В небе - пикировщики !

Ожесточенный воздушный бой над аэродромом Красный Лиман продолжался в это тревожное утро более двадцати минут. Наши гвардейцы летчики-истребители храбро и мужественно сражались против шестнадцати Хе-111, двадцати семи Ю-87 и двадцати двух Ме-109. Земля помогала своим самолетам, находящимся в воздухе. В момент пикирования "Юнкерсов-87" бойцы батальона аэродромного обслуживания под ливнем бомб и пуль продолжали вести огонь из счетверенных зенитно-пулеметных установок и сумели сбить одного "юнкерса".

В наступивших сумерках долго еще был виден дым от догоравших на донбасской земле фашистских самолетов. К концу подходили самые памятные для меня сутки минувшей войны.

Песня, рожденная в боях

Ревущий автомобиль захлестывается грязью. Еще по-зимнему обжигает прорывающийся сквозь брезентовые боковины ветер, однако, запахи, принесенные им, уже напоены признаками весны...

Штаб Юго-Западного фронта собирает совещание. Из командиров обычных полков мне предстоит быть там, кажется, в одиночестве. Додумываться до причин этого бесполезно. Лучше поразмыслить над захваченными с собой бумагами. Но трясет отчаянно, кидает из стороны в сторону- едва успеваешь увертываться от штанг, поддерживающих брезентовый верх кузова. Нелегко разобраться и в прыгающих строчках.

Но строки акта сдачи мне этого полка предшественником не столько узнаю, сколько помню. Еще раз обращаю внимание на сводку боеготовности полка на сегодняшнее утро. До чего же схожи в них цифры! Формалист, пожалуй, скажет, что наш полк вернулся к тому, с чего начал. Да, борьба за Донбасс потребовала многого. Март оказался печальным. Достигший было полного комплекта и по количеству самолетов и по личному составу 39-й полк потерял 10 самолетов и 23. человека из летного состава. Из строя выбыла чуть ли не целая эскадрилья. За каждый успех в этой ожесточенной борьбе мы платили дорогой ценой. 19 марта, например, семерка "Петляковых" под прикрытием пяти гвардейских истребителей из зайцевского полка прорвалась к Терновой. Нашим бомбовым ударом уничтожено до роты гитлеровцев, 14 автомашин и 3 танка противника. Но в этой схватке сгорели и два экипажа нашего полка. Не стало еще шестерых товарищей.

Уже нет среди нас командира эскадрильи коммуниста майора Канаева. На всю жизнь запомнился мне этот офицер: скромный, молчаливый, внешне даже несколько замкнутый. Но подчиненные понимали своего командира, любили его. С ним они вели боевую работу мужественно и с подлинным мастерством. Вспоминаю несколько боевых вылетов.

Разведка установила район крупного сосредоточения мотопехоты гитлеровцев. Необходимо было накрыть бомбами готовящегося к наступлению врага. Счет на минуты, иначе удар обрушится на боевые порядки трех дивизий наших войск, с трудом удерживающих оборонительные рубежи. Через пять минут командиры экипажей разбегаются по своим машинам, через четверть часа сомкнутый строй девятки Канаева навис над вражеским резервом. По его команде самолеты расходятся на дистанции, обеспечивающие им самостоятельность действий. Еще минута, и каждый из командиров кораблей, выбрав цель, сваливает свою машину в пологое пикирование. Девять дымных всплесков обозначают прямые попадания в центрах вражеского сосредоточения. Через несколько минут на трехсотметровой высоте эскадрилья смыкает свой строй, и бомбовый залп второй серии ложится по колонне танков и бронетранспортеров гитлеровцев. Разворот со снижением-и сплошной шквал огня из всего бортового оружия рассеивает фашистских пехотинцев.

Резерв, изготовленный для удара по нашей обороне, разбит. Всего двадцать шесть минут потребовалось на это эскадрилье майора Канаева...

