Тени в переулке

После обеда Верховный подобрел. Он вызвал Серова, долго рассматривал его и сказал:

– Я располагаю агентурными данными, товарищ Серов, что вы не спите третьи сутки.

– Это дезинформация, товарищ Сталин.

– Только не надо обманывать. Немедленно спать, а как отдохнете, немедленно ко мне.

Серов, водители, его адъютант и генерал Ефимов действительно спали урывками, потому что лежали с автоматами вокруг дома. А два бериевских адъютанта охраняли только своего шефа.

Как сказал генерал Ефимов, Сталин боялся незнакомых людей, опасаясь покушений.

Спал генерал ровно два часа. Проснулся, умылся и пошел к Сталину. Серов постучал, получил разрешение, вошел в комнату. Сталин все так же склонялся над картой. Выдержав паузу, сказал:

– Товарищ Серов, завтра мы должны быть на Калининском фронте у Еременко. Остановимся в районе Ржева. Мы утром выдвинемся туда на поезде, вы летите на самолете и приготовите все к нашему приезду. Вот здесь, – Сталин показал точку на карте, – будете нас встречать.

Серов вышел и немедленно позвонил начальнику охраны тыла Западного фронта генералу Зубареву, чтобы он с пограничниками встретил его на аэродроме.

На аэродроме генерал Зубарев доложил:

– Иван Александрович, около Ржева есть маленькая деревня Хорошево. Всего дворов двадцать. Ее война обошла.

Они приехали в Хорошево, и Серов крайне удивился: все дома были целы, даже огороды распаханы, словно обитаемый остров в жестоком военном море. Прошлись по деревне и увидели чистенький, какой-то радостный домик. Зашли. Внутри побелка легко разрисована.

– Хозяйка, – сказал Серов, – в вашем доме генерал жить будет, так что вы его на три дня освободите.

– Ну что за жизнь! При немцах полковник жил, теперь генерал, когда от вас отдых будет?

– Скоро, хозяйка, – засмеялся Серов, – очень скоро.

– А генерал-то твой меня не обокрадет? Немецкий полковник даже глиняные горшки спер.

Серов и Зубарев расхохотались.

– Не сопрет он, хозяйка, твои горшки, – успокоил Зубарев.

Немедленно в доме навели порядок, протянули связь, во дворе соорудили летнюю кухню. Серов поехал на станцию, которая и была той точкой на карте, обозначенной Сталиным. Никакой станции не было. Стояла будка, и рядом с ней курил человек в железнодорожной фуражке и с футляром флажков на поясе.

– Сейчас покажется поезд, нужно его остановить.

– А как? – удивился железнодорожник.

– Флажками, сигналом.

– Да не умею я, сторожу здесь третий день, а до этого пастухом был.

– Давай флажки.

В Академии им. Фрунзе очень подробно читали лекции по военно-железнодорожному делу.

Появился поезд. Серов взял красный флажок и начал круговое движение. Поезд остановился. Первым вылез Берия. Не здороваясь, злобно выдавил:

– Зря ты в стрелочники не пошел.

Сталину дом понравился. Он умылся и сразу же соединился по ВЧ с командующим Калининским фронтом генералом Еременко. Минут десять Сталин орал на Еременко, что его фронт толчется на месте и не дает возможности другим фронтам развивать наступление. Окно было приоткрыто, и Серов впервые услышал, как Сталин матерится.

Поговорив, Верховный крикнул в окно:

– Серов!

– Я, товарищ Сталин.

– Это что за пограничник стоит у машины?

– Генерал Зубарев, товарищ Сталин, начальник охраны тыла фронта.

– Очень хорошо. Пусть привезет мне Еременко.

– Вызовет, товарищ Сталин?

– Нет, привезет.

Часа через полтора появились машины Еременко и Зубарева. Командующий фронтом увидел Серова и Берия и сильно побледнел. Серов подошел к нему, успокоил, сказал, что товарищ Сталин ждет.

Говорили Сталин и Еременко часа два. Уже стемнело, когда они вышли на улицу. Серов подошел к ним и доложил, что только что получено сообщение о взятии Орла и Белгорода. Настроение у Сталина сразу улучшилось, и он даже пригласил Еременко отметить это событие.

