Восемь лет среди пигмеев

— К черту их! — крикнул он, сбрасывая шкивы и проволоку на землю. — Я сам полезу за животным.

— Эта ветка слишком мала для вас обоих! — закричала я.

Бартон махнул рукой и полез вслед за лемуром, держа в одной руке аппарат. Вначале все шло хорошо, но затем ветка стала сильно гнуться.

— Слезайте! — закричала я. — Ветка сейчас обломится.

Бартон снова махнул рукой и пополз далее за маленьким лемуром, который был, вероятно, ужасно напуган. Ученый проявлял большое самообладание. Крепко уцепившись ногами за ветку, он освободил руки для фотографирования. Лемур оказался в безвыходном положении: он должен был висеть без движения на самом конце ветки, так как иначе мог свалиться вниз. Мы слышали, как щелкал затвор аппарата. Вдруг Бартон потерял равновесие, судорожно ухватился за ветку и повис, однако сумел подтянуться и занять более безопасное положение. Эти резкие движения раскачали ветку, и лемур свалился вниз. Рыча и кувыркаясь, как кот, он с шумом шлепнулся в реку. Бартон спустился с дерева, всклокоченный и раздосадованный.

— Надо же было этому произойти как раз тогда, когда я заставил его забраться в нужное мне место, — жаловался он.

В то время как Бартон, словно Тарзан, лазил по деревьям, приехал другой ученый и энтузиаст кинокамеры — Пьер Вергер, который хотел снять фильм о работе Пата в госпитале. Вслед за ним прибыл Борис Аде, швейцарский антрополог, намеревавшийся изучать различные племена пигмеев.

Я чувствовала себя, словно рыба, вытащенная из воды. В обществе этих высокообразованных людей мои познания казались мне ничего не стоящими. Но я была единственной женщиной, и они были счастливы, что таковая имелась. Этих замечательных ученых иногда ставили в тупик небольшие препятствия, которые женщина преодолевает не замечая. Прежде всего я дала распоряжение повару Андре-первому приготовить отличный обед из мяса антилопы, клубней маниоки, ямса, бельгийского салата и папайи [29]. Пока мужчины ели, я послала пигмеев в лес с заданием разыскать другого лемура и собрать несколько пигмеев, мужчин и женщин, для антропологических исследований доктора Аде. Херафу нашел лемура, поймал его, завернул в сетку и пришел с ним на веранду, словно молочник, доставляющий молоко. Глаза Бартона расширились от удивления.

— Можете вы гарантировать доставку других животных? — спросил он.

— Пигмеи всемогущи, — ответила я смеясь, — но, пожалуйста, не требуйте буйвола или лесного леопарда.

До трех часов Аде был занят антропологическими измерениями пигмеев, занося данные мелким почерком в таблицу. Вергер вызвал Пата на дискуссию об африканской фауне, что делать было небезопасно. Прежде чем Вергер убедился в последнем, Пат успел препарировать на столе в гостиной землеройку, а кинооператор, испытывая легкий приступ тошноты, был вынужден снимать все это на пленку. Херафу по просьбе Бартона вскарабкался на дерево и выпустил лемура на другую ветку. Она была гораздо толще и, к счастью, расположена значительно ниже. Ученый повесил камеру на шею и подтянулся на руках к тому месту, где находился лемур, сердито жмурившийся от солнечного света. Бартон быстро заснял два кадра, а затем маленькое животное стало пятиться по ветке точно так же, как это делал его сородич несколько часов назад. Возбужденный охотой, добряк Бартон последовал за ним, манипулируя различными светофильтрами и объективами, которые он вытаскивал из своих карманов, как дед-мороз подарки из мешка. Вдруг ученый остановился. Я видела, как он начал что-то смахивать рукой. Затем он стал крутиться и извиваться. Светофильтр выпал у него из рук и скользнул в стремительные воды Эпулу.

— Боже! — завопил Бартон. — Они съедят меня.

Он, словно заводная обезьянка на палочке, колотил себя руками и старался добраться до ствола дерева. Вопли его привлекли внимание Вергера, который выскочил из дома и, «прицелившись» в несчастного ученого, начал вести съемку с головокружительной скоростью. Оставшиеся до земли два с половиной метра Бартон преодолел, ругаясь, как извозчик. Когда он спустился, мы увидели, что по нему ползали десятки черных муравьев, и он плясал, как сумасшедший, стараясь стряхнуть их.

