Жанна дАрк

Возвращаясь со святым сосудом, переданным им аббатом Жаном Канаром, четверо "заложников" повстречали длинную процессию каноников, епископов и прелатов, сопровождавших короля, который, по-видимому, провел ночь в архиепископском дворце, а затем вступил в собор под пение псалмов. Обе створки больших врат были открыты, стук лошадиных подков смешался с приветственными возгласами людей, столпившихся как вне собора, так и внутри него, – в этот день четверо всадников, доставивших сосуд, въехали в собор на лошадях.

Церемония начиналась с того, что король давал требуемые клятвы; затем под пение "Те Deum" благословлялись знаки королевской власти: корона, золотые шпоры, скипетр, а также – с начала XIV века – то, что называют "рукой правосудия", нечто вроде второго скипетра из резной слоновой кости. И, наконец, само миропомазание – основная часть ритуала – таинство, подобное конфирмации или посвящению в орден. Король пал ниц на ступенях алтаря, в это время запели литанию святых; затем архиепископ, находившийся рядом с королем, мажет ему святым миром голову, грудь, плечи и руки. Король, одетый до этого в штаны и рубаху, рассеченную на груди и спине, облачается в тунику и шелковую мантию; после помазания миром кистей рук он натягивает перчатки, затем ему на палец надевают кольцо как символ союза и единения короля со своим народом. И наконец, на голову королю возлагают лежавшую на алтаре корону, но до этого двенадцать пэров (шесть светских и шесть духовных лиц) держат ее над головой короля, пока его ведут от алтаря к возвышению, где находится трон. И вот он появляется во всем королевском величии – вспомним изображения на печатях того времени.

"В час, когда король был миропомазан и также когда ему на голову возложили корону, все закричали: "Ноэль!" И трубы зазвучали так громко, что казалось, своды церкви рухнут. И во время этого таинства Дева постоянно находилась рядом с королем и держала в руке свое знамя. И было так отрадно видеть короля, державшегося с большим благородством и достоинством, а также Деву. И Богу лишь известно, были ли вы здесь желанны". Так рассказывают три анжуйских дворянина, которым было поручено описать церемонию королеве и ее матери.

После того как архиепископ и пэры дали клятву верности, Жанна, встав на колени и обняв ноги короля, сказала ему, обливаясь горючими слезами:

"Милый Король, отныне исполнено желание Бога, который хотел, чтобы я сняла осаду с Орлеана и привела вас в этот город Реймс принять ваше святое миропомазание, показав тем самым, что вы истинный король и тот, кому должно принадлежать королевство".

Хронист описывает возбуждение, охватившее всех при этих словах: "И она вызывала великую жалость у тех, кто видел ее".

Действительно, Жанна присутствовала на церемонии, там также находились ее отец и мать, Жак д'Арк и Изабель Роме. Тот факт, что Жанна – а в тот момент все признавали, что ее участие сыграло основную роль, – находилась ближе к королю, чем другие капитаны, подтверждают нам и ее враги, которые спросят у нее: "Почему на миропомазании короля ваше знамя занимало в Реймском соборе место лучшее, чем знамена остальных капитанов?" На что Жанна даст здравый ответ: "Оно хорошо потрудилось, и справедливо, чтобы оно было в чести".

Жан Жерсон и Кристина Пизанская

Жители Реймса, присутствовавшие на этой торжественной церемонии, ликовали. Следует вспомнить и о впечатлении, подобном удару грома, которое произвело во Франции и за ее пределами это неожиданное для всех миропомазание.

По правде говоря, еще до миропомазания короля появились два опуса, в которых речь шла о Жанне, один из них сочинил некий ученый из Парижского университета, но текст не сохранился до наших дней. Зато в нашем распоряжении имеется ответ на этот выпад богословов из Парижского университета. Это творение человека хорошо известного – Жана Жерсона. Какое-то время ему приписывали авторство "Подражания Иисусу Христу". Бывший хранитель печати Парижского университета знал, как никто иной, царивший там дух – он был вычеркнут из списков и исключен из университетской корпорации за свои взгляды [54]. С 6 июля 1418 года его имя больше не значится в реестрах. Находясь на Соборе в Констанце [55], он узнал, что Париж оказался в руках англо-бургундцев, и не пожелал возвращаться туда. Прожив некоторое время в Австрии, он едет в Лион, где встречается с братом, в то время приором ордена целестинцев [56]. Написанное им в июне 1429 года произведение в защиту Жанны, которая только что так блестяще повернула ход событий, – скорее всего, его последнее творение, так как он скончался 12 июля, до миропомазания в Реймсе.

Много лет тому назад Жан Жерсон выступил в защиту другой женщины – Кристины Пизанской. Строки произведений Жана Жерсона и Кристины Пизанской во многом созвучны. Кристина Пизанская, свидетельница удивительных событий, воскликнула:

Имя Кристины, поэта и историка, которую герцог Бургундский Филипп Смелый незадолго до смерти попросил написать историю своего брата, "мудрого короля Карла V", было широко известно. Она неустанно призывала своих современников к миру. Когда англичане вошли в Париж, она покинула город и удалилась, по всей вероятности, в монастырь Пуасси, где была монахиней ее дочь:

И вдруг она видит, что занимается заря, на которую уже было потеряли надежду; в течение одиннадцати лет она хранила молчание, бросила писать, а если и сочиняла, то только стихи, походившие на молитвы, и вот к ней вернулось вдохновение, она вновь берется за перо, чтобы прославлять эту женщину, эту неизвестную девочку, только что одержавшую победы, на которые, как считалось, были не способны даже мужчины:

Ее вновь обретенный поэтический пыл неистощим:

56 строф, 448 стихов – и вот она в общих чертах, история Жанны; она напоминает, как Жанну допрашивали ученые, прелаты, а главное, как она показала себя:

Она вспоминает главным образом о миропомазании и короновании, которые свершились вопреки всем надеждам:

И наконец, в заключение:

Чувствуется, что Кристину Пизанскую буквально переполняет восторг от "потрясающих событий". Это последнее дошедшее до нас произведение Кристины, которая в данном случае выступила, причем великолепно, в двух ипостасях: историка и поэта своего времени.

Она не могла знать произведение другого поэта, своего современника, также прославлявшего Жанну – примерно в то же время, в июле 1429 года, – правда, в прозе, но в прозе, полной поэзии. Речь идет об Алене Шартье, которого можно считать первым автором стихотворений в прозе:

"Вот она, та, что, как кажется, пришла не из земной юдоли, но ниспослана Небом, дабы поддержать голову сраженной Галлии… О дева необычная, достойная похвал и славы, божественных почестей, в тебе величие королевства, ты светоч лилии, ты свет, ты слава не только французов, но и всех христиан".