Из Харькова в Европу с мужем-предателем

Он также вернулся к истории о своем раннем сильном желании быть первым во всем и к своей любимой теме о том, что тот, кто имеет достаточно терпения и настойчивости, может достичь любой поставленной цели.

«Но, — добавил он строго, — несмотря на то, что всегда нужно полагаться только на себя, иногда приходится полагаться на других, и когда другие недостаточно сильны и верны, тогда ваши планы и ваша жизнь могут быть в смертельной опасности! Поэтому необходимо быть чрезвычайно осторожным, выбирая друзей и сотрудников. Верность и надежность являются главными человеческими достоинствами!».

И пока наш поезд уносил нас все дальше от жизни, которую я знала, Видкун начал рассказывать другую длинную историю о своей семье и ее достижениях. Теперь я знаю, что его рассказы о семье были романтизированы и преувеличены, точно так же, как все, что он говорил и делал по отношению к себе, но было очевидно, что он очень любил свою семью и свою страну. Я узнала, что его отец был пастором в маленьком городке Телемарк, довольно изолированном месте. Он с гордостью рассказывал о своем дальнем предке маркизе Квислинге, упомянув, что его отец был в родстве с Ибсеном. Родственниками матери Видкуна, Анны Банг, были Бьернстьерне Бьернсон и композитор Рикард Нордрок, который написал мелодию национального гимна. К тому же она была потомком знаменитой семьи Хвайд, к которой причисляют архиепископа Абсалона, основателя Копенгагена. Это была та тема, к которой он часто возвращался, как будто хотел быть уверенным, что я знаю все детали. Насколько все это было правдой, у меня не было возможности узнать.

Он с любовью говорил о своих родителях, с которыми был очень близок. Также было ясно, что он привязан к своей сестре Эстер, которая была на 4 года младше его и умерла еще молодой девушкой. Несмотря на это, у меня создалось впечатление, что детство Видкуна было одиноким и трудным. Чувствовалось, что среди членов его семьи был силен дух соперничества, преувеличенное стремление совершить нечто выдающееся. Видкун не чувствовал себя свободно и в школе. Наоборот, ему приходилось еще больше заниматься, потому что стандартный норвежский язык, на котором преподавались все предметы, был далек от местного диалекта, на котором он говорил, а это было эквивалентно изучению нового языка. К тому же он был очень застенчив.

Видкун также хотел, чтобы я поняла, что он смог все это преодолеть, поскольку был умен, стремился к знаниям и был полон решимости превзойти всех. Все, за что он брался, он делал безупречно. И в конце концов достиг своей цели, но это явно не сделало его популярным среди одноклассников, потому что люди обычно не любят слишком честолюбивых и преуспевающих. Возможно, его таланты и ум были не настолько велики, как он сам думал, но знаю точно, что у него была замечательная память, большая способность концентрироваться и чрезвычайная работоспособность, что позволило ему выйти за пределы нормальной человеческой выносливости.

Моя головная боль и плохое самочувствие постепенно из полусонного состояния переходили в кошмар. Тем временем Видкун продолжал восхвалять свои жизненные принципы, касающиеся тяжелого труда, настойчивости и честолюбия, о чем я уже прекрасно знала после многих лет напряженной работы в балетной школе. После его излюбленной лекции о том, как взять в свои руки жизнь и судьбу, он вернулся к теме преданности и верности в целом и особенно в браке. Он ни разу не говорил прямо о нашем браке, но никогда не давал мне усомниться в том, что имел в виду именно наш брак.

«Ты должна знать и помнить, — сказал он мне тогда, — что у меня огромная сила воли. Я способен отречься от чего угодно, а также воздержаться от чего угодно. Но я никогда не смогу разлучиться и потерять тебя. Браки заключаются на небесах, и несмотря ни на что, развод немыслим. Это великий грех. Даже если один из супругов становится старым, некрасивым и больным или сделает ошибку, столкнется с трудностями, другой супруг должен оставаться верным и преданным. Верность и преданность до конца жизни является святой обязанностью для каждого».

