Чиж. Рожден, чтобы играть

Чиж был оглушен триумфом харьковчан не меньше, чем они сами. По сравнению с «Рок-периферией», на Зимнем стадионе все было другим: лица зрителей, способ выражения эмоций, уровень текстов и музыки. На этом фоне поездка «ГПД» в Москву, полученные там места и титулы выглядели детской возней в песочнице.

Свой успех харьковчане отметили на квартире питерских знакомых. В этой пестрой компании оказался Андрей Бурлака, редактор самиздатовского журнала "РИО". [49] Инженер по диплому, в свои 33 года он уже считался мэтром подпольной рок-журналистики. В тусовке было даже шутливо признано: "То, чего не знает Бурлака, того попросту не существует". Казалось, он знал всех, и все знали его. С его самиздатовским журналом, который равнялся на недостижимые западные образцы вроде "Melody Maker", «Q» и "New Musical Express", активно сотрудничали авторы из тех городов СССР, где на волне «легализации» возникли свои рок-клубы.

Бурлака уже был мимолетно знаком с Чижом по фестивалю в Горьком, куда его пригласили в состав жюри. «ГПД» напомнила ему Scorpions, а чижовский фальцет — их солиста Клауса Майне. В то время Бурлака усиленно поддерживал молодую поросль «металла» в пику старой рок-гвардии, которая не признавала их творчество за музыку, и пара-тройка заметок об успехах дзержинских «металлистов» были напечатаны в журнале. Появиться на страницах «РИО» было столь же почетно, как на Западе попасть на обложку "Rolling Stone" — тираж самиздатовского журнала по меркам СССР был крошечным, но попадал в руки самых «продвинутых». Тех, чьим мнением стоило дорожить.

В Ленинграде стояли белые ночи, и всю ночь напролет рокеры пили и пели. Именно тогда харьковчане и Бурлака впервые услышали акустические песни Чижа — «Ассоль», "О'кей", "В старинном городе", "Фому Перестройкина". Это заставило их посмотреть на "звезду хэви-металла" новым взглядом.

— Меня всегда поражала, — говорит Бурлака, — Серегина способность взять любой мыслимый жанр и сделать свою песню в этой стилистике, причем очень органично. Ближайшим к нему, как ни странно, был Розенбаум, который за вечер мог написать три разных песни — тяжелый рок-н-ролл, цыганскую балладу и какой-нибудь эстрадный шлягерок…

Но если компетентность Чижа-мелодиста сомнений не вызывала, то тексты его песен, по мнению Бурлаки, выглядели примитивным бытописательством, чем-то вроде "дайте сказать!". Ему казалось, что Чижу нужен соавтор, спарринг-партнер, который напитал бы его идеями. "С самого начала нашего знакомства, — вспоминал Бурлака, — я пытался убедить его в том, что ему надо перебираться в Питер". Но самые смелые мысли Чижа не шли дальше увольнения из хора ветеранов.

— Читаешь в газете интервью с Марком Нопфлером: "Я проснулся утром, жена начала уборку. Иди, говорит, на фиг отсюда. И я пошел в студию. Потом туда подтянулись парни: оказалось, у них такие же проблемы, потому что была суббота, «уборочный» день. Мы сели, выпили пивка и написали песню "Brother In Arms"… Вот о чем я тогда мечтал: ни от кого не зависеть, заниматься только музыкой и приносить хоть какие-то деньги семье.

После «Рок-периферии» у ГПД-шников забрезжила надежда, что в отношении к ним что-то изменится, и меценаты из профсоюзов и комсомола наконец-то выделят средства на приличную аппаратуру. Но главная перемена произошла летом 1988-го в личной жизни Чижа. Они с Ольгой Егоровой стали жить вместе. Решение уйти из семьи было трудным. Его не все приняли, включая даже некоторых друзей. Но Чиж был уверен, что Ольга — та самая "боевая подруга", которая полностью разделяет его взгляды на жизнь.

В те дни Чиж написал песню "Я не хочу здесь больше жить":

— Это влияние Александра Владимировича Чернецкого, его безнадёга, — говорит Чиж. — За что зацепился, что в голову ударило… У нас в Дзержинске всем раздавали противогазы — на случай взрывов, всяких катаклизмов. Нужно было явиться в ЖЭК и получить противогазы на всю семью. Противогаз я сразу выкинул, а сумка была хорошая — зеленая, мягкая. Я ходил с ней по городу, удивляя людей.

