Записные книжки. Воспоминания. Эссе

— Членом Дома ученых я не состою. Но я состою в Литературной секции. И я там актив. Это сейчас все-таки единственное объединение.

— А кто там бывает в секции? Ну, Спиридонов, я знаю. А еще кто?

— Бывает такой Александров из университета... (Замолкает.) Ч.: — Не знаю, кто еще едет. Мы вдвоем не найдем дорогу.

— Дорога там очень простая. Трудно сбиться.

И.: — Я не знаю, как у меня там будет с едой. У меня нет масляных талонов. У меня есть двадцать грамм жира с собой. Я могу их предъявить.

— Чего ради? Вас никто не обязывает есть кашу с маслом. Ч.: — У меня вообще уже нет никаких талонов. Голос из-за соседнего стола: — Что же вы там будете есть? Ч.: — Траву. Траву буду есть. Меньше всего меня это беспокоит. Мне вообще полезно сейчас дня три не поесть.

— Ох, знаете, я тоже не знаю, что с собой делать. Толстею.

И.: — Я с собой английскую книжку взяла (у них кружок изучения английского языка под руководством Ч.). Я теперь никуда без английской книжки.

Ч.: — Очень хорошо. Я преподаю английский в одном военно-морском заведении. Мы там языком занимались. А потом они сами перетащили меня на литературу, на историю. Получается очень интересно. Я хочу у нас тоже так сделать. Например, взять гербы городов. Почему возник такой-то герб...

И.: — Очень интересно.

Ч.: — Такая настоящая старая Англия...

И.: — Мы там втроем с Наташей возьмем себе грядку вместе, чтобы работать и разговаривать по-английски.

— Товарищи, вы подождите, может быть, будет еще машина сегодня.

И.: — Это было бы хорошо и в смысле большей безопасности. Только, если ее ждать, можно пропустить поезд.

— Нет, это все рассчитано.

И. бывает у знаменитых людей. Бывает на всех литературных и т. п. вечерах. Интенсивно переживает свое участие в культурной жизни и испытывает потребность непрестанно об этом говорить. Занятая всем этим, на обстрелы не реагирует.

— Почему вы не были на Пушкинской квартире? Исключительно хороший был вечер. Вишневский так это хорошо повернул: умирающий Пушкин из последних сил стреляет в врага. Я помню, в Москве у Всеволода Иванова обедала, и как раз про какую-то книгу зашел разговор. Мне стало очень стыдно, что я ее не читала. Я сказала — мне очень стыдно, но я не читала. Помните, в институте мы привыкли стыдиться. Как, вы этого не читали? Да что вы! А Всеволод Иванов мне сказал: «Чего вы стесняетесь. Бросьте, пожалуйста. Не надо этого стесняться. Мы все очень заняты. Мы не можем читать все книги».

— Правильно. Конечно.

И.: — Вы вчера не были здесь на Лермонтовском проспекте? Такой ужас. Ну, Мануйлов, конечно, сделал доклад содержательный. Но после такого доклада это чтение! Единственный Донат Матвеевич Лузанов читал довольно хорошо. Но потом эта девушка! «И вот показалась голова!» И при этом делает такой жест (широко расставляет руки). В белом платье с оборочками, и вот такой жест. «И вот показалась голова...»

— Зачем же это нас угощают такими концертами?

Ч.: — Вообще было очень смешно. Я ведь «Демона» сама наизусть знаю, большими кусками. Она вдруг посередине забыла. У Лермонтова: «Где страсти мелкой жить». Она читает «Где страсти мелкой...». Потом забыла и повторяет: «мелкой только жить». И вышло: «Где страсти мелкой, мелкой...»

— Надо сказать, чтобы нам больше таких вечеров не устраивали. Время каждому сейчас так дорого.

И.: — Вот, например, у нас в Публичной был очень славный вечер памяти Маяковского. Был дельный доклад. Очень скромный. Но докладчица цитировала интересную книгу, которую я не знала.

— Чей доклад?

И.: — Одна наша сотрудница. Молодая. Как она? Забыла. Вы ее не знаете. Она широких задач себе не ставила. Но цитировалась очень интересная книга. Я ее не знала. Она вышла в Саратове. «Маяковский в боях». Там собраны разные факты о Маяковском в этой войне. Например, лозунги из Маяковского, вышитые на знаменах. Интерес к Маяковскому на фронте. Например, об одном командире, очень тяжело раненном. Он совсем умирал... Ему читали детские стихи Маяковского. И как он заинтересовался. Начал понимать Маяковского.

— Интересно. А здесь мне и доклад не понравился. Здесь он опять проводил параллели между Печориным и Онегиным. Я сама преподавала литературу в школе. Я знаю, как проводить параллели.

И.: — Так ведь писатели не ходят. Мануйлов говорит, когда я вижу, кто сидит в зале, я уж так и читаю... Я сама пошла, потому что она (культработник) пристала — пойдите, пойдите, никого нет из писателей. Сколько мы потеряли — три часа. Я уговаривала накануне Веру Михайловну пойти. У нее вчера очень болел зуб. Я ей позвонила и говорю — отчего вы не пришли, Вера Михайловна? Она спрашивает — хорошо было? Я ей говорю: очень хорошо! Чудесно! (Сообщила таким образом о своем знакомстве с Верой Инбер.)

— Надо поставить вопрос о том, чтобы нам таких вечеров не устраивали. Я поговорю с Петром Петровичем. Если устраивать что-нибудь, надо к этому как следует подготовиться. А то получается хождение из-под палки.

Ч.: — Надо устраивать так, чтобы это было достойно Дома писателей.

И.: — Правильно. Вот смогли же у нас в библиотеке провести вечер Маяковского. Надо подготовиться. Скоро, например, Тургеневские дни. Надо, чтобы каждый подумал, что он может.

Ч.: — Совершенно верно. Я, например, могла бы дать кое-что о его переводах.

И.: — Или по моей линии. Совершенно неизвестные материалы — Тургенев и детская литература. Он очень интересовался, писал предисловия, участвовал в журналах...

— Нет, довольно нам таких вечеров. Пусть их для широких масс устраивают. Для комсомольцев. Но не для нас. Сколько времени потеряли.

— Надо было уйти. Я ушла. Ну их.

— Зачем же такую дрянь для комсомольцев устраивать? Ее ни для кого не надо устраивать.

— Ну конечно. Разве комсомольцев теперь удовлетворит такое чтение. Вы думаете, они не поймут? Прекрасно все понимают. Но для нас зачем это устраивать? Сейчас война, осажденный Ленинград, нам надо работать. Я вчера должна была статью для «Звезды» кончить. Вместо этого я сидела сегодня с самого утра. И все равно задержу на один день. Я даже считаю, что огород сейчас важнее. Я знаю, что следующий номер «Пропаганды и агитации» будет весь посвящен этим урожаям, посевам.

— Мне тоже сейчас совершенно не хочется ходить на какие-то собрания, слушать доклады. Зимой — другое дело, зимой — хотелось. Сейчас хочется самой работать.

К столику, за которым сидит Н., присаживается почвенный писатель С.

С.: — Сколько же все-таки грамм в этой каше должно быть?

Н.: — Не знаю. Граммами не интересуюсь. Мне это совершенно безразлично. За исключением тех случаев, когда я дежурю.