ясно вижу каждого своего бойца. Вот крепкий, шустрый и старательный украинец Роман Степанович Московко. Он был моей опорой, выполняя функции коменданта взвода. Московко, с крупными ладонями шахтера, любил «пошуровать» лопатой. Так что ходы сообщения и стрелковые ячейки на обороне взвода всегда были в образцово-показательном состоянии. Роман Степанович работы не боялся, всегда сам находил себе дело и справлялся с ним отлично. Он постоянно углублял разрушавшиеся огнем противника траншеи, следил за их чистотой, усовершенствовал стрелковые ячейки, выдавая по ночам на-гора кубометры земли. Таким он был и в стычках с фашистами — расчетливый, уравновешенный, спокойный и в то же время злой.

Боец Самуил Давидович Бляхер — из ополченцев. Удивительно маленького роста, тщедушный, хиленький одесский еврей. Этот любил поговорить. В свободное время он в который уже раз показывал на фотографии свою семью, хвалился:

— Вот это, в центре, — я и моя Роза. И ребенки.

На собеседника со снимка смотрела огромнейшего роста пышнотелая, грудастая, горой возвышавшаяся над мужем Роза. А у ног родителей и по бокам разместилась уйма неухоженных детей. Сам Бляхер до сих пор не разобрался, сколько же детей осталось дома — одиннадцать или вся дюжина. По рассказам Самуила Давидовича, обладавшего общеизвестным одесским юмором, его жена Роза, властная, но добрая и веселая женщина, глядя на детей, не раз в шутку говорила мужу: «Ну, как поступим, Самуил? Этих отмоем или новых настругаем?»

Частым гостем у нас во взводе был немолодой уже, низенького роста, круглолицый, с черными, немного раскосыми глазами, боец четвертой роты Загид Калиевич Рахматуллин — известный в дивизии снайпер. Заходил он к нам по пути, идя на «охоту» или возвращаясь с нее, — пообщаться с земляками. «Крупно говорят за жизнь!» — говорил тогда наш одессит Бляхер. Загид не раз выполнял для меня роль переводчика — с казахского, татарского, узбекского на русский и обратно.

Не было в армии людей, не знавших хотя бы заочно лучших снайперов дивизии. Да и понятно: в то время их имена не сходили со страниц «дивизионки». Коммуниста со стажем, снайпера, уничтожившего более сотни фашистов, Загида Рахматуллина хорошо все знали и у меня во взводе. Пользовался он большим авторитетом.

В минуты затишья бойцы просили Загида рассказать им о себе. Тогда Рахматуллин, по-братски делясь с бойцами моршанской махоркой из расшитого кисета, рассказывал о своей семье, колхозе, мирной жизни, о фронтовых своих успехах. А рассказывать он умел.

Родился Загид в 1913 году. Родина его — село Мухомедьярово Сувандыкского района Оренбургской области. Сам он из крестьян-бедняков. Отца Загид лишился в 1921 году — тот умер от голода, оставив пацана одного с больной матерью. Пришлось парню идти в батраки к местному богатею. А когда в 1929 году была объявлена коллективизация, его, батрака, первым приняли в колхоз. И одновременно в комсомол. В 1930 году смышленый и работящий парень пошел на курсы трактористов.

До 1939 года Рахматуллин работал трактористом в своем колхозе, был стахановцем. В 1937 году его приняли в партию большевиков. Он был участником советско-финляндской войны, с первых дней Великой Отечественной воевал с фашистами.

Когда земляки провожали его на фронт, секретарь райкома партии сказал Загиду:

— Будь таким же отличным бойцом, каким ты был хлеборобом.

И Загид при всех пообещал оправдать доверие односельчан, клялся по-геройски защищать свою Отчизну.

Явившись в часть, в 21-ю дивизию войск НКВД, стоявшую под Ленинградом, Загид с первых же дней стал упорно изучать боевую технику, военное дело, овладевал снайперским искусством. У него было огромное желание уничтожить как можно больше фашистов. Как коммунист, он понимал, что его место там, на переднем крае, где труднее. И стал настоящим истребителем фашистской нечисти. Он дал слово уничтожить их не меньше ста.

Когда Загид впервые вышел на «охоту», он не растерялся: меткими снайперскими выстрелами уничтожил вражеского офицера, а заодно и четырех солдат противника. Гитлеровцы обнаружили место, с которого вел свой смертельный огонь удачливый снайпер, и обстреляли его из минометов. Но Загид оставался спокойным: он был умело замаскирован и надежно укрыт от осколков.

На Ленинградском фронте судьба свела его с такими же, как и он сам, сильными, упорными парнями. Это их большие руки когда-то привычно держали руль трактора, штурвал комбайна или хлопкоуборочной машины. Они умели бережно взять коробочку с «белым золотом», могли нежно слить с ладоней золотые зерна пшеницы. А вот науке убивать их никто не обучал. Но бойцы мужали, закалялись в боях.

В начале апреля 1943 года Загид написал своим землякам письмо, в котором сообщал: «За меня не беспокойтесь. Слово свое я сдержал: 148 гитлеровцев уничтожил из снайперской винтовки. Меня наградили орденом Красного Знамени. За мои успехи товарищ Жданов лично сам меня поблагодарил. Я же дал слово количество уничтоженных фашистов довести до двухсот и слово свое сдержу. Трудитесь, дорогие, на благо нашей Родины спокойно: мы разобьем фашистов».

И верно, когда я встретился с Рахматуллиным в 1944 году в нашем дивизионном медсанбате, он мне рассказал: