Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

В восемь часов утра Сьюзи уже была на операционном столе, а ее семья в ожидании известий расположилась в холле больницы, где другие люди коротали время за просмотром телевизора, пока их близким проводили операции. Уоррен делал вид, что читает газету. Время от времени он сворачивал ее, подносил ее к лицу, прикрывая руку, которой смахивал слезы. Потом разворачивал газету снова.

Доктор Ислей вернулся через сорок пять минут. Рак был найден в двух лимфоузлах, но дальше не распространился. Это было хорошей новостью. Будут удалены только ткани нижней внутренней части щеки и треть языка, пересадка костных тканей не потребуется. Когда доктор Ислей ушел, Уоррен начал спрашивать: «Суз, он говорил, что для того, чтобы выяснить все это, нужно полтора часа? Он что, опять придет? Ты уверена? Они точно знают?» Всякий раз Сьюзи уверяла его, что они уже получили точный ответ, но через несколько минут он опять начинал спрашивать: «Как же они смогли так быстро все узнать?» Он все время повторял: «Мне это не нравится. Наверное, он придет опять»

Через 16 часов Сьюзи была в реанимации, она дышала через трахеотомическую трубку. Ее левая рука была перемотана от запястья до локтя — врачи взяли с нее кожные ткани для пересадки внутрь рта. Из-за удаления части языка кормить ее приходилось через специальную трубку, которая была вставлена в нос и вела прямо в желудок. Она постоянно кашляла, и докторам приходилось часто прочищать трахеотомическую трубку, чтобы ничто не мешало дыханию¹².

На следующее утро дочь сказала Уоррену: «Ты должен подготовить себя к тому, что увидишь. Это очень тяжело». Уоррен собрался с силами и вошел в комнату Сьюзи. Он знал, что если она увидит малейшую дрожь на его лице, то поймет, как обезображено ее лицо. Огромным усилием воли он заставил себя посидеть немного рядом с ней. После этого Сьюзи-младшая посоветовала отцу и братьям возвращаться домой — в тот день они уже ничего не могли больше сделать для Сьюзи. Уоррен, попытавшийся запихнуть свои чувства в «ящик Пандоры» на то время, пока был со Сьюзан, выйдя из палаты, дал им волю и, как он сам признавался, «два дня проплакал».

На все последующие выходные он прилетал в Сан-Франциско. Потом, перед самой выпиской Сьюзи, он слетал в Джорджию, где выступил перед студентами Georgia Tech. Уоррен мало говорил о бизнесе, однако затронул много других знакомых ему тем. Он рассказал легенду о джинне, много говорил о филантропии. Баффет сказал, что лучшая инвестиция, которую они могут сделать в жизни, — это инвестиция в самих себя. Он рассказал о своем герое Бене Грэхеме и посоветовал быть осторожными в выборе героев, потому что их роль для будущего крайне важна. Он посоветовал студентам работать только на тех людей, которыми они восхищаются.

Студенты спросили, что в его жизни было главным успехом и главным провалом. В этот раз он стал говорить не об ошибках в бизнесе, связанных с бездействием. Вместо этого он сказал:

«В моем возрасте жизненный успех измеряется тем, какая часть людей, от которых ты ждешь любви, тебя действительно любит. Я знаю людей, у которых много денег, которые устраивают званые благотворительные обеды, в их честь называют больницы. Но на самом деле их никто не любит. Если вы доживете до моего возраста и никто не будет думать о вас хорошо, то неважно, сколько денег у вас на счету. Ваша жизнь превратится в катастрофу.

Это главный тест на то, как вы прожили жизнь. Проблема с любовью заключается в том, что ее нельзя купить. Можно купить секс, заплатить за званый обед. За деньги про вас могут сочинить стихи о том, какой вы замечательный. Но единственный способ добиться любви — это быть хорошим человеком. Когда у вас много денег, это порой раздражает. Вам хочется думать: “А вот я выпишу чек и куплю любви на миллион долларов”. Но это не сработает. Чем больше вы отдаете любви, тем больше получаете»¹³.

