Это было на рассвете

— Танкисты молчат. Должно, остались без боеприпасов, — заговорил разговорчивый Милованов.

— А может быть, пушка с пулеметом неисправны? — предположил Чистов.

Оба оказались правы. Танкисты помочь огнем не могли. Да подавить минометную батарею врага, сосредоточившуюся на дне оврага, из танковой пушки было практически невозможно.

— Я, кажется, придумал. Идиотов заставлю замолчать, — проговорил Милованов, увидев невдалеке противотанковую пушку врага.

Пока ремонтники прилаживались к поврежденной машине, Милованов открыл огонь из пушки. Ему, прикипевшему душой к технике, было достаточно несколько минут, чтобы разобраться во вражеской пушке. Боеприпасы лежали неподалеку.

Фашисты были ошеломлены, когда «заговорила» их пушка. Ремонтные работы подходили к концу. Неожиданно почти рядом с Миловановым разорвалась мина. Зампотех, схватившись за грудь, пошатнулся, присел на лафет, затем упал на снег.

Прибежавшие Чистов и старшина Старцев его, смертельно раненного, на руках понесли, к танку. Вся грудь Милованова была пробита осколками. Орден Красного Знамени на его гимнастерке — в крови.

— Прости, Анатолий, не успел, опередили… — последний раз обведя глазами боевых друзей, процедил сквозь зубы Милованов и застыл на руках своих побратимов.

Ясным утром 20 января в боевом строю стояли танкисты батальонов Платицына и Цешковского с автоматчиками моторизованного батальона Нефедова. Четкая команда начальника штаба бригады, стройного, сурового на вид подполковника Юренкова «Бригада, р-р-равняйсь!» прокатилась по скованному морозом лесу. В этот момент не то от далекого орудийного, раската, не то от легкого ветерка с некоторых веток начал осыпаться выпавший ночью свежий пушистый снежок.

Среднего роста, плечистый, немного сутуловатый комбриг генерал Б. И. Шнейдер, приняв доклад Юренкова, сказал:

— Войска Ленинградского и Волховского фронтов под Ленинградом и Новгородом прорвали глубоко эшелонированную оборону гитлеровцев. Наша бригада для развития успеха наступающих частей вводится в прорыв…

Танкисты и автоматчики, преодолевая яростное сопротивление противотанковой обороны врага, стремительной атакой ворвались в Григорово. Тем самым они отрезали пригороды Новгорода от центра и начали уничтожать рвавшихся из города на шоссе гитлеровцев. Их автомашины, тягачи с прицепленными орудиями не могли свернуть с дороги — мешал глубокий снег.

Дорога была завалена вражескими трупами и разбитой техникой. Новгород нашими частями опоясывался железным кольцом почти со всех сторон. К этому времени осталась единственная дорога в направлении Кшентицы — Сутоки, по которой противник в панике отступал на Лугу — Уторгош. Что он мог сделать, когда наши танкисты с автоматчиками отрезали и эту дорогу?

В разгаре боя комбат Платицын запрашивал по рации у командира второй танковой роты капитана Григория Телегина:

— «Легендарный-2» (Платицын своих командиров рот называл «легендарными»), почему стоишь на месте? Полетела гусеница?

Ротный ответил:

— Вытаскиваю фрицевские лапсердаки из гусениц.

Действительно, вражеских солдат и офицеров валялась столько, что нельзя было продвигаться на танке, не наезжая на них. Танкистам приходилось или самим, или просить пехотинцев, наступающих вместе с ними, вытаскивать или вырубать топором намотавшееся на гусеницы обмундирование вражеских солдат.

Не хотелось мне писать эти строки. И все же решился, под влиянием воспоминаний о горестных днях нашего отступления в начале войны, когда, отстаивая каждый метр родной земли, геройски гибли, горели боевые товарищи. Тогда мы поклялись отомстить фашистам. И мстили беспощадно. Пусть знают живые, что ждало гитлеровцев, навязавших нам войну.

Особенно кровопролитными были бои в поселке Мясокомбинат, где дислоцировалась авиационно-полевая дивизия Гитлера. Внезапно ворвавшиеся танки с пехотой на борту вызвали неимоверную панику во вражеском стане.

Однако гитлеровцы, в серо-зеленых шинелях с голубыми погонами, не думали сдаваться. Они, пытаясь спастись, несколько раз контратаковали. Но каждый раз мощным огнем были отброшены с большими для них потерями. Оставшиеся в живых, не сумев убежать, а многие в одних кителях, пьяные, попрятались в подвалах, сараях, снежных сугробах, под брезентом, которым было накрыто авиатехническое имущество. Их вылавливали.

