Настоящие солдаты удачи

Может быть, они уклоняются от этой темы, и версию Салмона мы никогда не услышим, что, пожалуй, несправедливо. Но факт остаётся фактом: он передал своих белых братьев на милость полу-индейцам, полу-неграм, дикарям, которые не были союзниками Великобритании и распри которых были не важны для Великобритании. И Салмон сделал так, зная, что исход может быть только один. Если же он не знал, то его глупость равняется его бессердечности. Салмон хотел использовать своё влияние, чтобы ходатайствовать о помиловании лидера и его верного последователя, полковника Рудлера из знаменитой Фаланги, если Уокер попросит об этом как американский гражданин. Но Уокер, уважая страну, за которую он сражался и жители которой отдали ему свои голоса, отказался спасать жизнь именем той страны, в которой родился и которая его оскорбила и отвергла.

Пути трёх флибустьерских экспедиций Уокера

Даже на пороге смерти, брошенный на полоске земли среди ярких кораллов и зловонных болот, окружённый только врагами, он остался верен своим идеалам.

В тридцать семь жизнь так приятна, многое ещё кажется возможным, и если бы жизнь Уокера была пощажена, он бы увидел более великие завоевания, новый Никарагуанский канал, сеть железных дорог, огромную эскадру торговых судов и самого себя императором Центральной Америки. Но молодой человек с золотыми галунами мог оказать эту услугу только при том условии, если Уокер обратится к нему как американец. Ему было недостаточно того, что Уокер был человеком. Уокера такое условие не устраивало.

«Президент Никарагуа, — сказал он, — это гражданин Никарагуа».

На рассвете его вывели на песчаный пляж, и когда священник поднял крест, он обратился к своим палачам, просто и серьёзно: «Я умираю как католик. Я был неправ, что пошёл на вас войной по приглашению жителей Роатана^[162]. Я прошу у вас прощения. Я со смирением принимаю своё наказание. Я бы хотел думать, что моя смерть станет добром для общества».

Три солдата выстрелили в него с расстояния в двадцать футов, но, хотя каждый выстрел попал в цель, Уокер остался жив. Поэтому сержант наклонился и из пистолета добил человека, который мог бы сделать его жителем империи рабовладельцев.

Если бы Уокер прожил ещё четыре года и применил бы свои способности на полях Гражданской войны, я думаю, он занял бы место в ряду величайших военачальников Америки.

И только потому, что люди его собственной эпохи уничтожили Уокера, нет причин, почему мы должны умалчивать об этом гениальном американце, величайшем из всех флибустьеров.

VI. Майор Бёрнхем, глава скаутов

Среди солдат удачи, о которых говорится в этой книге, есть те, кто прожили недолго, те, кто не были американцами, те, кто интересны, в основном, попытками или провалами.

Герой этой статьи совсем другой. Его приключения столь же замечательны, как приключение всякого мальчика, который ищет клад, закопанный за сараем, или выслеживает индейцев в своём саду. Но, помимо приключений, он привлекает наше внимание потому, что он не знал провалов, потому, что он принадлежит к нашему народу, к раннему и лучшему типу американцев, и потому, что до сих пор избежал смерти и сейчас, в добром здравии, занят в Мексике исследованием затерянного города. А вперемежку с этим он гоняется за индейцами яки, или они за ним гоняются.

Дома в Пасадене в штате Калифорния, где он иногда отдыхает почти неделю подряд, соседи знают его как Фреда Бёрнхема^[163]. Английские газеты дали ему титул «Короля скаутов». Позднее, когда ему дали официальную награду, его стали называть «Майор Фредерик Рассел Бёрнхем, кавалер ордена "За выдающиеся заслуги"».

Одни рождаются скаутами, другие становятся скаутами после тренировки. От своего отца Бёрнхем унаследовал инстинкт выживания в лесу. К этому инстинкту, который был в нём так же силён, как в олене или в пуме, он добавил образование, полученное в течение долгих лет в самых тяжёлых, безжалостных условиях джунглей, прерий и гор. Эти годы он учился терпеть самые страшные усталость, голод, жажду и раны. Он выучил мозг бесконечному терпению, а каждый нерв своего тела, даже своё сердце — абсолютному повиновению. Я не знаю людей, кроме Бёрнхема, которые предавались своей работе с такой серьёзностью, такой честностью и такой целеустремлённостью. Его скаутинг — это именно наука, как игра на фортепьяно для Падеревского^[164], и как Падеревский недостижим для других пианистов, так и этот американец недостижим для других охотников, лесных жителей и скаутов. Он читает природу, как вы читаете утреннюю газету. Для него движение ушей его коня такой же простой знак, как для вас автомобильный сигнал, и поэтому он может спасти из засады целый отряд. Он, как животное, может учуять близкое присутствие воды, а там, где вы увидите лишь скучный холмик, он разглядит тулью бурского сомбреро и дуло маузера. Он Шерлок Холмс дикой природы.

Он не только скаут, он также солдат, охотник, старатель и исследователь. Через десять лет тот инстинкт, который вёл его по тропе индейцев или кафров, сделал его экспертом по поиску медных, серебряных и золотых месторождений. Согласуясь с его советами, крупные синдикаты покупают или не покупают участки земли в Африке и Мексике, такие же огромные, как штат Нью-Йорк. В последние несколько лет в ходе экспедиций в неизведанные земли он как исследователь прибавил к нашему маленькому миру многие тысячи квадратных миль.

Бёрнхем совершенно не похож на вымышленных скаутов из «Шоу Дикого Запада»^[165]. Он не носит длинных волос, не употребляет слов, вроде «мексикашка» или «краснокожий». На самом деле, он очень много знает, он образован гораздо лучше многих людей, которые закончили «большую тройку» университетов^[166], и говорит на обычном английском, как будто живёт возле «Бостон Коммон»^[167], а не на границе цивилизации.

По внешнему виду он худощавый, мускулистый, загорелый, с прекрасно сформированной квадратной челюстью и замечательными голубыми глазами. Эти глаза как будто никогда не отрываются от вас, но в действительности они осматривают всё вокруг вас и позади вас, внизу и вверху. Говорят, что однажды, будучи с патрулём в вельде, он сказал, что потерял след, спешился и начал ползать на четвереньках, нюхая землю, как ищейка, и выискивая тропу, которая снова вывела бы патруль на дорогу, к основным войскам. Когда командир подскакал к нему, Бёрнхем сказал:

«Не поднимайте голову. На том холмике справа бурские коммандос».

«Когда вы их увидели?» — спросил офицер.

«Сразу же», — ответил Бёрнхем.

«Но я думал, что вы ищете потерянный след».

«Это чтобы буры на холмике так подумали», — сказал Бёрнхем.

Зрачки в его глазах очень маленькие, как в глазах животных, которые видят в темноте. Это заметно даже на фотографиях, приложенных к этой книге, а в том, что он может видеть в темноте, твёрдо уверены кафры Южной Африки. По поведению он спокойный, вежливый и очень скромный, хотя в нём нет робости. Лучшее доказательство его скромности — это те сложности, которые я встретил, собирая материал для этой статьи, причём сборы растянулись на пять лет. И даже сейчас я вижу, как он читает статью при свете костра и чувствует неловкость.

Отец Бёрнхема был пионером и миссионером в деревушке Тиволи на границе с индейской резервацией в Миннесоте. Это был суровый, очень религиозный человек, уроженец Кентукки, получивший образование в Нью-Йорке, где он закончил теологическую семинарию. Он замечательно владел навыками выживания в лесу. Матерью Бёрнхема была мисс Ребекка Рассел из хорошо известной в Айове семьи. Она была женщиной большой храбрости, которая в те дни, на том перекрёстке цивилизаций была крайне необходимым качеством. Одновременно она имела самый добрый и приятный характер. Такой характер она подарила своему сыну Фреду, который родился 11 мая 1861 года.