* * *

Уоррен продолжил приезжать к Сьюзи каждый уик-энд и после выписки, когда она вернулась в свою наполненную светом квартиру. Ярко-желтые ковры были убраны, потому что пыль от них оседала на трубке для дыхания. На четырех пролетах лестницы были установлены устройства для подъема инвалидной коляски. Доктора готовили Сьюзи к облучению, курс которого должен был ликвидировать оставшиеся злокачественные клетки. Он был назначен на декабрь. Облучение, на которое Сьюзи вначале не соглашалась, могло обжечь ей горло. Перед операцией доктора советовали набрать вес, потому что после нее и курса облучения Сьюзи могла потерять до пятнадцати килограммов. Это было много, но Сьюзи утешала себя мыслью, что вполне может позволить себе немного похудеть. Трубка для питания уже была удалена, медсестры начали кормить ее жидкой пищей шесть раз в день. Из-за непрекращающейся боли этот процесс занимал почти весь день.

От стресса Уоррен прибавил в весе. Он понимал, что ему стоило бы сбросить пяток килограммов, и решил сесть на диету, перейдя на такую же, как у Сьюзи, жидкую пищу. «Голодание не может быть особенно приятно, — сказал он. — Так что и я не хочу получать удовольствия».

Диеты Баффета были довольно эксцентричными и нездоровыми, как, впрочем, и другие его привычки в питании. Он решил прибегнуть к своему обычному методу, в соответствии с которым должен был потреблять не более тысячи калорий в день (но в той форме, в какой хочет). Иными словами, он мог съесть на тысячу калорий лакричных конфет, чипсов, гамбургеров или любой другой пищи, лишь бы не превысить установленный лимит. Самым простым шагом было выпить вишневой колы, заменив ею все остальное. Идея этого метода заключалась в том, чтобы как можно скорее закончить диету, добившись своего. Он был нетерпелив и прерывал всякие разговоры о вредности подобной «диеты». «В моем возрасте и при таком росте, — говорил он, — я могу съесть миллион калорий в год и сохранить свой вес (слово “миллион” нравилось ему даже в отношении калорий). Я могу потребить эти калории так, как захочу. Если захочу съесть целую кучу мороженого с сиропом в январе и потом голодать весь год — я могу сделать это».

На вид все казалось очень логичным, будучи на самом деле абсолютно нелепым. Но он никогда сильно не прибавлял в весе и серьезно не болел, поэтому спорить с ним было бессмысленно. (Он садился на такую диету каждый год перед собранием акционеров.) В любом случае, стоило начаться спору, у Баффета наготове уже была масса убедительнейших доводов. Единственное исключение составляли его споры с прессой по поводу того, в каком виде она его изображает. Он никогда не ругался с Financial Times или New York Times — газетами, которые читал от корки до корки. Его проблемой была другая газета — Wall Street Journal.

На протяжении многих лет он выступал на стороне простых людей, ему казалось, что обитатели Уолл-стрит только и ждут, чтобы обобрать обычных граждан как липку. Именно поэтому его общение с Journal, официальным рупором Уолл-стрит, было непростым, а порой и конфронтационным. Однажды он устроил обед для редакционной коллегии этой газеты, от которого потом и пострадал. Подобные мероприятия были для него возможностью вновь превратиться в учителя и объяснить редакторам текущие экономические проблемы (это ему доставляло удовольствие). Но в этот раз в публикации цитировалось одно из его заявлений «не для печати». Он попался в ловушку, которую изобрела Кей Грэхем. Согласно Грэхем заявление «не для печати» означает, что оно не будет процитировано. Если только это не крайне интересное заявление¹⁴. Баффет был в бешенстве, он добился извинений от Wall Street Journal за предательство, простить которое так и не смог. Кроме того, в редакционных статьях Wall Street Journal время от времени обрушивалась на Баффета, критикуя его за желание переложить часть налогового бремени с бедных слоев населения на богатые.

* * *

Он, впрочем, и не помышлял отказываться хотя бы на день от чтения Wall Street Journal. Он читал ее даже по пятницам, в день, когда на аэродроме Eppley садился в самолет Netjets, чтобы совершить трехчасовой перелет в Сан-Франциско. Там его встречала Шэрон Осберг и везла прямо на квартиру Сьюзи на Пасифик-Хайтс. Не желая ее беспокоить и быть разбуженным слишком ранними лучами солнца, проникавшими в жилище Сьюзи через незанавешенные окна, он ночевал в квартире на первом этаже, которую та использовала большей частью как склад. Пока Сьюзи спала, он отправлялся к Шэрон, смотрел по телевизору футбол и плакал у нее на плече. Иногда они включали какой-нибудь фильм и смотрели его до глубокой ночи.