Развернувшись над Чугуевом, полковая колонна без истребительного прикрытия вошла в зону цели. В два захода сбросили бомбовые кассеты. Заполыхали фашистские танки. Но не успели мы пережить заслуженного удовлетворения, как шквальный огонь тщательно скрытых пулеметов охватил всю нашу колонну. Сверху насела восьмерка "Фокке-Вульфов-190". Разом вспыхнули три "Петлякова". Резким разворотом влево я вывожу полковую колонну из-под двухслойного перекрестного огня. Машина Канаева принимает на себя разящий удар вражеских истребителей. Самолет комэска загорелся. Но сквозь дым и пламя все еще настойчиво прорывается ниточка трассы, посылаемая твердой рукой воспитанника Канаева стрелка-радиста Н. Коряко. Задымил атакующий истребитель, но в этот момент самолет Канаева врезался в землю. Через два дня неожиданно для нас Н. Коряко вернулся в полк. Он был выброшен из пылающего самолета в крону ветлы. Придя в себя, захоронил командира со штурманом и возвратился в полк...

В тот же день над той же целью погиб храбрейший летчик Григорий Хуторов. Оборвалась необычайно многообещающая жизнь разностороннего человека, не только мужественного воина и волевого человека, но и чуткого сердцем поэта. Его стихи легли в основу многих песен, спетых в 39-м полку. Гриша относился к слову столь же строго, как и к боевому оружию. Хорошо помню выступление Хуторова на конференции разведчиков 17-й воздушной армии,

- Шаблон плох везде. В полете он смертельно опасен.

Зал стих. К трибуне повернулись лица. Сидящий в президиуме командующий 17-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации В. А. Судец улыбнулся, одобрительно склонил голову, и карандаш его быстро побежал по блокноту. А Григорий продолжал:

- Разведчик должен разглядеть каждую складку местности. Значит, полет должен быть бреющим. Увидел населенный пункт - знай: на подступах тебя подстерегают вражеские зенитчики. Зазеваешься ты - не прозевает смерть. Обходи населенный пункт вдоль околиц по широкой дуге. Огнем тебя не достать, а улицы, постройки и деревья тебе видать со всех сторон. Стало быть, укрытую вражескую боевую технику и живую силу засечешь точно. Сложна ориентировка на бреющем. Одному штурману она не по плечу. Стало быть, все - на помощь штурману. Командир должен вести общую ориентировку по курсу, подсказывать штурману, что досмотреть надобно, а стрелок должен ждать штурманской команды, приглядеться к тому, что убежало под хвост. Не хочешь стать легкой добычей для "мессеров" или "фоккеров" - помогай командиру: смотри вверх и вокруг. Генерал Судец прищелкнул пальцами, прошептал: - Молодчина-то какой!

Хуторов посмотрел на генерала, еле заметно улыбнулся и продолжал:

- Недавно летчик нашего полка Журавлев со штурманом Ботовым и стрелком-радистом Атражевым возвращались с задания и на обратном пути обнаружили танковый резерв противника. С пикирования они зажгли танки, попав в стоящую недалеко колонну бензозаправщиков. Редкая удача! Секрет ее прост. Экипаж действовал в хорошо изученном районе: малейшее изменение наземной обстановки не могло укрыться от его глаз.

Разведчику бомбы - не помеха, но все должно быть в разумных пределах. Побольше запас горючего - увеличиваешь дальность и время полета, больше добудешь разведданных. Больше боеприпасов к бортовому оружию- не дашь сбить себя с курса вражеским истребителям, да и наземным целям с бреющего урон нанести можешь.

Командующий воздушной армией, обернувшись, что-то говорит начальнику штаба и редактору армейской газеты. Через несколько дней выступление Григория Хуторова было напечатано в газете и положено в основу приказа по армии.

- Сейчас об этом легко рассказывать,- продолжал тогда Хуторов,- а начало было трудным. Первые разведполеты наш экипаж совершал на высоте трехсот-четырехсот метров: избегали зенитного огня противника. Но детального изучения наземной обстановки не получалось. Перешли на бреющий полет. Зенитное прикрытие населенных пунктов заставляло на подступах к ним совершать набор высоты "горкой". И вот однажды на кабрировании у населенного пункта получили зенитный снаряд в хвост. От "горок" отказались. Перешли на сплошной бреющий полет. Наши товарищи стали натыкаться на проволочные сетки. Мой экипаж был подбит над населенным пунктом организованным ружейным и пулеметным огнем. Мы тогда с трудом дотянули до своей территории, сели на "брюхо" и вывели из строя винты. Это заставило крепенько призадуматься. Теперь перешли на метод, о котором я вам рассказал.