АВГУСТ 1988: К НАМ ПРИЕХАЛ "ЗООПАРК"!

Новое подтверждение своей растущей популярности ГПД-шники получили, увидев в Горьком афиши о своих совместных концертах с «Зоопарком». Это был период, когда, наверстывая упущенное в подполье, Майк активно гастролировал по стране. (По количеству концертов «Зоопарк» даже вышел на первое место в Ленинградском рок-клубе, обогнав «Кино» с "Аквариумом").

Согласно контракту «звери» должны были отыграть четыре концерта на открытой площадке Сормовского парка. На «разогрев» Горьковский рок-клуб пригласил «ГПД». Если бы Чижу предложили выступить с Rolling Stones, это бы вызвало у него прилив эмоций такой же силы. К тому времени он уже плотно «сидел» на Майке: переписал все его магнитоальбомы, переиграл все песни и даже видел его вживую на фестивале в Питере.

Когда «продлёнка» зашла в пустой Зеленый театр, ленинградцы уже стояли на сцене, настраивая аппаратуру. Чиж присел на скамеечку в партере и долго наблюдал за ними.

— Я очень стеснялся подойти и сказать "Здрасьте!". Ну, что-то же надо было говорить: "Привет! Мы играем перед вами". Наши парни пошли туда первыми, а я продолжал сидеть, пока мне не крикнули: "Твою мать!.. Мы будем настраиваться или нет?!". И я побрел к Майку на ватных ногах.

Впрочем, эта оторопь быстро прошла: гитарист с гитаристом, как выяснилось, всегда найдут общий язык: "Тут же пошло: "А у тебя какая гитара?.. Ух ты! Дай посмотреть!". Главное, первый шаг сделать. Тем более, о чем могут музыканты перед концертом говорить: "У вас закуска есть?" — "Сейчас найдем!".

Концерты, кстати, проходили в самый разгар антиалкогольной компании. Любимый Майком напиток из кубинского тростника ("Ром и пепси-кола — всё, что нужно звезде рок-н-ролла!") не завозили в Горький и в лучшие времена. Каким-то чудом принимающая сторона раздобыла по поллитровке водки и по две бутылки пива на команду. Бывалые «звери» взялись усилить свой рацион с помощью коктейля "Чпок". [50] Это выглядело так: водку мешали с пивом, стакан плотно накрывался ладонью и бился об колено. И тут же, пока эта смесь кипела, как газировка, мгновенно выпивался. Ленинградцы были искренне уверены, что в момент «бития» происходит некая химическая реакция, чуть ли не на молекулярном уровне, и по балде «чпок» ударяет сильнее, чем обычный «ёрш».

— Первые два концерта, — вспоминает Баринов, — мы играли «прибитыми»: вслед за нами выходили монстры, и главное было не обосраться. Потом мы увидели, что они обсираются больше нашего. И наше волнение как-то ушло: ну, подумаешь, "Зоопарк"!.. Мы, типа, не хуже!

Эту браваду подкреплял парадокс тех лет: про «Зоопарк» советская пресса практически не писала. Для горьковской публики это был просто "коллектив из Ленинграда", мекки рок-н-ролла. Во всяком случае, своим землякам она свистела и хлопала не меньше, чем гастролёрам. Но сами ГПД-шники быстро разобрались who is who. По сути, «Зоопарк» провел для них выездной мастер-класс, где продемонстрировал совершенно иной подход к музыке.

— Если у нас кто-то «съезжал» с заученной партии, это считалось ЧП, — говорит Баринов. — Например, если я барабанил вступление не так, как было на репетиции, — у парней начинался мандраж. А у них: вот должен Майк вступить в этом месте, а он не запел — может, слова забыл. И ничего страшного не происходит: заиграл своё соло Саня Храбунов, а Майк очнулся и начал другой куплет. У нас Чижа бы убили, если б он слова перепутал… В общем, мы видели, что люди играют весело, с удовольствием, не заморачиваясь на строгих рамках.