Ночью к Серову приехал капитан, старший розыскной группы, обрабатывающей пропажу машины. Он доложил, что машину и убитого водителя нашли, продукты пропали, на след нападавших вышли. Серов поблагодарил и приказал найти налетчиков.

Утром его вызвал Сталин. После разговора с Еременко он был явно не в духе.

– Я уезжаю. А вы рассчитайтесь с хозяйкой. Дайте ей рублей сто.

Сталин плохо знал цены 43-го года. На сто рублей можно было купить полбуханки хлеба или пачку папирос «Пушка».

– Товарищ Сталин, зачем ей деньги, – сказал Серов, – может, мы ей продукты оставим?

– Очень правильно. Так и поступим.

Серов проводил Сталина до поезда, а когда вернулся в деревню, увидел расстроенного Зубарева.

– Ты чего?

– Иван Александрович, неужели марочный коньяк и вино хозяйке отдашь?

– Ладно, бутылки можешь забрать себе.

Позвали хозяйку.

– Спасибо от меня и вашего постояльца, он вам все продукты оставляет.

Хозяйка вошла в кладовку. В ней лежали ящики консервов, шоколада, поленица сухой колбасы.

– Это все мне?

– Тебе, тебе, – засмеялся Серов.

– А кто ж это был у меня на хате?

– Товарищ Сталин.

Хозяйка ахнула и грохнулась на пол. Пришлось вызывать военфельдшера.

Когда все успокоилось, к Серову подошел Ефимов.

– А ты, Ефимов, как здесь? Почему со всеми не уехал?

– Сумел, Иван Александрович. Зубарев баньку обещал. Ты как? Если согласен, тогда пошли, Александрыч, кости попарим.

Банька была совсем рядом, за забором. Из нее валил пар. Серов вошел в горячую влажную баню и заснул, впервые спокойно за эти дни.

ПОСЛЕДНИЙ ГОД

У меня украли сапоги. Вечером 31 декабря, приводя все имущество в порядок, я вычистил и надраил их до зеркального блеска.

Но в комнате немедленно запахло, как в казарме. Гуталин в те годы был продуктом весьма пахучим, и я выставил их за дверь, в наш коммунальный коридор.

Утром, когда мы с моей барышней вернулись с новогоднего «разгуляя», который имел место быть в Болшеве, на недостроенной даче, то я сразу увидел, что сапоги исчезли.

Я знал, кто их реквизировал, но качать права не пошел, так как это было бесполезно. Я уже однажды нокаутировал этого клиента, но тяга кханке была сильнее него. Запивал мой сосед Сашка два раза в год. На месяц уезжал в «черный город», а в остальное время был вполне пристойным человеком.

Но мне в то утро было не до сапог, кстати сшитых на заказ в литерном военном ателье.

– Мы что, сапоги искать приехали? – спросила моя барышня Марина.

Вопрос был своевременный. Мы не спали всю ночь. За час до Нового года начали провожать 1951 год, а когда по радио часы пробили полночь, поздравили друг друга с Новым годом.

Компания собралась веселая. Студенты из ГИТИСа, ин-яза и две пары из МИМО (так в те годы именовался государственный институт международных отношений).

После первого тоста ребята и девочки из ГИТИСа приготовились показать нам новогодний институтский капустник. Только начали пробовать старое пианино и настраивать гитары, как за столом поднялся лощеный студент из международного и, поправив очки, произнес тост.

Он предложил нам выпить за здоровье великого вождя, любимого товарища Сталина. В комнате воцарилась гробовая тишина, и мы выпили наши рюмки. И сразу же ушел новогодний накал, словно кто-то с темной террасы погрозил нам пальцем.

Но мы были молоды, а капустник был действительно веселый, мой дружок Лешка Шмаков замечательно пародировал великих артистов. К середине ночи, когда отсмеялись над капустником, потанцевали, прилично выпили, у нескольких ребят сформировалось мнение, что очкастого надо отлупить.

Сказано – сделано. Несчастного очкарика поволокли на террасу. Мне не понравилось, что четверо бьют одного, и я решил вмешаться и отбить будущего дипломата. Потом он уедет работать за «бугор», вернется на хорошее место в МИД, потом уйдет в ЦК КПСС и станет референтом генсека. И везде, где ему представится случай, он будет гадить мне и по мелочам, и крупно.