Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Над всем этим, как аэростат компании Goodyear, висел проект Coca-Cola под названием Project Infinity. Это «был один из тех проектов, когда компьютер каждого был подсоединен к мужскому туалету, чтобы точно знать, сколько там потребляется мыла», — говорил о нем Аллен. Даже само название — Project Infinity—как будто указывало на то, что он потребует бесконечных расходов на фоне постоянно уменьшающейся прибыли⁴. Аллен был в бешенстве. Он хотел знать, что конкретно Coca-Cola собирается получить за потраченные миллиарды, как Infinity решит базовые проблемы компании. ⁴⁶³

Баффету все это не нравилось, но он не показывал вида. С подобными проблемами разной степени серьезности он сталкивался почти во всех компаниях, в которых был членом совета директоров. Поэтому он сказал себе: «Так поступают все и всегда. Люди из IT-отделов все время хотят заполучить последние и лучшие технические новинки. Как с этим можно справиться?»

«Из-за компьютерных проектов мы, видимо, не будем дополнительно продавать акции Coca-Cola и вместо увольнений будем нанимать на работу еще больше людей. Продавцы требуют, чтобы программное обеспечение и техническое оснащение обновлялось каждые два года, иначе система перестанет работать. Так что это даже не одноразовые расходы.

Контролировать расходы, связанные с обновлением технологий, — одна из самых сложных задач менеджмента. Это особенно трудно в Coca-Cola, потому что успешная компания похожа на богатую семью. Когда ты богат, очень трудно соблюдать дисциплину в расходах».

Баффет, конечно же, управлял своей компанией, как и своей богатой семьей, совсем по-другому.

От Дона Кью, который оставался лучшим другом местных производителей в Coca-Cola, приходили еще более тревожные новости. Он уже уволился из компании, став главой Allen & Со, но Гойзуэта оставил его советником при совете директоров. Так что Кью оставался такой же частью Coca-Cola, как и раньше. От Кью Баффет узнал, что Айвестер диктует условия бутилировщикам просто неслыханным образом. Это очень взволновало его, потому что успехи Айвестера в прошлом были связаны именно с перестройкой отношений Coca-Cola с местными партнерами. Теперь на тот же самый рычаг Айвестер давил так сильно, что вековое сотрудничество между компанией и бутилировщиками было разрушено²⁰. Кью превратился для последних в нечто вроде исповедника²¹. Местные производители были готовы поднять бунт. В это время Айвестер лишил Кью официального поста, что было глупо, потому что на самом деле он нуждался в его поддержке. Может быть, Айвестер и был могущественным «королем Артуром», но Кью был «волшебником Мерлином» Coca-Cola и относиться к нему нужно было с должным уважением.

Давление на партнеров вновь поставило вопрос о том, понимает ли в действительности Айвестер, что делать со снижением темпов роста продаж. Философией Coca-Cola всегда были дружеские отношения с клиентами. Но Айвестер выступал за решение проблем бизнеса с помощью бухгалтерских методов и продолжал накладывать «маскирующую косметику» на лицо Coca-Cola, в то время как Кью, Аллен и Баффет видели роль CEO в том, чтобы сделать бренд Coca-Cola как можно более популярным в мире.

Если Гойзуэта выстраивал компанию до последнего дня, а его главным помощником был Айвестер, который и получил за это награду, став CEO, то почему Айвестер вел себя по-другому? Один из членов совета директоров объяснял это так: «Конечно, финансовый комитет был важнейшим центром, но он не мог стать центром глобальным, это не подходило для такой маркетинговой компании, как Coca-Cola. В этом не было вины Айвестера. Совет директоров подчинялся Гойзуэте даже после его смерти, выполняя его желания и сделав начальника отдела финансового инжиниринга новым CEO Соке».

И все-таки Баффет был уверен, что проблема, столь очевидная для него, не так очевидна другим. Всю осень он пребывал в состоянии крайнего беспокойства, отмечая недочеты в работе Айвестера. Ко Дню благодарения ограниченность его возможностей в качестве члена совета директоров вкупе с проблемами Coca-Cola почти довела его до нервного срыва²².

