Защита Зимнего Дворца

– "Господин полковник, я приказываю арестовать этого большевика", – указывая на Лохвицкого Коменданту Обороны, горячился министр.

– "Черт знает что! Второй офицер оказывается большевиком!" – кончил, приходя в себя, Пальчинский и, отвернувшись от поручика к строющимся юнкерам, стал торопить построение.

"А, вы пришли! Это превосходно. Вот, господин министр, офицер, за которого я вам ручаюсь", – указывая на меня Пальчинскому, продолжал Комендант Обороны.

"Не зевайте", – бросил я юнкерам и подошел к начальнику Обороны с докладом о положении вещей внизу и об аресте мною, за странное поведение, вольноопределяющегося, в котором я подозреваю матроса, но в чем убедиться документально не успел.

– "Где он? А этот! Отлично сделали, что арестовали. Я уже хотел это сделать, но он как-то ускользнул из глаз. Поручик Скородинский, примите и допросите…

А вы, принимайте командование взводом и отправьтесь очистить от большевиков ту часть Дворца, что примыкает к Эрмитажу, откуда они все больше и больше наполняют Дворец", – отдал мне приказание Комендант Обороны, указывая на строющихся юнкеров.

– "Приведите их скорее в порядок", – обратился ко мне министр.

"Слушаюсь! Взвод равняйсь!" – и слова команды покрыли шум. "Разрешите идти, господин министр?" – спросил я у Пальчинского, когда назначенные мною взводный и отделенные командиры заняли свои места и произвели расчет.

– "Да вы план Зимнего знаете?" – справился у меня министр.

"Никак нет!" – "Господин полковник, дайте поручику провожатого. А где комендант здания? Он где-то здесь был", – спрашивал министр.

– "Так точно, я тут, господин министр!" – подлетел молоденький прапорщик в широчайших галифэ.

– "Вот, вы пойдете вместе со взводом и укажете путь самый короткий и так, чтобы…, ну, поднявшись еще на этаж, спуститься к ним в тыл сверху… Одним словом, чтобы зайти в тыл. А со стороны ворот тоже будут приняты меры", – высказал соображения министр.

– "Виноват, господин министр, я буду совершенно бесполезен… я… я не знаю ходов соединений помещений Дворца. Я только недавно вступил в должность и за сложностью обязанностей не успел еще ознакомиться", – оправдывался в своем незнании своих обязанностей шикарный комендант здания.

– "Это черт знает что!"… – вскипел министр. "Я сам пойду с вами!" – отнесся он ко мне. "Подождите одну секунду", – и он подошел к Коменданту Обороны, отдававшему какие-то распоряжения юнкерам связи.

Я воспользовался этим перерывом и спросил поручика Скородинского о результате допроса.

– "Да и допрашивать не пришлось. Сразу сознался, что все время болтался здесь и вел наблюдение, но на вас он даже не сердит. Слышите – хохочут подлецы." "Ну, всех благ. Министр идет." Я бросился к взводу. Министр кивнул головой. "Смирно! На плечо! Ряды вздвой!

Направо! Шагом марш!" – подал я команду, и взвод двинулся.

– "Сколько юнкеров?" – справился министр, идя рядом со мной.

"27 человек", – ответил я.

– "Достаточно. Эти негодняи очень трусливы. Важна внезапность", – проговорил министр и смолк.

Министр тоже не знал расположения ходов во Дворце, а поэтому вел на лобовой удар, а не в тыл.

Гулко неслись шаги взвода по длинным корридорам и лестницам, взбудораживая отдельные группы и фигуры юнкеров, большей частью бесцельно слонявшихся по Дворцу.

Но вот и корридор 1-го этажа. Опомнившиеся Ораниенбаумцы держали некоторый порядок. Стояли кое-где парные часовые, а перед выходом под арку к воротам стояла застава. При нашем появлении они заметно оживились.

Взвод же, ведомый министром Пальчинским, также подтянулся и взял тверже ногу.

"На месте!" – скомандовал я перед выходом, выжидая пока министр наведет справку о положении на баррикадах.

– "Баррикады в наших руках, там же почти все в руках большевиков. – Прямо!" – закончил министр.

Эхо ружейной и пулеметной трескотни смешивалось с пискливым жужжанием пулек, пронизывающих арку вдоль от ворот ко двору.

"По одному, – прямо, бегом!" – скомандовал я, бросаясь через арку к противоположным дверям первого этажа второй части Дворца.