Прибыв в Петроград, мы остановились в гостинице «Европа» или «Метрополь», я точно не помню. Она была очень похожа на отель «Савой» в Москве. Прежде чем уехать, Видкун должен был заняться личными делами. И это случалось в каждом городе, в котором мы были, но он никогда не говорил, какие это были дела. Я считала это совершенно нормальным. Он хотел провести наше короткое время пребывания в Петрограде, беседуя с людьми, которых он знал, будучи норвежским военным атташе в России. До того как Видкун начал работать с Нансеном, он пробыл в Советской России около трех лет и знал довольно много о тех событиях, которые привели к революции 1917 года. Но это было то, о чем он говорил мне очень мало, несмотря на мои частые расспросы. Иногда он с гордостью упоминал фамилии важных политических деятелей, с которыми он встречался, таких, как Троцкий.

Всего через несколько часов после того, как мы покинули Петроград, наш поезд остановился на финской границе, казалось, посередине пустыря. Гражданских лиц не было видно — только красноармейцы и пограничники. Те несколько пассажиров в поезде, кроме нас, были иностранцами. Весь багаж быстро сняли с поезда, и наши чемоданы тоже, включая мою ужасную шляпную коробку. Все это перенесли в наскоро сколоченный сарай и поставили на низкий деревянный стол. Люди в длинных грязных шинелях вежливо попросили пассажиров открыть свои чемоданы, после чего тщательно осмотрели их одержимое. Но наш багаж не осматривали, очевидно, из-за дипломатического паспорта Видкуна. Затем мы все вернулись в наши вагоны вместе с багажом. Как только поезд пересек границу, мы снова остановились, а багаж опять сняли с поезда. Но на этом таможенном пункте процедура была гораздо проще. Несколько хорошо одетых и опрятных финских таможенников просто прошли по поезду, спросив у пассажиров, есть ли у них что-либо для предъявления. Чемоданы ни у кого не обыскивали, также никого не заставили выворачивать карманы наизнанку.

Я совсем ничего не знала о жизни в других странах. Выехав из Советской России, первое, что я увидела в Финляндии, был ресторан. Я совершенно обалдела. Это была станция, кажется, Ваалимаа (фин. Vaalimaa), последняя русская станция. Деревянные полуразваленные постройки, все грязные, какие-то канавы вырыты, обтрепанные солдаты с винтовками, охраняющие финскую границу. Пересекая границу, попадаешь в такой мир, который только во сне можно увидеть, если очень страдаешь от голода. Когда человек, как здесь, в Америке, живет в хорошей семье, ходит в хорошую школу, приходит домой, а дома все как всегда, то кажется, что твой дом, твое окружение, твоя обычная жизнь — это все неизменное. Но ничего подобного. Когда ты в один момент теряешь все это, попадаешь на такую передаточную станцию, на которой — поломанные заборы, солдаты в грязных шинелях, даже погода какая-то мрачная, дождь, все в грязи. И вдруг, перейдя границу, ты перемещаешься в совершенно забытую жизнь, которая была в детстве, и даже лучше. Все эти ощущения были настолько яркими. Такой радости, такого счастья я никогда в жизни потом не испытывала. Все аккуратное, ухоженное, все начищено до блеска, сделано из великолепного полированного дерева; прекрасный барак и станция, где проходишь таможню; все улыбаются, чистые, одеты хорошо, приятно пахнет, и даже дождь доставляет удовольствие.

Потом мы остановились на одну ночь в городке Або, в таком отеле, который раньше я видела только на картинках. Наша комната была полностью обшита деревом, а под панелями на полочке стояли замечательные безделушки и статуэтки, на столе — цветы; удобные чудесные кровати, все так чисто, горничная приходит, а еще чудный ресторан, где можно есть что угодно. Это было совершенно невероятно: такое небольшое расстояние, и такой немыслимый контраст, такая огромная разница. Эти ощущения и эта станция мне очень хорошо запомнились.

Предыдущие несколько лет моей жизни стали таким кошмаром, что иногда было трудно понять, что это — сон или действительность. Сознавая, что находишься в западне, со временем смиряешься с невозможностью изменить существующее положение, чтобы сохранить здравый ум. И вообразите то блаженство, когда внезапно ты просыпаешься и обнаруживаешь, что все вокруг прекрасно, точно так же, как было в детстве! Я помню, что думала в тот момент: «Боже мой, как я люблю Видкуна! Какой он замечательный!». Он казался мне животворящим солнечным светом, источником счастья, тепла и безопасности. Я оставила мрак и неприятности позади навсегда. С этого момента и долгое время впоследствии во мне жила уверенность, что до конца наших дней мы будем вместе преодолевать все препятствия, возникающие на нашем пути.