Дневник А. А. Любищева за 1918-1922 гг.

Все великие успехи изучения материи вовсе так и остаются лишь в плоскости — кирпичей мироздания. Архитектуры мироздания они не касаются. Утверждение Демокрита, что весь мир состоит из атомов может в такой же мере быть верным, как утверждение, что в данном городе все здания без различия стилей состоит из кирпичей; о природе и сущности архитектуры они ничего не говорят и если в суждении о природе кирпичей средние века, может быть, действительно являлись темным пятном на истории человечества, то не были ли они гораздо более проникновенными в области понимания архитектуры, в частности, жизни. Несомненно, что факт господства Аристотеля в течение многих веков есть не более курьезный факт, чем господство дарвинизма в наше время, понимая под дарвинизмом в широком смысле именно метафизической материализм. И все те доказательства, которые обычно приводят в пользу господства авторитета в средние века, по существу ровно ничего не доказывают: обилие преследования свободомыслящих в те времена именно и показывает, что свободомыслие было более распространено, чем обычно думают; ведь изменили же арабы схему аристотелевских элементов (воздух, вода, огонь и земля) в свою собственную (ртуть, сера и соль). Если в средние века диспутанты клялись ни в чем не отступать от Аристотеля, то не так давно в медицинской присяге врачи присягали врачи присягали не отступать от того, чему их научили. В области биологии оковы, наложенные материализмом, не менее суровы, чем оковы средневековья и из-за них человеческая мысль до сих пор не вышла еще из пеленок.

Удивительной также явилась критика Алексеевым представлений Менделеева о совершенно неизменяемых и независимых элементах. По Д. В. различная субстанциональность элементов препятствовала бы их взаимодействию; опять та же догматичность: на основании чего мы утверждаем, что различные субстанции не могут взаимодействовать. Этот догмат, по-видимому, лежит и в основе психофизического параллелизма и других благоглупостей.

Вспоминая теперь впечатления от менделеевского съезда (кое-что записал на отрывках, но более по памяти), я с удовольствием констатирую, что главная польза от посещения съездов, в особенности чуждой специальности (я уже был на ботаническом, химическом и геологическом) заключается в том духе смелости, который они придают, не тем, что они подкрепляют собственные идеи, а тем, что показывают, как мало в сущности делают лица, достигшие более или менее известных степеней, кроме того, как слабо распространено сколько-нибудь сложное теоретизирование среди представителей экспериментальных наук. Неудивительно, что такие работы, как например, Федорова, остаются непонятными, не делается сколько-нибудь серьезных попыток их понять. Чугуев считается специалистом по периодической системе и однако он не дает даже крошки чего-нибудь оригинального; его собственные работы лишь подтверждение теории Вернера. Доклады его и многих других на менделеевском съезде лишь перепевы всем известных вещей и я, пожалуй, мог бы сказать много интересного и по поводу системы вообще, и в роли периодической системы, в частности. Всего на съезде я слышал 21 доклад и, кроме того, доклад Термена о радиомузыке с демонстрацией (авторы докладов Алексеев, Арбузов из Казани, Боровик, Л. Г. Гурвич, два доклада — Дукельский, Думанский, Кравков, Курнаков, два доклада Лазарев, два — Лукьевская, Павлов, Рождественный, Селяков, Семенов, Тищенко, Чугаев — два и Щикочихин — всего 17 человек).

Наиболее интересным для меня докладом явился двойной доклад Курнакова «О законе кратных отношений» и «Столетие со дня смерти Бертелле» как по самой постановке вопроса, так и потому, что он затрагивает вопросы, чрезвычайно меня интересующие, а именно: проблемы индивидуальности и целесообразности, а также связи естествознания и математики; он прямо закончил утверждением о том, что химия постепенно сделается геометрией и указанием аналогии между теорией групп и учением о равновесных системах. Укажу эти аналогии, хотя подробно о них Курнаков не распространялся и я не уверен правильно ли я все записал.

Мне эти аналогии не кажутся глубокими и как будто Курнаков очень поверхностно знаком со всем этим, привожу только как характеристику его мышления.

В вопросе об индивидуальности Курнаков считает, что разрывность (поклонниками чему являются Пру и Дальтон) не противоречит непрерывности: при мнимой разрывности могут быть неустойчивые соединения- участки (об этом есть и в работах Д. П. Коновалова).

Курнаков различает замечательные точки (максимумы и пересечения двух кривых) и сингулярные точки (особые); первые не связаны с законом кратных отношений (рис. 1), вторые (рис. 2)связаны, здесь кривая??? есть одна кривая с мнимой ветвью. Геометрически инвариантные диаграммы характеризуют химически инвариантные равновесные системы. Где нет сингулярной точки геометрически (рис. 3), нет и постоянства состава (сплавы металлов, силикаты, слюда, турмалин, гидрат окиси алюминия, цеолиты, белки), как будто вещество должно быть достаточно гибким, чтобы выдерживать различные условия своего существования — здесь уже элемент целесообразности, который был отмечен также каким-то другим примером (профессором Яковкиным) в дискуссии. Фазы постоянного состава скорее не правило, а исключение. Физико-химик подходит к понятию о веществе на чисто геометрической основе, а не требует выделения чистых веществ. Пру и Бертелле были правы, но понятия Бертелле были шире.

С моей точки зрения, здесь мы имеем, так сказать, геометрическое истолкование понятия индивидуальности и дальнейший, чисто геометрический анализ может быть позволит найти геометрические аналогии всем запутанным противоречиям этой проблемы.

С интересом прослушал доклад Л. Г. Гурвича (об адсорбции и о гетерогенном катализа), хотя мне кажется, что по силе ума Лев Гаврилович далеко уступает Александру Гавриловичу.

Нашумевшие работы Кравкова об оживленных пальцах оказались совсем не того калибра, как я ожидал; экспериментальная сторона совершенно не обработана с точки зрения определения погрешностей, а в теоретической Кравков обнаружил лишь свое полное непонимание электронов, ясное даже для такого профана, как я.

Пермь, 15 октября 1922 г.

Сам делал на нем доклад о палеонтологических критериях естественных систем организмов и прослушал, кроме того, 27 докладов 25 авторов (Болдовоев, Болховитинова, Борисяк, Гинзберг, Глинка, Дамперов, Заварицкий, два доклада Ксаев, Карпинский, Лихарев, Наливкин, Никифоров, Ноинский, Нумеров, Петровский о радиомузыке, Полынов, Прохоров, Рябинин, Скворчевский, академик Стеклов, Степанов, Тимофеев, Федоровский, Фредерико, Яковлев — два доклада). Доклад Болдырева меня в значительной степени разочаровал: он считается очень талантливым учеником Федорова. Доклад назывался: факты и гипотезы в области рентгеновской кристаллографии. Доклад был очень длинен и тягуч и для меня не дал ничего принципиально нового. Тем удивительнее для меня было, что его доклад вызвал всеобщий интерес. Это показывает лишь чрезвычайно низкую ступень развития у геологов и лишний раз показывает, что главная польза съездов для человека моего склада — придание смелости. Нечего бояться леса нагроможденных фактов, которые мешают якобы в наше время появиться универсальному ученику, могущему глубоко проникнуть в сущность значительного числа наук и философий. Нет препятствий и в наше время одному человеку к достижению великих истин. Огни, мешающие достигнуть до нее — это огни Логи и Зигфил, сумеющий сам выковать свой меч, сумеем добраться до истины.