К тому моменту, когда он извлек из своей одежды последнее насекомое, лемур, про которого забыли в этой суматохе, перебрался на другую ветку и исчез. Пигмеи катались по земле от смеха, Аде пытался сдерживаться, но Вергер хохотал, словно мальчишка.

Я кивнула Херафу, и мы отошли к берегу реки.

— Ведь ты знал, когда выпустил лемура на дерево, что наверху есть древесные муравьи? — спросила я.

— Конечно, Мадами, — ответил Херафу. — Меня самого они укусили несколько раз.

— Ты считаешь, что хорошо сделал, не сказав об этом доктору Бартону?

Мой вопрос совершенно не смутил пигмея.

— Приезжий пожелал снимать животное в его доме, на дереве, — отвечал он. — А где живут лемуры, там также есть и муравьи. Разве я могу изменить образ жизни лемура?

Я посмотрела вслед удалявшемуся маленькому бородатому философу, непоколебимому в своей уверенности. Все, что я могла сделать, это постараться удержаться от взрыва хохота.

Несколько часов между доктором Бартоном и Бергером сохранялись натянутые отношения. Бартон затемнил кухню гостиницы и занялся проявлением своей пленки. Негативы так понравились ему, что он забыл о своей неприязни к Вергеру. Часом позже в кухне закрылся Вергер и стал проявлять свои менее научные кадры. Когда он появлялся на несколько минут, то посмеивался и довольно потирал руки. Из этого я заключила, что он вознагражден не менее щедро.

Ближе к вечеру в гостиницу прибыли три немца, которые путешествовали по Африке на джипе. Один из них, огромный и толстый, как баллон, был в белой рубашке, небесно-голубых коротких штанах и высоких шерстяных чулках. Второй напоминал ходячее пугало. Третий — красивый молодой белокурый «викинг» — говорил, как оксфордский студент. Они заявили, что путешествуют по Африке, оплачивая питание, ночлег и бензин показом фильмов. Полагаю, Пат был прав, считая меня простофилей. Я согласилась предоставить им ночлег и питание при условии, что они организуют сеанс для гостей. После обеда я пригласила смотреть фильм обитателей гостиницы с женами, а также двадцать или тридцать пигмеев. Немцы наладили экран, установили проектор, протянули к генератору провода и включили рубильник. Однако аппаратура не работала. Герр «Баллон» начал возиться с проектором, а «Пугало» побежал проверять провода с видом гробовщика, который во время похорон положил покойника не туда, куда полагается. Белокурый «викинг» попробовал произнести шутливую речь, затем отказался от этого и стал заводить пластинки на батарейном проигрывателе. Здесь были и старые вальсы Штрауса и мрачные отрывки из опер Вагнера, однако публика сохраняла спокойствие до тех пор, пока герр «Баллон» не починил проектор.

Не знаю, где они откопали такие необычные фильмы. В одном из них рассказывалось о гребном спорте на Рейне, но герр «Баллон» крутил ручку кинопроектора так быстро, что весла на экране мелькали словно лопасти электрического вентилятора, а замки на заднем фоне пролетали со скоростью экспресса. В другом фильме фигурировали леди в длинных перчатках и вуалях, а также мужчины в защитных очках и полотняных пыльниках, ведущие старинные туристские автомобили по петляющим дорогам в Тирольских Альпах. Фильмы взбудоражили пигмеев. Они приплясывали и весело вскрикивали. Неграм, которые могут часами сидеть на обочине дороги, следя за проезжающими грузовиками, кадры эти также доставили явное удовольствие. Однако фильмы показались им слишком короткими. В качестве последнего номера программы немцы показали романтичный фильм о любви молодого гусара и девушки-служанки из лесной гостиницы. Кинокартина была немая, а титры — на немецком языке.

Негры и пигмеи забеспокоились. Надеясь поправить дело, герр «Баллон» быстренько укоротил фильм, поставив вслед за первой частью последнюю, что сделало фильм абсолютно непонятным. Краем глаза я заметила какое-то движение в затемненной комнате и решила, что «Пугало» проверяет свои провода. Но когда пышно разодетый кавалерист и хорошенькая служанка освободились из заключительных объятий и были зажжены фонари, в комнате не оказалось ни одного пигмея. Это не означало, что они были невежливы или проявили неблагодарность. Просто рассказ о такой любви страшно разочаровал их. Если кто-либо попытался бы заснять фильм о любви у пигмеев, то воспламенилась бы пленка, а камера расплавилась.