Поль Верлен

Так как Шарль де Сиври был в то время без работы — революция не нуждалась в музыкантах, — Верлен устроил его в одно из подразделений мэрии. Однажды Сиври сказал, что его жена Эмма уедет на два дня, и на это время он переедет к Полю.

Вечером обрадованный Поль зашел за ним в мэрию. По дороге они пропустили по рюмочке, что явно ухудшило настроение Верлена. Придя домой, он вознамерился отослать горничную под каким-то пустым предлогом. Матильда этому воспротивилась, Поль вспылил и стал оскорблять ее. Шарль, который был смущен и огорчен этой сценой, собрался ретироваться, однако Матильда задержала его, села за фортепиано, и вечер закончился лучше, чем можно было ожидать. На следующий день Поль на коленях слезно молил о прощении жену, которая ночью бредила в горячке. С Шарля взяли слово молчать об этом досадном происшествии, но тот ушел сильно обеспокоенный.

Спустя некоторое время г-жа Верлен сообщила печальную новость, которую она узнала от Лепеллетье: умер Люсьен Виотти.

После ранения в ногу во время перестрелки у Э-ле-Роз 29 ноября 1870 года он попал в плен, где заразился оспой. Элиза сообщила также, что, по словам Лепеллетье, Виотти пошел в армию от отчаяния, поскольку он всегда был влюблен в Матильду, подругу его детства. Та была этим очень удивлена и растрогана до слез. Поля эта новость тоже огорчила чрезвычайно, так как он питал к Люсьену горячую и искреннюю симпатию.

Спустя много лет Верлен напишет стихотворение в прозе «Памяти моего друга», посвященное бывшему сопернику: «он умер… жестокой смертью, благородный ребенок, по моей вине, а я не стоил и единой капли твоей крови…» Сожалея о его гибели, поэт в отчаянии восклицает: «О, я, глупец, не сумевший вовремя понять!..» [171] В этом стихотворении, производящем двойственное впечатление, Верлен ставит акцент на физической красоте молодого человека: «И все твое изящное и тонкое двадцатилетнее существо — твоя прелестная голова (голова Марсо, но прекраснее), изысканная соразмерность твоего тела эфеба под одеждой джентльмена — предстала мне сквозь мои медленные стекающие слезы» [172]. Если для Виотти женитьба Верлена и была трагедией, об этом никто не подозревал. Все, что известно со слов Лепеллетье, доказывает лишь глубокое отчаяние молодого человека, претерпевшего поражение в любовном поединке. Он был одним из самых близких друзей Поля. Тот даже собирался устроить его на работу в мэрию, но потом Люсьен покинул всех, уехал в Гавр и прекратил поддерживать отношения с бывшими друзьями. Ослепленный любовью к Матильде, Верлен тогда не понял, почему Виотти уехал, почему в последнее время он был так холоден, отстранен и равнодушен ко всему — «железный человек», прозвали его друзья. Бедняга Виотти, оказавшийся среди «побежденных»…

В воскресенье, 21 мая, все было относительно спокойно. Во второй половине дня в Тюильри состоялся концерт. Верлен в тот день присутствовал на собрании в церкви Сен-Дени на улице Тюренн. Но вечером по городу начали расползаться тревожные слухи: «Версальцы наступают! Они уже близко!» Эти слухи так часто оказывались ложными, что люди уже почти не обращали внимания на крики патрульных гвардейцев «К оружию!».

Но на этот раз все оказалось правдой. Мощным броском пехотинцы Тьера заняли к середине дня предместья Отей и Пасси, а к вечеру еще и холм Шайо.

На заре следующего дня батареи версальских подразделений, установленные на площади Звезды, обстреляли площадь Согласия и Монмартр. Рано утром Луиза, юная горничная Верленов, сообщила своим хозяевам, что случилось худшее: враг вошел в город. Глухой гул взрывов сливался с колокольным звоном собора Нотр-Дам, люди метались по улицам. Повсюду вырастали баррикады, улицы были перекрыты нагромождениями из досок, телег и старой мебели. А вдалеке поднимались в небо все новые облачка белого дыма; это означало, что «враг» продолжает обстрел города. Снова началась война.

