Галилей

Говорили, что еще какой-то немец выступил с опровержением «Звездного вестника». Называли даже Кеплера, уверяя, что он давно переписывается с Горким! А тот, как выяснилось, поддерживал приятельские отношения с Франческо Сицци, молодым флорентийцем, любителем астрологии, опекаемым Джованни Медичи. Сицци и прежде выражал несогласие со «Звездным вестником». Горкому оказывал покровительство Капра. О своих расхождениях с Галилеем Маджини писал Кеплеру.

Капра, Горкий, Коломбе, Маджини, Сицци, Джованни Медичи. Милая компания! Но Кеплер?! Слухи неожиданно подтвердились. Во Флоренции многие знали о дружеском послании, с которым Кеплер обратился к Горкому.

Великий герцог согласился принять Галилея на службу, но не спешил ставить под указом свою подпись. Да, он сам неоднократно видел Медицейские звезды, но можно ли ручаться, что это не обман зрения? Тут еще донесли, что печатается книга чуть ли не самого Маджини, где доказано, что около Юпитера нет никаких планет.

Козимо пребывал в дурном расположении духа. Боялся оплошать. Конечно, приятно слышать, что возле Сатурна и Марса не обнаружено планет, подобных Медицейским. Приятно, что никакой другой государь не сможет похвастаться планетами, названными в его честь. Но…

Целый месяц Козимо откладывал подписание указа. Он обрадовался, узнав, что книгу против Галилея сочинял не Маджини, а его переписчик, и вновь впал в тревогу, когда услышал о шуме вокруг этой книжки. К тому же посол запросил из Венеции разъяснений: ему часто, мол, задают вопрос, правда ли, что Галилей переходят на тосканскую службу. Он вынужден отвечать, что ничего не знает. Если это действительно так, то венецианцы могут испытать недовольство.

Придворные, друзья Галилея, сообщили Козимо, что Маджини возмущен выходкой Горного. Его опус — верх невежества. Своими колебаниями их высочество только подбадривает злопыхателей. Решение не бить медаль с Медицейскими звездами незаслуженно обидело Галилея. А в какое положение он поставлен? Его обнадежили, он отказался от преподавания в Падуе и остался ни с чем. Козимо познакомили с его недавним письмом. Галилей настойчиво повторял, что открытые им планеты лишь тогда перестанут быть планетами, когда Солнце не будет больше Солнцем. Убедите их высочество, просил он, что все слухи, вызывающие сомнения, рождены злобой и завистью. Как ценил это открытие величайший на свете король, ныне покойный Генрих IV, видно из послания, полученного весной из Парижа. Галилей переписал большой отрывок: его просили, чтобы он, если обнаружит еще какую-нибудь прекрасную звезду, назвал бы ее в честь короля Генриха.

Здесь было над чем задуматься и великому герцогу. Приближенные французского короля, люди осмотрительные, не сулили бы Галилею и его потомкам богатства и могущества, если бы хоть миг сомневались в существовании Медицейских планет. Звезды, названные в честь твоей династии. Это и впрямь может доставить известное удовлетворение…

Великий герцог Тосканы без особой охоты подписывает указ о назначении Галилея. Удовлетворение? Да. Если, конечно, через какое-то время подтвердится, что Медицейские звезды не порождение обманчивых линз.

Ученые Римской коллегии встретили «Звездный вестник» издевками. Вещи, рассказываемые Галилеем о Луне, вызывают, мол, хохот даже у камней! «Новые планеты», заявил Клавий, заставляют его смеяться: дело за небольшим — надо смастерить трубу, которая их порождает, и потом показывать простакам. Но постепенно математики Римской коллегии стали относиться все с большим интересом к зрительным трубам. Хотя Клавий, по слухам, мнения своего не изменил.

Когда в Падуе стали поговаривать о возможном отъезде Галилея, к нему зачастили кредиторы. То и дело возникали тягостные объяснения. Шкатулка, где хранились деньги, была пуста. Он ждал обещанные двести скуди и документ, утверждающий его в должности. Только в середине июля получил Галилей долгожданную бумагу.