Перебежка протекла благополучно, без ранений. В знакомом уже мне вестибюле оказалась группа юнкеров, ведших какое-то совещание. Я и министр накинулись на них с вопросом, где большевики, и что они сами делают.

– "Большевики тут, за следующей залой скопляются, у лестницы", – ответили спрошенные.

– "Прекрасно, присоединяйся к нам!" – крикнул министр, бросаясь дальше. Я бежал рядом. Но вот зал с лестницей наверх. По залу в отдельных кучках раскинуты солдатские и матросские фигуры, вооруженные с пят до зубов.

С криком: "Сдавайся!" – направляюсь к лестнице, чтобы отрезать выход на лестницу. Первая пара юнкеров мчится туда же за мной. С нами, рядом, министр.

Вбегающие юнкера, с винтовками наперевес, ошеломляют группу и первое мгновение воцаряется растерянность, местами превратившая матросов и солдат в столпников.

"Нас мало, а их много. Они разбросаны, а мы вбегаем лишь с одной стороны", – мелькает в голове, и я, оборачиваясь, ору слова команды, как будто бы за мной идет бригада; ору, словно меня режут на куски. У лестницы, куда стоявшие у нее матросы и солдаты вдруг бросились удирать, замахиваясь гранатами, но только замахиваясь, а не кидая их, очевидно, из боязни переранить своих, министр Пальчинский, находившийся все время рядом со мной, склоняется ко мне своею длинной фигурой и кричит мне в правое ухо: "перестаньте орать, словно вас режут, – я не могу слышать!" – Но я бросаю фразу, что так надо, и продолжая крик, устремляюсь на лестницу. Перед поворотом ее в обратную сторону вверх, моя пара юнкеров и я задерживаемся, чтобы обезоружить и стащить вниз пару пойманных матросов. И в этот момент я замечаю, что эффект нашего появления дал прекрасные результаты: несколько десятков человек уже обезоружено, а несколько в стороне, вправо от лестницы, группа юнкеров с тремя офицерами, бывшая до нашего появления в плену у нашего противника, уже устремляется к винтовкам и гранатам.

– "Освободившиеся юнкера и офицеры сюда!" – кричит Пальчинский. – "Дальше спешите!"… – бросает он мне. Но дальше бежать мне не с кем. Но несколько секунд, и ко мне подбежало человек 7 – 9 юнкеров и прапорщиков, и мы снова несемся вперед, но уже по лестнице. Ближайший матрос, все поворачивающйся в своем бегстве, словно затравленный зверь, пытается стрелять, но неудачно, и он спотыкается. Честь схватить его первым принадлежит мне, несмотря на горячее желание этого достигнуть у прапорщика. Вырываю револьвер и сталкиваю вниз к юнкерам, для ареста, для отнятия гранат, и снова несусь дальше за обогнавшим меня прапорщиком и двумя юнкерами слева. Но вот, лестница кончилась, и преследуемые нами матросы и солдаты несутся уже по огромному залу.

Теперь их больше. Вместе с ними, в безотчетном страхе, удирают те товарищи, что в спокойном настроении спешили вниз в 1-ый этаж.

В зале мы снова освобождаем небольшую группу юнкеров, из которых некоторых посылаю отвести вниз новых, захваченных пленных, и снова дальше. Министра уже с нами нет. Он остался внизу закреплять успех.

Но вот и этот зал кончился и налево перед нами, – мной, прапорщиком и четырьмя, пятью юнкерами, – новый зал с корридором впереди. В этом зале повторяется то же, но с тою разницей, что захваченные было в плен юнкера и находившиеся в нем уже сами при нашем появлении срываются со всех сторон и, набросившись на столы, с лежащими на них кучами гранат, помогают задерживать и обезоруживать своих бывших сторожей, пустившихся было наутёк.

"Разве ты солдат?" – набросился я на замахнувшегося гранатой "большевика".

Тот заморгал глазами от моего вопроса.

"Я тебя, скотина, спрашиваю. Опусти руки, когда с тобой разговаривает офицер!" Он покорно опустил занесенные руки с гранатами.

"Положи на пол! Ведь не умеешь их держать! Еще себя взорвешь!" Солдат затрясся, положил гранаты и вдруг заревел.

"Сволочь, на офицера руку поднял!.. Ну ладно… ты не виноват. Тебе голову замусорили другие. Знаю… Не бойся… Жив останешься!" – говорил я ему и в то же время уже осматривал это поле битвы, к огромному счастью, совершенно бескровное.