Затем журнал Fortune, меньше двух лет назад назвавший Айвестера «CEO XXI века», опубликовал о нем критическую статью, обвинив в трудностях компании²³. Это был плохой признак. Удача редко улыбалась тому, о ком Fortune (что переводится как «удача») отзывался подобным образом, особенно если раньше лицо этого менеджера появлялось на обложке журнала вместе с хвалебной статьей о нем. Такое публичное сбрасывание с пьедестала означало, что влиятельные люди, которых репортеры Fortune использовали в качестве источников информации, крайне недовольны и готовы выбросить на свалку плюшевого медвежонка, которого когда-то любили тискать.

Сразу после Дня благодарения Герберт Аллен позвонил Баффету. «Я думаю, у нас проблема с Айвестером, — сказал он. — Мы выбрали не того парня». Баффет согласился²⁴. «Собственно, это все», — сказал Аллен. Они начали разрабатывать план.

По их оценкам, потребовалось бы больше года, чтобы заставить членов совета директоров согласиться с мнением, что Айвестер должен уйти. «И это, — говорил Аллен, — будет иметь катастрофические последствия для компании. Поэтому мы решили просто сказать им о том, что мы чувствуем».

Аллен позвонил Айвестеру и сказал, что он и Баффет хотят его увидеть. Договорились встретиться в Чикаго, где Айвестер делал остановку после встречи с представителями McDonalds.

Холодным облачным днем, в среду 1 декабря, они прилетели в Чикаго. Хорошо известный всем буйный нрав Айвестера заставил Баффета не идти на открытую конфронтацию. Он спрятал свое недовольство, как моллюск прячется в раковину. Позже сообщалось, что Баффет на этой встрече был совершенно спокоен. Мужчины перешли к делу без всяких преамбул²⁵. Бесстрастным голосом Баффет и Аллен сказали Айвестеру, что они ценят его усилия во благо Coca-Cola, однако их доверия он лишился.

Но формально Айвестер так и не был уволен. У Баффета и Аллена не было для этого достаточных полномочий. «Он мог выиграть голосование в совете директоров и знал это», — рассказывал Баффет.

Айвестер воспринял новость стоически. Он бросился обратно в Атланту, чтобы через четыре дня организовать телефонную конференцию совета директоров. Все это время те пребывали в полном недоумении.

В воскресенье Айвестер заявил совету директоров, что пришел к выводу — он не подходит для управления компанией. Он немедленно уходит в отставку. Это было как раз то, на что рассчитывали Баффет и Аллен. Но Айвестер добавил, что переходного периода не будет, он уходит в тот же день. Пока пораженные члены совета молчаливо слушали, он объяснял, что это его добровольное решение. И это была правда в том смысле, что он добровольно решил не дожидаться, пока в его кабинет войдет «расстрельная команда»*.

Директора стали задавать ему вопросы. Он болен? Что-то серьезное случилось с компанией? Почему никто ни о чем не предупрежден? Стоит ли менять руководство так неожиданно? Но Айвестер стоял на своем²⁶.

⁴ Даже если бы совет директоров поддержал Айвестера, он бы оказался в значительно более ослабленной позиции. Он понимал, что Баффет и Аллен не уйдут из совета директоров, а Аллен и Баффет — что даже если Айвестер отдаст себя на милость совета директоров и выиграет этот бой, то все равно не задержится в компании надолго.

Когда-то, несмотря на некоторое сопротивление, совет настоял, чтобы Айвестер запечатал в конверт лист бумаги с фамилией своего преемника на случай, если ему на голову упадет кирпич. Теперь конверт был вскрыт. Это был Дуг Дафт, возглавлявший Ближневосточный и Дальневосточный отделы Coca-Cola. Дафт уже собирался уходить на пенсию, но совет директоров (в том числе Баффет и Аллен) немедленно сделали его преемником Айвестера. Альтернативные кандидатуры, похоже, всерьез не обсуждались.

Встречные обвинения начались, когда акции на рынке стали падать⁴⁶⁴. Инвесторы догадались, что Айвестер ушел под давлением. В частных разговорах с несколькими членами совета он рассказал, что случилось на самом деле. Члены совета осознали, что их использовали (и восприняли это с разной степенью недовольства).