Радость несколько померкла, когда он ее прочел. Звание-то ему придумали, а вот просьбу не удовлетворили. Месяц назад он просил, чтобы Винта уведомил Козимо о его стесненных обстоятельствах. Он рассказал о долгах зятьям, в которых очутился по милости братца, и молил выплатить вперед жалованье за два года. Здесь такую любезность оказывали ему неоднократно… Теперь его вежливо, но твердо поставили на место. Жалованье он будет получать равными долями два раза в год, начиная со дня приезда во Флоренцию.

А он так надеялся на эти деньги! Ситуация не из веселых. Тем более что и государевы двести скуди где-то застряли. Он не знал, чем погасить самые неотложные долги. Кредиторы все настойчивее стучались в двери его дома.

Наконец-то эта книжонка попала ему в руки! «Наикратчайшее странствование Мартина Горкого. Против «Звездного вестника», недавно посланного Галилео Галилеем ко всем философам и математикам».

Он, Горкий, много странствовал по земле. Теперь он намерен совершить короткую вылазку на небо, дабы обнаружить истину и доказать, что возле Юпитера никаких планет не существует.

Поразительная смесь невежества и самомнения! Горкий ничего не понял в «Беседе» Кеплера и объявил, что продолжает его дело. Кеплер, мол, отобрал у Галилея честь изобретения зрительной трубы и вернул ее Джамбатисте делла Порта, объяснение лунных пятен признал своей заслугой, звезды Млечного Пути возвратил древним ученым. У Галилея таким образом остаются лишь его «новые планеты». Отобрать их у него — задача самого Горкого.

Весной он был в Болонье, когда Галилей демонстрировал там свою трубу. Труба обманывает наблюдателя! Это могут подтвердить и болонские доктора «Вместо единственной горящей свечи она показывает две, вместо одной звезды — пару. Ночью 24 апреля он обнаружил около Юпитера два пятнышка, а на следующую ночь — четыре! Это результат галлюцинации, возникающей из-за отражения света Юпитера в линзах.

Ну и логика! Вначале Горкий твердит: никаких новых планет не существует, ибо он ничего рядом с Юпитером не видел, а потом признает, что видел возле него два «пятнышка», а на следующую ночь — четыре. Не стесняясь, Горкий признался, что самовольно «тысячью разных способов» испытывал Галилееву трубу.

Так вот кто в доме Маджини, словно вор, завладел его инструментом, когда он спал! Вот кто запачкал воском линзы, снимая с них слепки! Этот прохвост изображал из себя ревнителя истины. Он считал, что оказал науке Величайшую услугу, разоблачив обманщика, и твердил как одержимый: новых планет не существует — их Галилей выдумал из своей жадности к золоту!

В дом пришла смерть. Алессандро Пьерсанти, его верный слуга и крестный отец его детей, скончался. Долгая болезнь усугублялась тревогой. Все сбережения он отдал в долг двум польским дворянам, учившимся у Галилея. Те обещали, приехав на родину, прислать деньги, но за три года не ответили ни на одно письмо. Галилей даже обращался к Винте за содействием.

Вскоре после похорон, разбирая бумаги покойного, Галилей увидел знакомый почерк. Его собственная мать потихоньку от него переписывалась с Алессандро!

Погостив у него, она вернулась во Флоренцию, но интереса к Падуе не потеряла и велела сообщать обо всем, что говорят и делают в доме. Раньше Галилео, жаловалась она слуге, писал зятю, а теперь не пишет, «чтобы не посылать денег мне и Вирджинии или, быть может, чтобы не посылать двух линз, о коих я его многократно, хотя и тщетно просила». Но не в ее характере отступать от задуманного. Пусть Алессандро раздобудет ей несколько линз для зрительных труб! Те, которые предоставил Галилео, ее не удовлетворяют, она хочет получить отменнейшие.

Лучше бы он не находил этих писем. Матушка учила его слугу, как выкрасть линзы и тайком переправить! У Галилео их множество, ничего не стоит взять три-четыре штуки, спрятать их на дне шкатулочки, а сверху положить пилюли, которые ей прописали в Падуе. И конечно же, мать упрекала сына в неблагодарности. Галилей хорошо помнил те напряженные дни в конце января, когда, помышляя обнародовать свои открытия, он собирался в Венецию и у него исчезло несколько превосходных линз. Он не знал, на кого и подумать, А ведь именно из Венеции он благодарил Винту за согласие помочь ему в хлопотах, дабы заставить поляков возвратить долг его верному Алессандро…