Густав Малер

В ноябре 1890 года оппозиция устроила очередную провокацию. Подогретая слухами о возможном уходе Беницки, газета «Pesti Hirlap» потребовала отставки Малера: «Программа, которую он при вступлении в должность так гордо и самоуверенно провозгласил, не реализована. Под его руководством художественный уровень нашей оперы не возрос, а, наоборот, решительно упал… Если г-н Малер еще обладает чувством собственного достоинства, то ему ничего более не остается, как отказаться от поста, для которого он, как показала его двухлетняя деятельность, не обладает необходимой квалификацией!»

В январе следующего года переход Беницки на новую должность подтвердился. Место интенданта театра занял граф Зичи. Все музыковеды и историки сходятся во мнении, что по-музыкантски граф был полным профаном, при этом обладал гордыней и снобизмом, как и большими связями в венгерских руководящих кругах. Он имел свои представления, касающиеся будущего Королевской оперы, в рамки которых Малер явно не вписывался. Факт, что Густав превратил театр из дотационного в прибыльный, не убеждал нового руководителя, публично пообещавшего сократить права директора до минимума. Его самые первые распоряжения меняли порядок в опере таким образом, что Густав часто оказывался не у дел. Несмотря на свою дипломатичную речь, сказанную при вступлении в должность, тренд был понятен: в руководстве Королевской оперы назревали очередные изменения. Суть речи сводилась к следующему: «Почтенные дамы и господа, не ожидайте от меня какой-либо программы. Вы знаете мое прошлое, которое всегда было последовательно венгерским. Я хочу, чтобы национальное искусство достигло европейского уровня, пока еще с помощью иностранцев, позже нашими собственными силами».

В эти дни Густав тайно получил от директора Поллини из Гамбурга подтверждение возможности заключить контракт и начал вести свою игру. Он грамотно выстроил диалог с Зичи, согласившись перезаключить контракт и уступить все свои важные полномочия, получив взамен крупную компенсацию, равную его довольствию за два с половиной года. Зичи, обрадованный «капитуляцией» Малера, тотчас согласился с этим предложением и удовлетворил все его денежные требования, правда, увеличив Густаву количество обязанностей. После этого в соответствии с договоренностями интендант начал проводить репетиции лично, репертуарная политика театра теперь определялась его антивагнеровскими взглядами.

Следующим шагом Малера стало незамедлительное увольнение, из-за которого Зичи в глазах общественности оказался негодяем, изгнавшим талантливого руководителя, поднявшего разваливавшийся театр до столичного уровня. Людвиг Карпат описывает обстоятельства ухода Малера из оперы следующим образом: «Было около полудня, я шел из казармы к моей матери обедать, и тут перед расположенным против Королевской оперы кафе “Ройтер” столкнулся с Малером. Явно я был первый, кого он встретил; а ему нужно было передать свою “благую весть” хотя бы первому встречному. “Вы знаете последнюю новость? — заявил он. — Уже полчаса я больше не директор Королевской оперы. Я как раз иду из государственной кассы, там я получил неустойку в двадцать пять тысяч гульденов. А теперь можете узнать и вторую новость: у меня в кармане договор с Гамбургом, и в ближайшее время я уеду из Будапешта. В Королевской опере больше ноги моей не будет, пусть мой письменный стол приводит в порядок секретарь. Я рад, что могу уехать: дальше работать с графом Зичи невозможно”».

Четырнадцатого марта Густав опубликовал официальное обращение: «С сегодняшнего дня я ухожу в отставку с поста художественного директора Королевской венгерской оперы и передаю мне до того доверенное ведомство в руки вышестоящего лица. К сожалению, мне не предоставлена возможность проститься с местом, где я, прилагая усилия, работал почти три года, с будапештской публикой, которая так сердечно оценивала мои устремления, с персоналом Королевской оперы, который был мне предан. Я делаю это сейчас и здесь и связываю с этим мою глубокую благодарность столичной прессе за многостороннюю поддержку и признание, которые находила моя деятельность. Я расстаюсь с моим постом с сознанием верно и добросовестно выполненного долга и откровенным желанием, чтобы Королевская венгерская опера цвела и развивалась».

За время работы в Будапеште Густав получил незаменимый опыт, фактически заново создав театр и воплотив в нем собственные замыслы и идеалы. Под его руководством осуществились разнообразнейшие постановки. Среди них — моцартовские «Свадьба Фигаро» и «Дон Жуан», «Фиделио» Бетховена, вагнеровские «Лоэнгрин», «Золото Рейна» и «Валькирия», «Ловцы жемчуга» Бизе, «Фальстаф» Верди, «Сельская честь» Масканьи и даже малоизвестные «Тамплиер и иудейка» Генриха Маншера, «Царица Савская» Карла Гольдмарка, а также венгерская национальная опера «Банк Бан» Ференца Эркеля. Благодаря Будапешту состоялось весьма важное знакомство Малера с авторитетным бароном Беницки, протекторат которого продолжал сопровождать композитора многие годы. Не стали лишними деньги, доставшиеся ему в качестве отступных. На них Густав приобрел большую квартиру в Вене, куда переехали Отто и Эмма. Теперь можно было перестать злоупотреблять гостеприимством Лёра. Новый ангажемент, заключенный на шесть лет, обещал 14 тысяч марок в год, то есть чуть больше восьми тысяч гульденов или флоринов.

