КГБ — ЦРУ- Секретные пружины перестройки

И еще пример, свидетельствующий о напряженной борьбе разведок в те годы. Однажды переводчик отделения ООН в Женеве пригласил в гости приятеля, советского гражданина, тоже работавшего в Швейцарии. Ну, как говорится, всякое бывает — после изрядной выпивки друзья подрались, и хозяин дома ударил своего гостя ножом. Вместе со скорой медицинской помощью на квартиру прибыла полиция. Был составлен протокол, который оба подписали. А кроме того, был подписано заявление об отказе от взаимных претензий, после чего полицейские сказали что уголовное дело возбуждено не будет.

Поскольку рана оказалась легкой, «приятели» решили скрыть происшедшее и договорились не сообщать о случившемся в наше представительство, полагая, что все обошлось без последствий. Однако, некоторое время спустя одного из них пригласили в полицию, где с ним провели беседу представители местной контрразведки. Открыто шантажируя его, они предлагали встать на путь сотрудничества с западной спецслужбой. Не добившись прямого согласия, дали неделю на размышление. А во время второй встречи практически завербовали этого человека, «поймав» его на так называемом компромате. Но оказавшись в сложной ситуации, советский гражданин нашел в себе мужество рассказать о происшедшем в постпредстве СССР. И по факту вербовочного подхода местным властям был заявлен официальный протест.

Факты неопровержимо свидетельствуют, что контрразведывательные подразделения КГБ испытывали в тот период повышенные нагрузки. Информация об активизации вербовочных акций, которые иностранные спецслужбы под руководством ЦРУ проводили в отношении советских граждан, поступала из множества стран, из самых разных географических точек. Безусловно, сказывалась координация деятельности иностранных разведок. А ведь ЦРУ, СИС и БНД поддерживали в тот период тесные контакты со спецслужбами 60 развивающихся стран.

Обширная статистика вербовочных акций позволила выявить еще один тактический прием, взятый на вооружение ЦРУ. Он заключался в том, чтобы предпринять массированную вербовочную атаку на советских граждан, работавших за рубежом в отрыве от официальных советских представительств и основной части советской колонии. Это были прежде всего учителя, стажеры, ученые, технические специалисты, сотрудники смешанных коммерческих фирм.

Вездесущие вербовщики ЦРУ, в том числе работавшие «под глубоким прикрытием», объявились во многих развивающихся странах Африки, Азии, Латинской Америки, Ближнего Востока. Там, где по мере расширения международного сотрудничества увеличивалось число наших специалистов, советников и преподавателей. Одновременно вербовочная и подрывная деятельность резко усилилась и на так называемом «канале» выезда советских граждан для отдыха и лечения в европейские социалистические страны. При контактах с простыми людьми, не искушенными в специфике разведработы, западные вербовщики действовали на удивление примитивно. Вот уж поистине, как в известной книге Ильфа и Петрова: утром — деньги, вечером — шпионские задания, вечером — деньги, утром — гостайны.

В те же годы наша контрразведка выявила другую характерную особенность подрывной деятельности иностранных спецслужб. В вербовочных подходах к советским специалистам и ученым они активно использовали «услуги» различных лиц, связанных с нашей страной этническим происхождением, — эмигрантов, перемещенных лиц, изменников родины, невозвращенцев и так далее. Из материалов следствия по делам впоследствие разоблаченных органами КГБ агентов видно, что многие вербовщики являлись членами различного рода эмигрантских организаций или состояли на службе непосредственно в ЦРУ США.

ПРЕЛЮДИЯ С ЯДОМ В КАМУФЛЯЖЕ

Особо надо отметить, что именно в те годы, когда взяла старт наступательная доктрина Рейгана, ЦРУ начало прибегать к беспрецедентным и самым грязным приемам по отношению к объектам своего вербовочного интереса. В частности, поступили сведения о том, что западные спецслужбы используют для компрометации некоторых советских граждан психотропные средства, запрещенные международными конвенциями.