Верлен был ни жив ни мертв. Большая часть регулярной армии поддерживала версальское правительство, лишь незначительная горстка солдат национальной гвардии оставалась верной Коммуне. Назавтра начнется «охота на ведьм», последуют аресты, его найдут, поставят к стенке и он умрет, даже не увидев матери, потому что Батиньоль, конечно же, будет сожжен! Одновременно растроганная и раздраженная его причитаниями, Матильда решила сходить и привести его мать к ним домой. Она не боится и выполнит свой долг.

— Иди, узнай, что там, и возвращайся скорее, — сказал Поль, целуя жену на прощание.

Раним утром, около шести, она вышла из дома. Погода была замечательная. В районе Монпарнаса шел бой, поэтому Поль решил, что ей следует идти по бульварам Севастополь и Рошешуар — так она будет в полной безопасности. Но недалеко от бульвара Орнано (в настоящее время бульвар Барбез) Матильда неожиданно попала под обстрел. Тогда она бросилась на Монмартр и позвонила в дверь родительского дома.

— Твой муженек, наверное, совсем ума лишился, коли отпустил тебя! — в ужасе вскричал г-н Моте.

Обстрел не прекращался, выйти из дома не было никакой возможности. К пяти часам наступило затишье, и Матильда попыталась в сопровождении отца добраться до площади Клиши, но далеко уйти им не удалось и вскоре пришлось возвращаться через улицу Клинанкур, огибая баррикады и спотыкаясь о трупы. Вернувшись, Матильда без сил легла в постель.

В это время Поль, так и не осмелившись высунуть нос на улицу, организовал собственную оборону, превратив свою туалетную комнату в бункер, бронированный толстыми матрасами. Конечно, он сильно беспокоился, но так как юная горничная постоянно жалась к нему от страха, в его уме возникли не слишком благородные планы (впоследствии он сам в этом признался), осуществление которых он отложил на потом. Верлен ужасно боялся, что взорвется Пантеон, так как, по слухам, коммунары набили его подвалы порохом ^[173].

На следующий день, в шесть часов, Матильда отправилась домой, г-н Моте проводил ее до бульвара Монмартр. Но потом она сбилась в пути и слишком отклонилась к западу, так, что возле Сен-Рош ей пришлось повернуть назад. Отчаявшись, не зная, куда идти и что делать, она зашла к Бюрти, дом которых находился неподалеку. Те посоветовали отказаться от ее безумной затеи, но Матильда, не желавшая ничего слушать, после короткого отдыха продолжила свой путь. На улице Ларошфуко она заглянула к брату Шарлю. Тот был поражен.

— Неужели это и вправду ты! — воскликнул он. — На улице стреляют, а ты наносишь визиты!

Шарль посоветовал сестре вернуться к отцу и ни о чем не беспокоиться: его жена Эмма обо всем предупредит г-жу Верлен. Обещание было выполнено в тот же вечер. Мать поэта, однако, имела несколько иной взгляд на происходящее: она наотрез отказывалась понимать, как Матильда могла оставить мужа одного в такой опасности, и решила с первым лучом солнца идти к сыну.

Тем временем Поль, измученный созерцанием горящего, залитого кровью города, в отчаянии от того, что бой шел уже на близлежащих улицах — к тому времени враги заняли площадь Мобер, — все же решился сделать вылазку. По узким обходным улочкам Верлен кое-как сумел добраться до Шатодо, но дальше его не пустил командир баррикады. Когда он, вспомнив, что служанка осталась в квартире в одиночестве, вернулся обратно на набережную Турнель, консьержка сообщила, что на лестничной площадке его дожидаются два господина. У Поля зашлось сердце: «Как! Уже?» Но это были Лепеллетье и его приятель Эмиль Ришар, чьи костюмы (кепи и брюки с фиолетовой полосой) лишь отдаленно напоминали военную форму. У Верлена они искали убежища.

— Все кончено, — сказал Лепеллетье. — Самое позднее, завтра утром они будут здесь.

Уже было около полудня, и Поль пригласил друзей разделить с ним скромную трапезу. Но когда они собирались сесть за стол, раздался страшный взрыв, здание содрогнулось до основания, со звоном посыпалась посуда. «О Боже, сейчас Пантеон упадет мне на голову!» — вскричал хозяин дома и снова укрылся в своей «крепости». Это взорвался Люксембургский пороховой завод, расположенный на улице Виван ^[174].