Публика, сознавая незаурядность Малера, была весьма ему благодарна. Его увенчали лавровым венком с вплетенными лентами цветов венгерского флага, а также подарили золотую дирижерскую палочку и вазу с памятной надписью: «Густаву Малеру, гениальному артисту, от его поклонников в Будапеште». А 20 марта на представлении «Лоэнгрина» в постановке Малера публика продемонстрировала свое отношение к его уходу. Первый акт оперы трижды прерывали овации и вызовы Густава на поклон. Для установления порядка на галерее пришлось даже вызывать полицию. Благотворно для Королевского театра деятельность Малера оценил даже входивший в ряды оппозиции Ференц Эркель. Ему принадлежат следующие слова: «Этот немецкий еврей был единственным человеком, который смог преобразовать многоязыкую до недавнего времени Венгерскую оперу в единый национальный театр».

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ

Двадцать второго марта Густав Малер покинул Венгрию, ровно через неделю состоялось его первое выступление в качестве дирижера гамбургской сцены. Вагнеровский «Тангейзер», исполненный под управлением бывшего руководителя Будапештской Королевской оперы, получил наивысшую оценку: впечатленные критики строчили помпезные рецензии, а присутствовавшие на представлении зрители тотчас стали горячими поклонниками до того момента малоизвестного им Малера. Сам виновник разгоревшейся шумихи, попав в очередной раз в новые условия, стал размышлять о своей дальнейшей работе в этом гостеприимном немецком городе. Имея особые исполнительские задумки, отвечавшие его идеалам, а также богатый опыт оперной практики, Густав стал искать новый путь, позволивший ему адаптировать уклад театра к его замыслам.

Весенний Гамбург был прекрасен и полон жизни. Воцарившаяся отличная погода благотворно влияла на здоровье, и болезненный Малер стал заметно лучше себя чувствовать. Город хранил немецкую музыкальную традицию, при этом не чуждался нового и встречал неординарного дирижера весьма приветливо. Пока Густав обустраивался, директор театра Бернхард Поллини предоставил ему в полное распоряжение свою виллу. Новая руководящая работа и в административном, и в художественном отношениях оказалась не только приемлемой, но и приятной. Всегда сопровождавшее каждый переезд волнение уходило, уступая место творческому вдохновению, что благотворно сказывалось на деятельности Малера. 18 мая под его управлением состоялась премьера «Тристана и Изольды», еще больше подогревшая разговоры о нем.

В городе в то время жил и работал тот самый Ганс фон Бюлов, неблагородно поступивший с Малером в Касселе. Здесь он организовал знаменитые серии своих симфонических концертов. Власть в театре принадлежала не только директору Поллини, но и ему. Именно Бюлов осуществлял музыкальное руководство театром, и благодаря ему слава Гамбурга распространялась на весь мир. Через месяц после приезда Малера Бюлов писал своей дочери: «В Гамбурге сейчас новый первоклассный оперный дирижер Густав Малер (серьезный, энергичный еврей из Будапешта), который, с моей точки зрения, по способностям равен величайшим (Моттлю, Рихтеру и другим). Я недавно слушал “Зигфрида” под его управлением… и был глубоко восхищен тем, как — без единой репетиции с оркестром — он заставлял этих негодяев плясать под свою дудку». Авторитетный музыкант, несмотря на свои антисемитские взгляды, не просто изменил мнение, признав в Густаве высокохудожественную личность, но и сразу сделался его большим приятелем. Старое разногласие безвозвратно ушло в прошлое. Выражая уважение своему молодому коллеге, одобряя и ценя его усилия, Бюлов преподнес Густаву лавровый венок с надписью «Пигмалиону Гамбургской оперы…», имея в виду то, что Малер сумел возродить весь театр. Густав, искренне желавший услышать бюловские музыкальные интерпретации, посещал его концерты так часто, как только мог. При этом, всегда сидя в первом ряду, он испытывал особое замешательство, когда на каждом выступлении знаменитый музыкант, увидев Малера в зале, в знак уважения кланялся ему со сцены. На протяжении всего концерта Бюлов не упускал ни малейшей возможности показать свое восхищение новым дирижером городской оперы. Во время исполнения самых красивых музыкальных сочинений Бюлов поворачивался и кланялся Густаву, как бы спрашивая: «Не кажется ли вам, что эта музыка прекрасна?» или «Почему я не должен этим гордиться?»