Впервые органы КГБ столкнулись с таким фактом, когда проводили расследование обстоятельств вербовки одного из советских стажеров, который находился на практике в США. Выяснилось, что однажды во время ужина, организованного для него сотрудниками Национальной лаборатории ускорителей имени Ферми (г. Батавия, США), наш стажер вдруг потерял сознание и пришел в себя только на следующее утро. А спустя два месяца кадровые работники ЦРУ провели с ним вербовочную беседу, из содержания которой наш стажер К. сделал вывод, что во время того злополучного ужина в его пищу был тайно подмешан специальный психотропный аппарат. Затем, воспользовавшись его психическим состоянием, потерей самоконтроля и беспамятством, сотрудники разведки выудили у К. ряд сведений, интересовавших американские спецслужбы. Во время вербовочной беседы эти сведения и были использованы в качестве компромата. Причем, поразительно то, что для такой сомнительной «операции» ЦРУ не постеснялось использовать «крышу» даже всемирно знаменитой лаборатории имени Ферми…

Вскоре после того случая в нашу контрразведку стали поступать и другие аналогичные сигналы. Складывалась картина достаточно широкого применения американскими спецслужбами психотропных средств против советских граждан. Достаточно сказать, что во время моей работы во Втором главке (1982–1990 гг) в его оперативных подразделениях расследовалось более десятка подобных случаев. Такие же факты известны мне и по Афганистану, где я в 1980 году находился в служебной командировке. Там спецсредства весьма часто применялись «американскими советниками» в отношении наших военнослужащих, по тем или иным причинам оказавшихся в плену у душманов.

Скажу больше: в 80-е годы американские спецслужбы взяли на вооружение еще более циничные и бесчеловечные средства. Совершенно новым, я бы сказал, беспрецедентным явлением в деятельности разведки второй половины XX столетия было то, что сотрудники ЦРУ стали снабжать завербованных агентов из числа бывших советских граждан быстродействующими ядами для самоубийства в случае провала. Мотивировалось это следующим образом: чтобы избежать «мучений в застенках КГБ». Но в действительности этот примитивный, лживый довод служил прикрытием циничных расчетов ЦРУ — если разоблаченный агент покончит жизнь самоубийством, то не расскажет советским контрразведчикам о процессе вербовки и не раскроет другие интересующие их сведения. Действительно, беспредельный цинизм!

К сожалению, иногда ложь о «застенках КГБ» срабатывала. Мне известен, по крайней мере, один случай, когда разоблаченный агент, снабженный дозой такого яда, во время допроса выстрелил себе в рот из авторучки, в которой был закамуфлирован яд. Кстати, яд оказался не столь уж быстрого действия и отнюдь не безболезненным. У другого агента аналогичный яд находился в дужке очков. У третьего — внутри лекарственных таблеток.

Хочу повторить, что агентурно-вербовочная работа со стороны западных спецслужб приобрела в тот период очень широкий размах. Но бывали в ней своего рода курьезы. В частности, необычный случай произошел однажды в практике работы посольской резидентуры ЦРУ. Обстоятельства того дела складывались так.

У оперативного сотрудника одного из территориальных управлений госбезопасности В. возник конфликт с его непосредственным начальником, который дал В. негативную аттестацию, а также приостановил присвоение очередного воинского звания и повышение в должности. Обида за несправедливые, как считал В., притеснения оказалась столь велика, что он как бы в отместку решился пойти на преступление — на предательство. Будучи хорошо осведомленным о системе оперативно-технического контроля со стороны КГБ за посольской резидентурой, В. сумел скрыто изыскать возможности для того, чтобы негласно установить инициативный контакт с разведчиком-агентуристом из ЦРУ. Во время встречи он обещал передать американцам разведывательную информацию — конечно, за крупное вознаграждение. События развивались быстро: уже на следующий день состоялся обмен информацией и деньгами.