Комсорг автоматной роты старший сержант Лысяков, раненный в левую руку, стрелял одной рукой. О своем ранении не доложил никому, хотелось бить захватчиков.

Комбат Платицын несколько раз приказывал по рации своим «легендарным»:

— Прикройте противнику выход на дорогу: по глубокому снегу далеко не уйдут. — Потом запросил у «легендарного-2»: — Доложи, где находишься?

Ответ последовал немедленно:

— Нахожусь в ресторане, мучаюсь с окосевшими.

У комбата даже сердце екнуло. Подумал: «Неужели наши автоматчики перепились в ресторане?» Платицын и не мыслил, что допустил непорядочность сам Телегин. В это время в микрофоне послышалось беспорядочное дудение в трубу. «Надо еще раз уточнить, а потом следовать туда самому», — решил комбат.

— «Легендарный-2», доложи толком, что за дудение у тебя и кто — окосевшие? — еще раз запросил он Телегина.

— Тут фрицевское казино. Много пьяных фашистов, даже не могут выговорить «Хайль Гитлер!» — последовал ответ.

Наконец-то Платицын облегченно вздохнул.

Начало смеркаться. Лейтенант Лавренов приказал автоматчику Юсупову Муллагалею Тунбагалиевичу (смелого и шустрого автоматчика любовно величали в части «Михаилом Гавриловичем») охранять духовые инструменты и гитлеровцев, выволоченных из подвала ресторана. А сам со взводом собрался вылавливать других уцелевших фашистов.

— Вон, смотри, похоже, кухня мчится с ужином к нам. Встречай ее с музыкой, а то может проскочить вперед, — уже на бегу в шутку бросил Лавренов.

В сумерках со стороны Новгорода приближалась какая-то машина с прицепом.

«Командир якши пошутил — встречай кухня на музыка. Будет много почет повару. И кто будет играть? Я больше понимаю шашлык. А в подвал сколько баран, ай-ай! Но как же остановить кухню? Если самому выйти на дорогу, то могут убежать фрицы. Идти вместе с ними, — заберут или пробьют пулями блестящие никелированные трубы», — подумал Юсупов.

— Ай! Раз командир приказал, мой юрта на краю, ешь последняя шашлык, только не подавись, — вслух пробормотал он и строго приказал пленным, показывая на лежавшие трубы:

— Айда ду-ду песня «гоп со смаком»!

Гитлеровцы не понимали, что от них требуется, тупо смотрели на автоматчика. Юсупов изменил приказ:

— Айда ду-ду «Катюша», тогда никс пу-пу.

Попытался сам спеть куплет, На этот раз один из немцев догадался, что русский автоматчик приказывает играть «Катюшу», тогда расстреливать не будет. Пленные быстро напялили на шею трубы и заиграли. Оказалось, что они были из музыкальной команды и знали мотив «Катюши».

Почти совсем стемнело. Белоснежная территория поселка от разрывов и обильно пролитой крови стала черно-багряной. Юсупов вывел оркестрантов на дорогу вовремя: из-за строения показалась ожидаемая им кухня. Но что такое? Возле него остановился танк комбрига Шнейдера с прицепленной к нему трофейной немецкой зенитно-автоматической тушкой «Эрликон». Пленные музыканты, увидав танк, налегли на свои трубы, что есть духу.

Юсупов, получивший позже нагоняй от начальства, старался никому не рассказывать о своей ошибке. Но шила в мешке не утаишь.

Поздно вечером бригада сделала остановку в нескольких километрах от города. Надо было уточнить обстановку, пополниться боеприпасами, горючим и подтянуть тылы. В направлении Сутоки — Богданово была выслана подвижная разведывательная группа под командованием начальника разведки бригады капитана С. М. Урсова.

Пробираясь по лесам и болотам, разведчики по глубокому снегу в морозную ночь прошли десять с лишним километров и на рассвете осторожно подошли к Сутокам.

— А ну, останови машину! — махнув рукой механику-водителю, спокойно проговорил Урсов и спрыгнул с борта легкого танка. Тут же к нему подбежали командир роты автоматчиков Гребцов, взводные Крылов, Когут, Железнов и Манчинов, командир роты противотанковых ружей Иванченко с командиром взвода Ильиным.